Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 1-2) Страница 29

Начальник жестом остановил его.

— Знаю я эту песенку. Дрянь. Поете, однако, превосходно. Не хуже, чем этот, ну как его… Меня еще жена на концерт водила… Не вспомню. Молодец, вольноопределяющийся! Чувствуется школа. А «артисты», которых подобрали вы, Лавр Константинович, похожи на банду головорезов. И репертуар сомнительный. Солист у нас теперь есть. Нужно, чтобы остальная «труппа» его не скомпрометировала. В Сан-Плачидо вы будете иметь дело с очень неглупым противником. — Жуковский немножко подумал и объявил. — Знаете что, извольте-ка во всех художественных вопросах слушать унтер-офицера. Вы, Романов, целиком и полностью отвечаете за артистическое прикрытие операции. Произведете отбор талантов по собственному усмотрению. Ясно?

— Так точно, ваше превосходительство!

Алеша встал и вытянулся. И Козловский тоже вскочил.

Из тона, каким было произнесено это самое «Ясно?», следовало, что решение принято, разговор окончен.

Смотр талантов

Час спустя Романов сидел у штабс-ротмистра, готовясь к смотру отобранных для поездки агентов. Всё происходило так стремительно, что Алеша как-то забыл об оставшемся под салфеткой «штейер-пипере». Формального согласия унтер-офицера на участие в операции так никто и не спросил. Это вроде как само собой подразумевалось.

После выхода из генеральского кабинета Козловский ни на минуту не оставлял молодого человека одного, так что не было решительно никакой возможности собраться с мыслями. Князь отвел нового сотрудника в костюмную и велел подобрать для него цивильное. Накормил ужином в столовой. Сообщил кое-какие дополнительные сведения. А там уж пора было идти принимать экзамен — срочно истребованные к штабс-ротмистру таланты собрались и ждали в коридоре.

Князь немного нервничал за своих выдвиженцев.

— … В смысле репертуара его превосходительство, конечно, прав, — говорил он. — Есть некоторые сомнения. Сам я буду при вас аккомпаниатором. В детстве меня много мучили игрой на фортепьяно. Матушка мечтала, что я пойду в консерваторию. Слава Богу, папаша отдал в корпус… Но как играть, помню. Меня в полку на праздниках всегда за пианино сажали. Могу и «Польку-бабочку», и «Кирасиры-молодцы». В сущности, если есть ноты, сыграю что угодно. — Лавр Константинович вдруг засмеялся. — Хорошая мы с вами будем парочка. Певец сухорукий, концертмейстер колченогий. Зато остальные участники труппы молодец к молодцу, сами увидите. Кого запустить первым?

— Кого угодно.

— Лютиков! — гаркнул Козловский, повернувшись к двери. И пояснил. — Это будет наш иллюзионист. Ну, или просто фокусник. Очень нужный для дела человек. Вы уж, Алексей Парисович, будьте к нему поснисходительней.

В кабинет развалистой походкой вошел сутулый человек с неподвижным лицом, черты которого наверняка заинтересовали бы сторонника криминально-физиогномической теории Ламброзо.

Вместо приветствия подозрительный тип дернул углом ртом в сторону штабс-ротмистра, а в Алешу всверлился жестким, как фреза, взглядом.

— Давай, — приказал князь, — показывай. Только о приветливой улыбке не забывай. Я тебе объяснял!

Губы Лютикова скривились в презрительной ухмылочке. Он извлек из кармана колоду карт и с невероятной ловкостью погонял ее разноцветной радугой из ладони в ладонь. Выудил первую попавшуюся — это оказался туз треф. Скривился, порвал на мелкие кусочки. Снова перетасовал, снова вынул — туз треф. Порвал. И так третий раз, четвертый.

— Покажите колоду, — сказал Алеша.

— Пажа-алста.

Все тридцать шесть карт были на месте. Трефовый туз тоже.

Картинка 05

Лютиков перемешал колоду, не глядя выудил из нее злосчастного туза, предал лютой казни.

— Покажите теперь!

Ага, карт осталось тридцать пять!

— Туза нет, — констатировал Романов.

— Как это нет? Вон он он.

Иллюзионист извлек целого и невредимого повелителя треф из Алешиного нагрудного кармана.

— Ну как? — спросил гордый за своего кандидата Козловский. — Правда молодец? Над улыбкой только надо еще поработать.

— Вашбродь, корму подымите, — попросил фокусник. — Со стула.

И вынул из-под штабс-ротмистра еще одного трефового туза. Потом из-под правого погона. Из-под левого. Из княжьего уха. Из-за воротника.

Сказал с растяжечкой:

— Самая поганая карта. Никакой от нее жисти нет.

