Станислав Гагарин - Последний шанс фрегатен-капитана Страница 3

Корда. Как зовут вашего друга?

Элерс. Джон Хьюстон, механик с «Сильверсэнда». Мы плавали с ним вместе на одной старой развалине под либерийским флагом в пятьдесят втором году. На ней и тонули вместе у Канарских островов. Я не видел его с тех самых пор.

Нефедов. Расскажите подробно.

Элерс. Хилльмер ходил к стойке, взял там три рюмки водки, мы выпили. И тут я увидел Джона. С минуту-другую глядел на него, боясь ошибиться. Но скоро понял, что это он. Я сказал об этом ребятам и пошел к столу Джона.

Корда. И больше к Хилльмеру и Груннерту не возвращались?

Элерс. Нет. Раза два я смотрел на них. Они сидели вдвоем. Потом к ним кто-то подсел.

Нефедов. Кто? Вы запомнили этого человека?

Элерс. Нет, он сидел ко мне спиной.

Корда. Этот человек разговаривал с Груннертом и Хилльмером?

Элерс. Не могу утверждать. Когда я еще раз глянул в их сторону, Вернера и Оскара там больше не было.

Корда. И вы продолжали пить с новым другом?

Элерс. Со старым, герр инспектор. Правда, я поднялся, когда увидел, что их нет, и вышел на улицу, обошел весь клуб.

Нефедов. Почему вы это сделали?

Элерс. Мне не хотелось идти одному по незнакомому городу ночью.

Корда. И все-таки вы пошли один?

Элерс. Нет, я вернулся в бар. Мы с Джоном еще выпили, потом, когда бар закрыли, подали автобус для норвежцев. На нем я и доехал до порта.

Нефедов. Когда вы вернулись на судно?

Элерс. Думаю, что уже за полночь. Я был довольно пьян и сразу лег спать, ведь мне необходимо рано вставать, чтоб успеть приготовить для кают-компании завтрак.

Нефедов. Значит, сразу после того как обнаружили, что Хилльмера и Груннерта нет в баре, вы выбежали на улицу?

Элерс. Именно так.

Нефедов. Джон Хьюстон может подтвердить, что вы разговаривали с ним? И кстати, где вы расстались?

Корда. Вас очень беспокоит правый карман, господин Элерс, достаньте то, что там лежит…

Капитан Корда сунул руку под газету и вытащил оттуда складной нож. Он нажал пружину, и из рукоятки со звоном выскочило узкое и длинное лезвие.

— Ничего себе игрушка, — сказал Леденев.

— Вот это и было у него в кармане. Когда мы приехали за ними на судно, я заметил, что Элерс, собираясь ехать с нами, все хватался за карман, пытался избавиться от этой штучки.

— Но нож сам по себе — еще не улика, — сказал Нефедов, — хотя доктор Хворостенко и говорит, что удар нанесен примерно таким ножом.

— Таких ножей, как этот, в Гамбурге или ином иностранном порту полно в магазинах, — сказал Юрий Алексеевич. — А крови на нем нет?

— Нет. Все чисто, — ответил Корда.

— Интересно, Джон Хьюстон, механик с английского судна — его допрашивал Бессонов — говорит, что видел Элерса во сне, — произнес начальник уголовного розыска. — Он настолько перебрал в тот вечер, что спутал сон с явью. Где и при каких обстоятельствах он с Элерсом расстался, естественно, не помнит…

— А что говорит обо всем этом боцман Хилльмер? — спросил Юрий Алексеевич.

…Боцман теплохода «Джулиус Пиккенпек» Вернер Хилльмер, 1920 года рождения, гамбуржец, крепкий рослый мужчина с медно-рыжей бородой, рассказал, что в Интерклуб они пришли втроем, а до того бродили по улицам Поморска. Посетить бар тети Дуни предложил Оскар Груннерт, он и заказал первую бутылку водки. Они сидели, пили и разговаривали о разном. Затем Элерс увидел какого-то друга и ушел от них. Груннерт предложил выпить еще, но боцман считал, что выпили они достаточно, и сказал, что пора идти на судно. Они поднялись и ушли. Элерс остался в Интерклубе. Когда друзья отошли метров двести, Груннерт вдруг решил взять еще бутылку водки с собой. Он сказал, что догонит Хилльмера, повернулся и побежал обратно. А боцман медленно пошел через сквер по направлению к проходной порта.

Он миновал сквер, остановился, ждал минут пять, но Груннерта не было, и Хилльмер опять не торопясь двинулся к порту. Так он дошел до проходной и, решив, что Оскар застрял в баре, пошел к причалу, у которого стоял «Джулиус Пиккенпек». А утром боцман узнал, что радист Оскар Груннерт на судно не вернулся.

— Про человека, который, по словам Элерса, подсел к ним, вы ничего у Хилльмера не спрашивали?

