Сергей Донской - Умри сегодня и сейчас Страница 3

А если человек потерял любимую жену и четырехлетнего сынишку?

– К такой физиономии напрашивается траур, – заметил Бондарь, неодобрительно посматривая на фотографию.

– Ошибаешься, – заявил Беляев. – Костюмчик тебе подберем яркий. Сыграем на контрасте, а?

– Как знаешь.

Ответом был взгляд, полный упрека. Беляев не одобрял подобного безразличия. Ведь он привык уделять внимание каждой детали, каждой мелочи.

– Я должен тебя измерить, – буркнул он.

– Валяй.

Бондарь находил все эти ухищрения бесполезными. Внешним обликом нынче никого не введешь в заблуждение. Маскировка годится лишь в том случае, когда тобой не интересуются профессионалы. Но если они тобой не интересуются, то к чему маскарад? Лишь для того, чтобы потешить самолюбие тех, кто занимается планированием и подготовкой операций? Чтобы не нарушать общепринятые правила игры?

– Пиджак пятьдесят второго размера, брюки – сорок восьмого, – подвел итог Беляев, убирая портновский метр. – Третий рост. Оружие носишь слева?

– Естественно, – ответил Бондарь. – У меня «Вальтер», наградной.

– ППК?

– Кому нужно это старье? Р-99.

Беляев присвистнул. Он знал модель «Вальтера», о которой шла речь. Удобный, легкий, плоский пистолет, в трехсантиметровой рукоятке которого помещается магазин на шестнадцать патронов. Такую вещицу можно носить целый день, не привлекая к себе внимания.

– Дай подержать, – попросил Беляев.

– Он заряжен, – предупредил Бондарь.

– Ха, стал бы ты таскаться с разряженной пушкой! – Беляев перетаптывался на месте, как человек, нетерпеливо дожидающийся очереди в туалет. – Ну дай, будь другом. Я прежде «девяносто девятый» только в кино видел.

Бондарь неохотно протянул «Вальтер», держа его вперед рукояткой.

Резко скошенная под углом 110 градусов, она увеличивала общую длину пистолета до восемнадцати сантиметров, хотя сам ствол был почти вполовину короче.

– Очень удобно, – одобрил прищурившийся Беляев, переводя ствол с предмета на предмет. – Рука сама делает правильный захват, автоматически. То, что надо для скоростной стрельбы.

– Еще приходится целиться и время от времени нажимать на спусковой крючок, – заметил Бондарь, завладевая оружием и убирая его за пазуху.

Вздохнув, Беляев сходил в соседнюю комнату, принес ворох одежды и велел переодеваться. Пять минут спустя Бондарь предстал перед ним облаченный в лимонную «водолазку», великоватый серый пиджак в крапинку и черные брюки, собравшиеся внизу в гармошку.

– Не пиджак, а балахон, – проворчал он, набычившись перед зеркалом. – И расцветка какая-то рябокозельчатая.

– Считай это своим рабочим комбинезоном, – сказал Беляев.

– Для разгребания дерьма…

– Да уж не для выращивания цветочков.

Бондарь одернул полы пиджака, подвигал плечами, покрутил головой:

– И куда я теперь – в таком виде?

– Через дверь налево, – безмятежно ответил Беляев. – Глазки сменишь, причесочку. Потом прямиком ко мне. Щелкну тебя для документиков и выдам остальную экипировочку.

– Клоунский парик? Накладной нос? Ручной протез в черной перчатке?

– Такого добра не держим-с.

– Тогда о какой экипировке ты толкуешь? – взъярился Бондарь. – Тебе этого мало? – Он оттянул ворот вызывающе яркой «водолазки».

– Наплечная кобура…

– Я не пользуюсь кобурой!

– Наплечная кобура, – продолжал перечислять Беляев, – приличные туфли, пальтецо. Ну и всякая мелочовка, положенная тебе по легенде.

– Кстати, о легенде, – Бондарь схватил собеседника за локоть и привлек его к себе поближе. – Кого ты из меня лепишь? И куда меня собираются запихнуть?

– Есть одна подходящая дыра в северо-восточной части Европы, – прозвучало в ответ. – Охрененно независимое государство, расположенное на южном берегу Балтийского моря. – Беляев закрыл глаза, словно декламировал любимое стихотворение, но тон его был сух и невыразителен. – Граничит с Латвией на юге и с Россией на востоке. На севере омывается Финским заливом, на западе – Рижским. Доволен?

– Это я и без тебя знаю, – разочарованно проворчал Бондарь.

– А раз знаешь, то зачем морочишь мне голову? – возмутился Беляев. – Ступай стричься. Я тебя жду.

Бондарь вышел, а минут сорок спустя вернулся совершенно преобразившимся. Чувствовал он себя крайне глупо. Как будто собрался на карнавал, вместо того чтобы заниматься серьезными делами.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Беляев. – Теперь тебя родная мама не узнает.

– Не узнает, – подтвердил Бондарь. – У меня нет мамы.

