Чингиз Абдуллаев - Кубинское каприччио Страница 3

– Понятно, – уныло сказал Дронго, – теперь я понимаю, почему вы так долго готовили меня к этому известию. И куда он мог деться?

Глава 2

Он начал понимать, что всего лишь пытается найти убежище, в котором можно спрятаться, отсидеться, остаться одному, чтобы ни с кем не встречаться. Одинаковые квартиры в Москве и в Баку, одинаковая мебель, одинаковая посуда, занавески, книги, люстры, обои, постельное белье, телефоны. Иногда он забывал, в каком городе находится. А затем вдруг начинал ловить себя на том, что и в Италии, где жила Джил с детьми, пытается создать некое подобие своих городских квартир. И это его пугало.

Известный всему миру под странным именем Дронго, он предпочитал жить один, стараясь реже выходить из дома, не бывать на различных презентациях и встречах. Но жить затворником не совсем получалось. Слишком большой круг знакомых, достаточное количество людей, которым просто невозможно отказать, и, наконец, его расследования, в ходе которых он знакомился с еще большим количество людей, которые становились его знакомыми и друзьями.

Он не хотел признаваться в этом даже самому себе, но ему нравилось дело, которым он занимался. Ему казалось, что благодаря его усилиям количество зла в этом мире несколько сокращается. И хотя Дронго был достаточно разумным человеком, чтобы не считать себя неким мессией, в душе он полагал, что свои способности просто обязан использовать на благо людей. Хотя в последние годы он разленился и не любил, когда его отвлекали по пустякам.

И если в Москве ему помогали Вейдеманис и Кружков, то в Баку он предпочитал отсиживаться дома, стараясь не принимать незнакомых гостей и тем более не проводить независимых расследований. Здесь ему было даже легче, чем в Москве, он знал гораздо большее количество людей. И одновременно сложнее, так как подобное знание предполагало разумную осторожность в своих действиях, чтобы не обидеть никого из многочисленных родственников или знакомых. Он согласился принять Бориса Измайлова только потому, чтобы не обидеть своего родственника. Но по мере того как этот молодой ювелир рассказывал ему историю драгоценных камней, он понимал, что теперь ему придется заняться поисками алмаза, о котором он никогда ранее не слышал.

– Мой дядя умер три месяца назад, – вздохнул Борис, – вы знаете, как хоронят в Азербайджане. И вообще как принято хоронить у евреев и мусульман. Он умер рано утром, и уже до захода солнца мы должны были похоронить его на нашем старом кладбище в Баку. Он умер в своем доме, в Красной Слободе, но здесь похоронены его отец и два старших брата. Поэтому мы перевезли его в Баку и похоронили рядом с ними. На следующий день. А потом начали искать этот проклятый алмаз. И нигде не нашли. Ни в нашем старом доме в Красной Слободе, где он находился в особом тайнике, о существовании которого никто не знал, ни в его бакинской квартире. Мы перерыли дом и квартиру до последней нитки, вывернули все наизнанку. Даже заплатили специалистам, чтобы они приехали к нам с особой аппаратурой и проверили, где мог быть спрятан этот алмаз. Мы вскрыли ячейку дяди в местном банке, получили разрешение проверить, что там находится. Но там были только его письма и немного денег. Алмаза нигде не было.

– А может, он его продал? Вы же сами говорите, что он несколько раз летал в Израиль, лечился от тяжелой болезни. Вполне возможно, что ему требовались для этого большие деньги. Сколько мог стоить этот алмаз?

– Я думаю, что около полутора миллионов долларов, – осторожно предположил Борис Измайлов, – но он его не продавал. Это мы точно знаем.

– Откуда такая уверенность?

– Вот его письмо, адресованное нам с братом. Мы нашли его в банке. – Измайлов протянул письмо Дронго, и тот стал читать:

«Мои дорогие Асиф и Боря. Спасибо вам обоим за все, что вы для меня сделали за последние три года. У меня не было детей, и я всегда считал вас своими самыми близкими людьми. Вы об этом знаете. Если вы читаете эти строки, значит, меня уже нет в живых. Я оставил это письмо в банке. Завещаю вам все свои сбережения, дом в Красной Слободе, квартиру в Баку и, конечно, тот самый камень, про который вы знаете. Я вложил в него почти все свои деньги и считаю, что сделал хорошее вложение для нашей семьи. Пусть этот камень останется в нашей семье. Ювелиров Измайловых хорошо знали в бывшем Советском Союзе, теперь будут знать во всем мире. И еще у меня есть два небольших счета в израильском и французском банках. Номера счетов я прилагаю. Можете ими воспользоваться. Спасибо вам за все. Я был очень счастлив, что у меня были такие умные и достойные племянники. И деньги, которые я с вас брал, были нужны не мне. Я хотел приучить вас к порядку, к зарабатыванию денег, к умению бережливо относиться к своим доходам и экономно расходовать заработанное. Думаю, что у меня все получилось. Вы оба крепко стоите на ногах, и мне больше ничего не нужно. Прощайте. Мое завещание находится тоже здесь. Сделайте все, как я написал. Ваш дядя Семен».

