Николай Далекий - Ромашка. Страница 29

Послышался глухой, неясный шум — нестройный топот ног нескольких сотен людей. Оксана вздрогнула и опустила глаза. Она услышала песню. Это была старинная рекрутская песня.

Налий, мамо, стакан рому,бо я їду до прийому.Гай, гей, уха–ха–ха,бо я їду до прийому.

На студенческих вечерах художественной самодеятельности часто исполняли эту песню. Андрей запевал, Оксана вторила, хор подхватывал припев. Зал гремел аплодисментами, зрители кончали: «бис», «повторить». Полный успех. Но разве тогда им, молодым, счастливым, был понятен до конца горький смысл песни, разве умели они передать всю ее тоску и безысходность?! Только теперь она слышит, как должна звучать по–настоящему эта песня.

Девушка подняла голову. Колонна, окруженная конвоирами, точно река в узких берегах, заполнила дно выемки. Молодые хлопцы и девчата — кто с котомкой за плечами, кто с узелком и чемоданчиком в руке — шли тесными, нестройными, все время путавшимися рядами по шесть человек в ряд. Провожающие с обеих сторон надвигались на колонну. Конвоиры кричали, грозили оружием, отталкивали выдавшихся вперед людей прикладами. Но это не помогало — пространство, отделявшее колонну от толпы, суживалось.

Ой машина ти залізна…

— раздался низкий, сочный мужской голос — одинокий, тоскующий.

Тотчас же девичий гибкий, наполненный искренним, но беспомощным сочувствием, подхватил:

…куди милого завезла?

Какой–то немецкий солдат–конвоир, отпугивая провожающих, пустил в воздух короткую очередь из автомата. В то же мгновение Оксана услышала за спиной отчаянный злобный крик: «Стой! Стой!» Она быстро оглянулась и увидела Тараса. Сторонясь кустов, хлопец с бледным лицом, прижав к груди кепку, мчался, точно заяц, к выемке. Отстав шагов на сорок, за ним, тяжело бухая сапогами, бежал красный от натуги полицай с карабином в руке.

Людвиг неторопливо поднялся на ноги.

— Что случилось?

Отвлекая его внимание, Оксана показала рукой в ту сторону, откуда раздалась автоматная очередь.

— Кто–то хотел бежать из колонны.

Его задержали. Подполковник усмехнулся и язвительно уточнил:

— Он изъявил желание убежать, но конвойный возвратил его на место.

Оксана пропустила шпильку мимо ушей. Скосив глаза, она наблюдала, как Тарас, выставив вперед левое плечо, гибкий, как вьюн, с разбега влетел в толпу.

— Задержите! Стой! — орал полицейский, подбегая.

Оксана повернулась к Людвигу. Ее опасения были напрасными — летчик смотрел на небо и хлестал голой веткой по голенищу сапога. Подполковник Вернер был занят своими мыслями.

Полицай расталкивал людей в толпе.

— Дорогу, черти! Пропустите!

Толпа заколыхалась. Конвоиры поднимали головы, беспокойно поглядывая по сторонам; ряды в колонне спутались. «Найдет, — подумала Оксана, — Тараса задержат. Единственный выход — вскочить в колонну, смешаться с теми, кого отправляют в Германию. Неужели не догадается?» Но Тарас догадался. Оксана увидела его в колонне. Он шел в белой рубахе (очевидно, успел снять в толпе верхнюю, темную), надвинув на лицо козырек кепки. Молодец, умница! Заметил ли он ее, пробегая мимо? Заметил. Вот он смотрит на нее и, подняв голову вверх, на несколько мгновений закрывает глаза. Он дает ей понять, что случилось что–то ужасное и уже непоправимое, просит ее быть начеку.

Полицай мечется между конвойными. Глазастый, негодяй, он нашел хлопца. Боже! Узнал…

Колонна разорвалась надвое и остановилась. Вокруг объяснявшего что–то полицейского столпились конвоиры. Сейчас Тараса выведут из колонны. К месту происшествия бежал высокий офицер, очевидно, начальник конвоя.

— Людвиг! — голос Оксаны звучал резко и требовательно. — Я прошу вас вмешаться. Смотрите, что происходит… Какой–то негодяй полицейский получил взятку и хочет освободить одного из тех, кого отправляют на работу в Германию.

— Анна… — изумился летчик. — Что с тобой? Какое тебе дело?

Девушка нетерпеливо топнула ногой.

— Я не переношу подлости. Эти полицейские предают нас. Он должен получить по заслугам. Идите!

— Но ведь там есть начальник конвоя. Ты думаешь — полицейский сможет обмануть его?

— Вы еще не знаете этих негодяев, — Оксана была в отчаянии. — Он скажет, что это важный преступник и его разыскивает полиция. Он наговорит бог знает что, лишь бы получить хорошую взятку. Людвиг, я прошу вас, вмешайтесь. Скорее!