Глава 3

Воде из-под крана – живой и мертвой

При виде возвратившегося Бондаря Алтынникова закусила губу, но от комментариев воздержалась. Просто утопила кнопку переговорного устройства и доложила:

– Капитан Бондарь прибыл, Василий Степанович.

– Пусть войдет, – откликнулся из динамика металлический голос.

Переступив порог, Бондарь замер. Роднин в своем неизменном синем костюме с квадратными плечами стоял у окна, выходящего на полоскаемую ливнем площадь. Не оглядываясь, предложил:

– Присаживайся, капитан.

И лишь после того как Бондарь занял свое место за приставным столом, Роднин покинул свой наблюдательный пост и опустился в кресло.

– Хорошо выглядишь, – сказал он, уделив молчаливому осмотру подчиненного никак не меньше трех минут.

– Да, наряд что надо, – буркнул Бондарь. – Хоть ларек у трех вокзалов открывай. Или цех по производству сосисок.

– Считай, что ты это сделал еще лет пять назад, – усмехнулся Роднин. – Твой частный бизнес давно налажен, обеспечивая тебе не слишком большой, но стабильный доход. В настоящий момент ты находишься примерно на половине пути к первому миллиону.

– Тогда надо срочно арендовать какой-нибудь гараж и заняться подпольным изготовлением водки, – задумчиво произнес Бондарь. – Чтобы ускорить процесс. Глядишь, уже к концу года миллион будет у меня в кармане. Соответствующее пальто мне выдали. Длинное такое, гороховое.

– Это еще что. С сегодняшнего дня в твоем распоряжении находятся также солидная иномарка, набор кредитных карточек и… красавица-жена.

Бондарю показалось, что он ослышался.

– Какого черта, товарищ полковник?

– Не забывайся, капитан. Все-таки ты находишься не на форуме представителей малого и среднего бизнеса, а в кабинете своего непосредственного начальника. – Покосившись в сторону окна, Роднин счел нужным уточнить: – На Лубянке.

– Сегодня все изъясняются со мной загадками, – пожаловался Бондарь. – Как сговорились, честное слово. Могу я узнать, что происходит? А то как в той поговорке получается: «Без меня меня женили».

– Надо будет – не только женишься, но и гражданство сменишь, как миленький. – Чувствуя, что перегибает палку, Роднин добавил: – Правда, пока в этом нет необходимости. Никаких особых жертв от тебя не потребуется. Героизма – тоже. Хватит с нас тех дров, которые ты в прошлом месяце наломал.

– Я действовал исключительно в интересах дела. Исходя из оперативной обстановки.

– Знаем мы, как ты действовал. Труп на трупе, впору анатомический театр устраивать. Но хорошего понемногу. – Пригладив белый пух, заменявший ему волосы, Роднин оперся на широко расставленные локти. – Начинаются трудовые будни. Без пальбы и гонок на выживание.

– Зато с новой женой и в гороховом пальто, – пробормотал Бондарь.

– Не перебивай!

Стараясь не слишком вдаваться в технические подробности, полковник приступил к сути дела.

Итак, жил-был на свете некий профессор Сергей Николаевич Виноградский, доктор микробиологических наук, выведший уникальный вид бактерий, способных выживать и активно размножаться в хлорированной среде.

Например, в воде из-под крана. Ведь почему она такая мутная и так плохо пахнет? Да потому, что в ней содержится хлор, придающий воде «бассейный» привкус. Тот самый хлор, который неоднократно применялся как боевое отравляющее вещество. Галогенный газ желто-зеленого цвета с резким запахом, легко сжижающийся под давлением. Опаснейший яд, смертельный не только для человека, но и для всевозможных вредоносных бактерий.

Мнение специалистов по этому поводу разделялось. Одни считали, что минимальная концентрация хлора в водопроводе абсолютно не опасна для здоровья. Другие утверждали, будто бы это приводит к образованию трихлорметана или хлороформа, который способствует возникновению раковых опухолей. Виноградский в подобных дискуссиях не участвовал. Его абсолютно не волновало, как хлор влияет на человеческий организм, в том числе на его собственный. Он сосредоточился на проблеме выживания бактерий, она была успешно разрешена.

Свое открытие Виноградский сделал еще в бытность СССР, но тут грянула перестройка, не оставившая камня на камне от лаборатории НИИ, которой заведовал бактериолог. Секретные помещения сдавались в аренду, уникальное оборудование превращалось в лом цветных и драгоценных металлов, архивная документация – в макулатуру, ученые – в нищих, лишенных средств к существованию. Помыкавшись в разгромленном институте, потыкавшись в двери кооперативов и международных инвестиционных корпораций, Виноградский совсем упал духом, стал попивать, опустился. Жена, видя, что от такого неудачника толку мало, спешно развелась с ним, разменяла квартиру и выскочила замуж за кого-то предприимчивого. Кроме того, в результате темных юридических махинаций Виноградский лишился московской прописки, так что был вынужден переехать в Эстонию, где проживали его родители.