— Как вы это делаете? — заинтересовался Алеша.

Ответом ему была лишь снисходительная усмешечка.

— Филя — легендарный «медвежатник», — объяснил штабс-ротмистр, любовно глядя на Лютикова. — Любые сейфы, как орехи, щелкает. Как началась война, проникся патриотизмом, с уголовным прошлым покончил. Ты ведь в завязке, Лютиков?

— До победы над немцем — железно, — пообещал патриот.

С тяжелым вздохом Алеша развел руками:

— Ну, если нужен для дела, пускай будет. Пойдет как артист оригинального жанра.

— Молодец, Лютиков! — Козловский просиял. — Зови сюда Гулыгу. Это, Алексей Парисович, «волкодав», мастер по захвату. Отобран в отряд, потому что здорово сочиняет комические куплеты. Имеет у сослуживцев большущий успех.

На смену уголовнику явился мелкий мужчинка с несоразмерно большими руками, в которых он держал кокетливую гармонику.

— Здравия желаю! Прикажете исполнять?

— Валяй! С душой, как умеешь!

Физиономия Гулыги вся пошла мелкими лучиками, один глаз хитро подмигнул.

— Й-эх!

У моей молодкиНа бахче арбузы.Чуть пониже подбородку,Чуть повыше пуза!

Певец изобразил при помощи своего музыкального инструмента огромный бюст, и князь зашелся смехом. Отбивая каблуками подобие чечетки, Гулыга исполнил второй куплет, еще заковыристей предыдущего:

У моей голубкиАж четыре губки.Две для поцелуя,Две для пользы …обчества!

Князь от хохота согнулся пополам, обессилено замахал рукой. Зато Алеша сидел мрачнее тучи и после первой же строки третьего куплета («У моей Аниськи…») прервал выступление:

— Спасибо, господин Гулыга. Можете идти. — А когда за кандидатом закрылась дверь, отрезал. — Нет, Лавр Константинович, для Швейцарии это не годится.

— Да? — Козловский был обескуражен. — А нашим всем нравится… По захвату у меня, впрочем, еще один кандидат есть. Эй! — крикнул он. — Давайте сюда Никашидзе!

Минуту спустя из коридора, грациозно покачивая бедрами, вошел умопомрачительный франт: сверкающий пробор, усишки в ниточку, атласная жилетка, на пальце — огромный сверкающий камень, отчасти похожий на бриллиант.

— …Джиуджицу знает, всеми видами оружия владеет. Особенно по холодному мастак, — дошептывал штабс-ротмистр.

— А что может для концертной программы? — строго спросил вошедший в роль экзаменатора Алеша.

— Покажи что умеешь, Никашидзе.

Брюнет сахарно улыбнулся, зачем-то расстегнул модный широкий пиджак.

— Ничего, если попорчу-с? — кивнул он на черную, школьного вида доску, где была прикноплена большая фотокарточка какого-то бородатого господина, а внизу мелом написано: «Капитан Отто Зингер, он же Лейбович, он же Лошадников».

Взмахом руки князь показал: можно.

Быстрым движением агент откинул полу пиджака. Блеснули какие-то металлические полоски — Романов даже не успел их разглядеть. Несколькими бросками, до того стремительными, что у Алеши замелькало в глазах, Никашидзе кинул один за другим четыре ножа, которые вонзились в снимок по периметру лица, оставив его нетронутым.

Подержав многозначительную паузу, Алеша обронил:

— Ну, предположим. Хорошо бы еще какую-нибудь барышню беззащитной внешности — в качестве мишени. Тоненькую блондинку с кудряшками. Чтоб публика охала.

Штабс-ротмистр виновато развел руками:

— У нас барышень нет, и уж особенно — беззащитной внешности. Может, на месте наймем какую-нибудь. Ты как думаешь, Георгий?

— Зачем наймем? Добровольно пойдет-с. Не извольте беспокоиться, ваше благородие.

Картинка 06

Кавказец пригладил завиток на виске, самодовольно улыбнулся.

— Что ты ходок знаменитый, мне известно, но как ты с иностранкой объяснишься?

— Обижаете, ваше благородие. Мне хоть эфиопку — всё одно-с. У Георгия Никашидзе осечек не бывает.

— Ладно, принят. Зови Булошникова. Это, Алексей Парисович, на амплуа силача. Наш Илья Муромец. Что-нибудь взломать, поднять, вышибить. Не человек — паровоз. Десять пудов на плечах выносит. Картотека, надо полагать, тяжеленька.

Очень большой человек, задевший дверной косяк сразу обоими плечами, сказал неожиданно тонким, бабьим голосишком: