Жерар Вилье - Реквием по тонтон-макутам Страница 29

Услышав шум, американец повернулся. Увидев Малко, он нахмурился и с трогательными предосторожностями поставил флакон.

– Что вам нужно?

Его голос звучал явно враждебно, но Малко не обратил внимания.

– Вы мне нужны, – сказал он. – Мне нужно как можно скорее связаться с Жакмелем.

Показалось, что подбородок Берта Марнея еще больше уменьшился, а в маленьких голубых глазках мелькнула паника.

– Жакмель! Вы совсем сбрендили. Даже если бы я знал, где он находится, я бы вам не сказал. После всего того, что произошло! Весь Порт-о-Пренс знает, что за вами следят и что вас ожидает. С вами даже говорить опасно. Убирайтесь.

– Мне нужно связаться с Жакмелем, – повторил Малко, – это вопрос жизни и смерти.

– Убирайтесь, – повторил Марней. – У меня нет времени на глупости. Через два часа ко мне придут за двумястами флаконами, и мне нужно успеть разобрать их. Ведь не вы же дадите мне три тысячи долларов, чтобы расплатиться завтра утром с моими простофилями. А если я им не заплачу, они распотрошат меня.

Малко не обратил внимания на этот страстный монолог.

– Послушайте, – сказал он. – Я дам вам пять тысяч долларов, если вы отведете меня к Габриелю Жакмелю.

Берт Марней, не отвечая, зашел за стол и сунул туда руку. В ней блеснуло мачете, подняв которое, он направился к Малко.

– Я уже сказал вам, чтобы вы убирались, – прорычал он, – или я перережу вам глотку.

Отступив к двери, Малко достал свой сверхплоский пистолет. Берт Марней замер, затем плюнул на пол:

– Сволочь, лучше стреляй мне в живот, но Жакмеля я не продам.

Слова здесь уже не могли помочь. Малко не мог смириться: без Марнея он никогда не разыщет Жакмеля, и тогда его ожидает смерть. Вдруг ему в голову пришла идея.

Взяв из открытого шкафа левой рукой флакон с кровью, он бросил его на пол. Из разбитого флакона хлынула кровь, испачкав ноги Берта Марнея. Тот испустил крик матери, у которой отбирают дитя.

– Сука, подонок, псих!

Малко холодно смотрел на него:

– Нет, я не сошел с ума. Раз вы отказываетесь помочь мне, я уничтожу ваш склад... Вы не сможете заплатить донорам, и они убьют вас. Если вы передумали, скажите, пока есть время.

Направив мачете, Берт Марней вдруг бросился, на него. Левой рукой Малко отвел запястье американца, одновременно ударив его по лицу стволом пистолета. Берт с криком отступил. Два шатающихся в его рту клыка выскочили, пошла кровь...

– Сволочь, – прошептал он. – Надеюсь, мамаша Мирбале разрежет вас на кусочки.

Не отвечая, Малко взял следующий флакон и бросил его на пол, затем он наставил на Марнея пистолет:

– Если вы броситесь на меня, я пущу вам пулю в лоб.

Американец в растерянности смотрел, как разливается кровь. Потом, встав на четвереньки, он обследовал грязный пол в поисках зубов...

– Не тратьте зря время, – сказал Малко, – я вам все флаконы разобью.

Чтобы слова не расходились с делом, он отправил на пол целый ряд флаконов, которые с шумом разбились. Берт Марней встал. В его глазах горела бешеная ненависть.

Малко был готов идти до конца, пока нервы у американца не сдадут. Взяв левой рукой флакон, он швырнул его о стену, в календарь с голой девицей. Осколки попали в Марнея.

– Они убьют вас, – сказал он, – если вы не заплатите им за их кровь...

Малко в изнеможении прислонился к стене «диспансера». Комната буквально вся была в крови, ею были запачканы стены, потолок, кушетка. Полки обоих холодильников были пусты. Пол был покрыт разбитыми флаконами и кровью, от этого запаха тошнило. Как будто находишься на бойне или в пакистанском университете.

С патетическим видом, дряблый, мерзкий, с осколками стекла повсюду – в волосах, на одежде, на коже – Берт Марней прижимал к сердцу чудом уцелевший флакон, который он смог вырвать у Малко. Прислонившись к столу, он растерянно смотрел на осколки, пятна крови.

Затем он с ненавистью взглянул на Малко:

– Если бы я не был таким трусом, я заставил бы вас пустить мне пулю в голову, – сказал он. – Но у меня еще осталась бутылка виски. Я предпочитаю выпить ее и дожидаться завтра, когда местная публика придет перерезать мне глотку. А теперь убирайтесь...

Казалось, пистолет в руке Малко потяжелел. В течение пятнадцати минут он крушил все подряд, методично, с жестокостью. По Марней никак не реагировал. Как будто его оглушили.