Она требовала, просила, умоляла. Никогда еще Вернер не видел Анну такой возмущенной и такой жалкой. Пятьдесят десятин земли! Из–за них она готова грызть людям глотки. Людвиг пожал плечами, швырнул ветку в сторону и быстро широким шагом, почти бегом начал спускаться к шоссе.

Оксана стояла на холме. Она провела рукой по лицу, слегка касаясь кожи кончиками вздрагивающих пальцев, перевела дыхание. Спокойно! Она сделала все, что было в ее силах. Дальнейшее зависит от Людвига и начальника конвоя. Анне Шеккер остается роль бесстрастного наблюдателя. Что случилось с Тарасом? Где он встретил полицая? Если смышленный, бывалый хлопец решил бежать, значит, это был его единственный путь к спасению.

Где–то позади, довольно далеко, раздались выстрелы. Продолжая следить за Людвигом, Оксана прислушалась. Били карабины сердито, беспорядочно, заглушая редкие пистолетные выстрелы. Вот и ответ… Тарас появился с той стороны, где сейчас раздается стрельба. Ясно — он попал в засаду. Провал? Похоже.

Людвиг протолкался сквозь толпу и подоспел к куче конвоиров в тот момент, когда Тараса уже вывели из колонны. Вот к ним подбежал взбешенный начальник конвоя. Он козыряет подполковнику. Людвиг, строгий, корректный, что–то ему объясняет. Все брошено на весы — чья перетянет. Там, в выемке, среди шума и гама толпы, им, конечно, не были слышны выстрелы. Лицо Тараса кажется разочарованным. Он понял, что говорит Людвиг, и начал игру. Полицейский пока что ничего не понимает, стоит с раскрытым ртом. Начальник конвоя толкает хлопца в колонну. Вот, красный от гнева, он выхватывает у полицейского карабин и бьет его прикладом по лицу. Громкая команда. Конвоиры стреляют в воздух. Толпа отшатнулась, колонна тронулась, ускоряет шаг. Все!.. Через час эшелон будет отправлен со станции. Таким эшелонам предоставляют зеленую улицу. Пройдут сутки, и Тарас будет далеко. Его учить не надо — при первой же возможности попытается убежать.

Оксана закрыла глаза. Неожиданная победа не радовала ее. Девушка чувствовала, что надвигается более серьезная опасность. Кого захватит она своим грозным крылом? Что ж, Оксана давно ждала этого момента — слишком уж долго продолжалась идиллия Анны Шеккер. Всему бывает конец.

Подняв с земли платочек Людвига, Оксана направилась навстречу летчику. Ничего не сказав и даже не взглянув друг другу в глаза, они, точно по молчаливому уговору, пошли обратной дорогой, удаляясь от шоссе.

Стрельба на окраине давно стихла. Оксана насчитала около восемнадцати выстрелов. Видимо, при задержании кто–то оказал сильное сопротивление.

— Ну, ты довольна, Анна? — спросил Людвиг, не глядя на девушку.

— Вполне. Мы выполнили свой долг. Летчик хмыкнул.

— Особого удовольствия я не испытал. У этого сопляка была такая огорченная физиономия, когда он снова попал в колонну. Но ты была права — полицейский, несомненно, получил взятку и хотел выручить мальчишку.

— А как полицейский?

— Боюсь, что его дела плохи. Он… — Людвиг не договорил и пристально посмотрел вперед. — Гляди: что–то горит. Пойдем, там пожар.

Подполковник Вернер взял девушку под руку и торопливо повел туда, где за зеленью садов подымались черные клубы дыма. Оксана не стала его отговаривать. Она трезво оценила обстановку. Предложение пойти посмотреть пожар исходило полностью от Людвига. Что бы они там ни увидели и кто бы их ни увидел — на нее не может пасть подозрение. За все отвечает подполковник Вернер. Рядом с ним она чувствовала себя в полной безопасности…. Пылала соломенная крыша маленького домика, стоящего справа на самом краю улицы. Вокруг было пустынно, только возле домика за изгородью Оксана заметила мужскую фигуру с карабином на плече.

— Как странно, — удивлялся Людвиг. — Почему не видно людей, почему никто не тушит?

Оксана пожала плечами.

— Очевидно, уже нельзя потушить…

— Внутри кто–то есть, — слышишь?

Из открытых окон домика с сорванными, косо повисшими ставнями доносился стук, словно там рубили топором.

— Какое безразличие, — возмущался Людвиг. — Где соседи? Русские всегда так относятся к чужому несчастью? Какие все–таки скоты! О! Смотри…

Глаза у летчика расширились: за редкой изгородью из колючих ветвей акации лежал человек в сером пиджаке с протертыми на локтях рукавами, лежал ничком, уткнув окровавленную голову в пыльную траву. Он был мертв.

— Здесь что–то произошло… — сказала Оксана (ей нужно было что–нибудь сказать).

Стоящий у ворот полицейский, услышав немецкую речь и шаги, мельком, рассеянно взглянул на проходившего мимо офицера и девушку и, не отдав чести, отвернулся.