— Нет, Юрий Алексеевич, — сказал Нефедов. — Мы решили оставить этот вопрос до твоего прихода. Может быть, ты из Интерклуба чего принес, так мы все и объединим. Они оба здесь, мы решили их пока у нас подержать.

— Но при таких уликах прокурор не даст нам санкции на задержание.

— А мы их и не задерживали, — ответил Корда. — Просто попросили подождать — и все. Элерсу журналов натащили немецких, а Хилльмер играет в шахматы с. Васей Елиным. Ну, рассказывай, что узнал.

— Немного, — сказал майор. — Буфетчица в основном подтвердила все, что говорили вам друзья убитого. Правда, она не видела, как уходил Элерс, но сложившаяся тогда, по ее словам, обстановка совпадает с их показаниями. Груннерт на самом деле ушел из бара, а затем вернулся за бутылкой. Ее мы и нашли разбитой на аллее.

— Мы незаметно осмотрели головы Элерса и Хилльмера… — Начальник уголовного розыска поднялся из-за стола и стал ходить по кабинету. — Осмотрели, — продолжал он, — и пришли к выводу, что ни одна из этих голов с бутылкой не соприкасалась. У Груннерта, кроме раны в сердце, повреждений тоже нет. Но бутылкой кого-то явно били по голове… Кого?

— И у Груннерта был плащ. Радист ушел с плащом на руке. Так сказала мне буфетчица.

— Плащ? Куда он исчез?

— Давайте начнем с боцмана, Алексей Николаевич, — сказал Нефедов Корде. — И переводчицу попросите сюда.

— А кто у вас переводит? — спросил майор Леденев, полез в карман и достал список переводчиц, переданный ему Курбатовым.

— Нина Самойлова. Молоденькая такая девчонка.

— Постой, постой, — сказал Леденев, — так она вчера была на вечере в Интерклубе. Может быть, сначала ее поспрашиваем?

— Можно, — согласился Нефедов.

— Вы не возражаете, если мы спросим вас кое о чем? — спросил Леденев, когда переводчица вошла в кабинет.

— Пожалуйста, — ответила девушка.

— Скажите, Нина, вы видели боцмана и того, Элерса, в Интерклубе?

— Да, позавчера они были там вместе со своим экипажем на вечере. А вчера я видела того, что с бородой… Хилльмера, в баре.

— Не заметили ли вы странностей в их поведении?

— Вроде бы нет…

— А этого человека не помните?

Нефедов показал фотографию Оскара Груннерта.

— Да, и этот был в баре. Веселый такой немец. А позавчера он танцевал со мной на вечере дружбы.

— Не приходилось вам замечать, чтоб кто-нибудь резко говорил с ним, ссорился, угрожал?

— Нет, ничего такого я не приметила.

— Ну хорошо, ладно… Спасибо, Нина, — сказал Нефедов. — Попросите, Юрий Алексеевич, боцмана.

Вскоре они выяснили, что плащ у Оскара был. Когда Груннерт решил вернуться в бар, плащ был перекинут у радиста через руку. Что же касается подсевшего к ним человека, о котором сказал Элерс, то это, объяснил Хилльмер, был английский моряк.

— Он подсел, не спрашивая разрешения, — рассказывал боцман, — и молча уставился на нас с Оскаром. Мы тоже молчали. Потом англичанин спросил: «Немцы?» Оскар заулыбался и ответил по-английски, что да, мы — немцы, и не хочет ли он выпить с нами. Но англичанин ответил, что он пьет только с джентльменами. Он был изрядно пьян, герр следователь. Оскар вспылил, он был добрым человеком, но довольно горячим, я толкнул его под столом ногой, успокойся, мол, ты не дома, и ответил этому типу, что в таком случае пусть поищет себе компанию в другом месте. Англичанин поднялся и, ни слова не говоря, ушел.

— И вы больше не видели его? — спросил Юрий Алексеевич.

— Не видел.

— А не мог Груннерт вернуться в бар, встретить этого англичанина и, вспомнив обиду, завязать с ним драку? — задал вопрос подполковник.

— Вообще Груннерт не драчлив, но всякое могло быть, герр следователь…

— Хорошо, посидите в соседней комнате, — сказал Нефедов.

Когда привели Элерса, он испуганно оглядел все и, увидев незнакомого человека, заискивающе кивнул Леденеву, изобразив на лице подобие улыбки. Невозмутимый рыжебородый здоровяк Хилльмер производил по сравнению с Элерсом более выгодное впечатление.

— Переведите ему, Нина, что этот господин, — Нефедов показал рукой на майора Леденева, — хочет знать, зачем стюарду Элерсу такой нож.

— Он говорит, что всегда его носит, на всякий случай.

— А известно ли стюарду Элерсу, что радист Груннерт убит таким ножом?

Когда Нина перевела Элерсу вопрос Леденева, маленький стюард съежился на стуле, побледнел и закричал: «Найн, найн!»