– Очень достойное письмо, – задумчиво сказал Дронго, возвращая письмо, – он был интересным человеком.

– Очень, – согласился Борис, забирая письмо и бережно складывая его пополам. Затем положил письмо в карман.

– Сколько денег оказалось на счетах? – уточнил Дронго.

– В израильском банке около сорока тысяч долларов, а во французском около семидесяти, – сообщил Борис.

– Солидно, – заметил Дронго, – значит, версию о том, что у него не было денег на оплату лечения, мы сразу отвергаем.

– Конечно. Его пятикомнатная квартира в старом доме в Баку тоже стоит тысяч семьсот или восемьсот. А еще наш дом в Красной Слободе. Двухэтажный дом, который тоже стоит недешево. В общем, он был не самым бедным человеком. Было бы смешно, если бы я не сказал вам этого. Он был ювелиром в третьем, даже в четвертом поколении.

– Это я уже понял. Извините, что буду вынужден задать вам несколько неприличный вопрос. Каково ваше состояние? И состояние вашего брата?

Борис усмехнулся. Провел рукой по непослушным курчавым волосам.

– Все правильно, – сказал он, – мы самые главные подозреваемые. Но зачем нам воровать у самих себя, если этот камень нам все равно завещали. Мы очень обеспеченные люди.

– Вы не ответили на вопрос.

– У меня есть большая квартира в Киеве, свой магазин в центре города, три автомобиля, дача. У брата есть две квартиры в Санкт-Петербурге и магазин даже побольше моего. В общем, я думаю, что я «стою» миллиона два, а мой брат даже больше. Понимаете? Мы совсем не бедные люди. Хотя дядя и отец приучили нас к бережливости. Вы не смотрите на мою одежду или часы, мы просто не привыкли тратить большие деньги на самих себя. Нас совсем по-другому воспитывали.

– Всегда считал, что нужно учиться у евреев воспитывать своих детей и умению зарабатывать деньги, – признался Дронго, – ничего плохого в этом не вижу. Хотя сам бы так не смог, бережливость не по мне.

– У каждого свои проблемы, – улыбнулся Борис, – но я пришел к вам за помощью. Мы хотим найти этот алмаз, хотим его вернуть в нашу семью. Дядя считал, что этот алмаз должен находиться у нас в семье, и поэтому мы обязаны выполнить его последнюю волю.

– Это я уже понял. Как умер ваш дядя?

– В своей постели. Заснул и не проснулся. В последнее время он сильно болел. Я часто бывал у него. Но за два дня до этого… до его смерти… он почувствовал себя гораздо лучше. А у меня были дела в Киеве. Я улетел в Киев. Но с ним оставался Асиф, мой старший брат. Мы договорились, что будем дежурить по очереди. Когда мне утром позвонили, я сразу взял билет и прилетел обратно в Баку. Асиф уже успел распорядиться, чтобы все приготовили к похоронам, сообщил людям, выбрал место на кладбище, рядом с нашим отцом. И перевез тело дяди в Баку, где мы его и похоронили.

– Кроме Асифа, кто-нибудь был в доме рядом с покойным?

– Его сиделка. Она все время была рядом с ним. Очень хорошая женщина, спокойная, работящая, выдержанная. Фатьма-ханум. Я знаю ее с детства. Она работала в местной кубинской больнице санитаркой, но мы уговорили ее оставаться рядом с дядей. Конечно, мы ей платили.

– Ваш старший брат позвонил и сообщил, что дядя умер?

– Да. И я сразу прилетел.

– В момент смерти вашего дяди в доме были только ваш брат и сиделка?

– Нет. Конечно, нет. Кроме них, были еще несколько человек. Он к утру почувствовал себя совсем плохо. И тогда они стали всех обзванивать. Почти сразу приехала наша родственница Хуршида. Ее мать была троюродной сестрой матери моего отца и дяди. И она часто приезжала специально, чтобы за ним ухаживать, как наша родственница.

– Кто был еще? Кто был с ним в момент смерти?

– Непосредственно рядом был врач. Генрих Соломонович Мильман. Он очень известный врач и один из немногих, кто не уехал в Израиль. В последние дни он часто бывал у нас в Красной Слободе. И даже оставался ночевать в нашем доме.

– Ему, кажется, лет сто?