– Отведите меня к Жакмелю, – повторил Малко. – У вас не будет никаких неприятностей, через час у вас будут три тысячи долларов.

– Убирайтесь! – проревел Марней.

Изо всех сил он бросил последний целый флакон в Малко, но тот с трудом успел пригнуться. Флакон разбился о дверь. Раздавленный, Марней покачал головой:

– Вы всего лишь болван. Может быть, мне удастся ускользнуть от типов из Ла Салин, но от Жакмеля я не отделаюсь.

– Ладно.

Малко открыл дверь. Относительно свежий воздух был приятен. Он обернулся. Марней и не пошевелился.

– Я приду посмотреть, как они придут завтра утром, чтобы перерезать вам глотку, – сказал он. – Когда они потребуют своих денег.

Видя, что Малко уходит, американец внезапно опустил плечи.

– Вы ведь не бросите меня, – сказал он. – Вы блефуете, правда?

Он подошел к двери. Из рубашки у него торчал живот. От пота у него образовались на шее красные пятна, его веснушки стали еще виднее.

Малко удалялся широким шагом.

Только в нескольких метрах от машины Джона Райли Берт Марней нагнал его. Брызгая слюной, с патетическим видом, он вцепился Малко в плечо.

– Одолжите мне эти бабки, – захныкал он. – Я верну вам, я подпишу любой договор, что угодно. Ведь вы не хотите, чтобы я сдох?

Он был настолько возбужден, что у него опять вывалились в грязь два зуба. Марней продолжал сюсюкать, даже не помышляя нагнуться за ними.

У Малко мелькнула надежда. Наконец, Берт Марней раскололся. Он перебил его:

– Я уже сказал вам, что мне нужно. До свидания.

Он ускорил шаг. Берт Марней отпустил его только тогда, когда он садился в машину, и, запыхавшись, он вдруг пробормотал:

– Ладно, ладно. Приходите завтра утром с деньгами, после девяти часов.

Быстро развернувшись, он пошел к «диспансеру». Малко сел в «тойоту».

– Пришло время молиться за меня, – сказал он Джону Райли.

Он был уверен, что Берт Марней сделает невозможное, чтобы разыскать Габриеля Жакмеля – на карту была поставлена его жизнь.

Затем придется иметь дело с восставшим гаитянином, опасным, как заряженная бомба...

Но это было уже другое дело, ведь ему оставалось только два с половиной дня. И еще при условии, что Амур Мирбале не передумает. Только чудом можно объяснить то, что он до сих пор не гниет в камере Форт-Диманша. Только потому, что ей захотелось заполучить голову Габриеля Жакмеля...

Глава 16

Дом был закрыт, и Малко подумал, что Симона Энш скрылась. В зеркале он увидел приближающийся «понтиак» тонтон-макутов. С того момента, как он «официально» выехал на «мазде» с Радио-Пакс, они неотступно следовали за ним. Он машинально доехал до Петионвиля, чувствуя себя как белка в колесе.

Кроме Джона Райли, он не мог ни на кого рассчитывать в Порт-о-Пренсе. Посольство США стало запретной зоной; таковы были жестокие правила игры. Он подумал о Стейнере, наемнике, захваченном в Судане и брошенном на произвол судьбы «заказчиками». Голова его была пуста, ему хотелось только одного: забыть на несколько часов, что его ожидает.

Снова страх охватил Порт-о-Пренс, как в худшие времена террора Папы Дока. В головах людей отдавались удары, дубинок, которыми убили Сезара Кастеллу и Гуапу...

Вдруг при шуме машины дверь на верху внешней лестницы распахнулась, и на мгновение показалась Симона Энш. Узнав Малко, она распахнула дверь настежь. Макуты остались в своей машине, остановившейся чуть ниже. На голове у Симоны была повязка, делающая ее лицо жестким, но ее расцветшее тело в шортах и блузке понравилось Малко.

– Добрый вечер, – сказала она, – я собиралась спуститься к площади Святого Петра.

– Прятаться уже не имеет смысла, – сказал Малко, – им столько известно.

Внезапно он почувствовал себя очень уставшим. Сколько же приятных моментов он мог провести с этой красивой девушкой! И вся тщетность его миссии стала ясна ему. Но только он понимал это.

Его рука скользнула по бедрам Симоны Энш.

Она еще сильнее прижалась к нему.

– Будьте сегодня прекрасной, – сказал вдруг Малко, – мы забудем все на несколько часов.

Золотистые глаза Малко озарились радостью: древний славянский фатализм побеждал. Бог с ней, со смертью, жизнью нужно пользоваться до последней секунды. Уже много раз в течение своей полной приключений жизни Малко переживал удивительные моменты, в которых мешались смертельный риск и острое наслаждение.

Подняв глаза, Симона сплела руки на его шее.

– Я люблю вас, – серьезно сказала она, – потому что вы хотите спасти мою несчастную страну.