Операция «Феникс» - Прудников Михаил Сидорович Страница 30

Кухонцев пожал плечами: мол, что поделаешь! — был такой грех.

— Случайно получилось, — пояснил он, улыбаясь, — был в гостях, ну, приятели уговорили.

Рублёв помолчал, разглядывая собеседника.

— Уж очень много случайностей, Вадим Леонидович… Случайно в нетрезвом состоянии за рулём, случайно несколько раз нарушали правила движения, случайно приторговываете тряпками и запчастями. Не много ли случайностей?

Последнего Кухонцев не ожидал: улыбка исчезла с его лица.

— Кстати, — продолжал Рублёв, — откуда вы всё это берёте? Детали к иностранным машинам, например, у нас не продаются.

— Ну зачем так грубо, капитан (Рублёв был одет в форму капитана ГАИ), — опять засиял улыбкой Кухонцев. — «Приторговываете». Просто уступил хорошим людям то, что мне было не нужно самому.

— Уступили? Но не бесплатно?

— Этого я не помню… Возможно, какие-то деньги друзья мне и дали. Просто решили, что принять бесплатно им неудобно.

— Возможно… — Рублёв сделал вид, что этот довод его убедил. — Ну, а откуда всё же вы сами добыли это ветровое стекло?..

Кухонцев деланно засмеялся:

— Товарищ капитан, ставите меня в неудобное положение. Друзья достали мне кое-какие запчасти просто так, желая сделать мне приятное. А теперь я их должен выдать? Мне просто неудобно… Поставьте себя на моё место.

— Поставьте себя на моё, — после небольшой паузы возразил Рублёв. — Дело в том, что за последнее время в Москве было несколько случаев угона машин иностранных марок. Их раздевали догола и бросали в лесу. Кто этим занимается? Не ваши ли великодушные друзья?

— Это исключено! — запротестовал Кухонцев. — У меня нет таких друзей. Они все порядочные, солидные люди.

— Допускаю. Но где ваши друзья могли взять эти запчасти? Согласитесь, не в магазине…

Кухонцев покусывал губы.

— Нет… нет… это исключено…

— А я такой возможности не исключаю. И поэтому вам придётся назвать фамилии ваших друзей.

— Но я не помню. — Он пожал плечами.

— Придётся вспомнить, Вадим Леонидович!

На лбу у владельца «мерседеса» проступили капельки пота. Дело принимало совсем неожиданный оборот. Он приготовился к нотации, штрафу, пересдаче правил уличного движения. Но только не к разговору на эту тему. Он вспомнил неприятное объяснение с тёщей, с женой. Угодил он в историю! Чёрт знает, чем она кончится. Как заботливый садовник бережёт цветущие яблони от холоден, так и Кухонцев беспокоился о своём хорошем настроении. Но в эти дни все как будто сговорились и непрестанно его угнетают. Может, назвать этому капитану фамилию Павла и тогда он отвяжется?

Но как ни беспечен был Кухонцев, он понимал, что делать этого не следует. А вдруг этот Павел достал детали незаконным путём? Тогда, пожалуй, привлекут к ответственности и его…

— Ну как, вспомнили?

Кухонцев опять сверкнул улыбкой:

— Ну хоть убейте, капитан, не помню…

— Хорошо. Тогда боюсь, что прав вам не видать… У нас есть все основания лишить вас годика на два…

Кухонцев остановил на Рублёве иронический взгляд.

— А вы, капитан, жестокий человек. Вы из тех, кому доставляет удовольствие делать гадость людям…

— Не будем говорить обо мне. Поговорим лучше о вас. Вам никогда не приходило в голову, что вы своим поведением бросаете тень на своего тестя? И если хотите знать, мы беспокоимся не столько о вас, сколько о нём.

— В этом мы разберёмся с ним сами.

— Разберётесь? Думаю, что для этого он слишком занят. А чем заняты вы?

— Я? — удивился Кухонцев. — Служу. Как исправный чиновник каждое утро хожу на работу. Ровно к девяти.

— Вот именно ходите! И только… Что-то никто из ваших товарищей не слышал о ваших трудовых подвигах.

Кухонцев поднялся, расправив ремень.

— Послушайте, капитан… Не слишком ли много вы на себя берёте? Как говорят англичане: «Mind your own business».[3]

— I’m afraid that this affair is not only yours, because it concerns your father-in-law.[4]

— О! — Большие глаза Кухонцева расширились. — Капитан ГАИ говорит на прекрасном английском! Уж не Оксфорд ли вы окончили, капитан?

— На вашем месте я не настраивался бы на весёлый лад, — заметил Рублёв.

Кухонцев сел, не сводя взгляда с Рублёва, достал пачку сигарет.

— Курить можно?

— Курите.

Кухонцев чиркнул красивой зажигалкой, выпустил облачко дыма.

— Что вы хотите, капитан? Чтобы я предал друзей?

— Можете называть это так. Я формулировал бы это иначе: помочь найти преступников.

— С вашей точки зрения они преступники, с моей — милые друзья, облегчающие нам жизнь. Поэтому ищите, я не возражаю, но без меня.

— Тогда «мерседесу» придётся отдохнуть. Владелец его пожал плечами и поднялся.

— I hope to see you again, captain.[5] Не сомневаюсь, что права будут у меня.

— I don’t think so.[6]

— Хорошо, посмотрим. Но не переоценивайте свои силы, капитан.

Рублёв сделал вид, что не слышал угрозы.

Кухонцев рассчитывал, что права ГАИ ему вернёт. Если не добровольно, то под нажимом кого-нибудь из его влиятельных знакомых. К самому тестю он по этому вопросу обращаться, конечно, не решится. Больше он рассчитывал на друзей тестя, которые бывали у него в доме. «Подумаешь, какой-то капитанишко! Позвонят ему — сам принесёт на блюдечке».

Кухонцев, конечно, не знал, что в тот же день Рублёв позвонил в московское городское ГАИ и договорился с его сотрудниками, чтобы владельцу «мерседеса» ни в коем случае не возвращали права и не выдавали новые, даже если бы у Кухонцева нашлись влиятельные ходатаи.

Рублёв не сомневался, что, убедившись в бесполезности своих попыток, Кухонцев сам придёт в ГАИ и назовёт фамилию водителя той самой «Волги», который, как предполагал Сергей Николаевич, и поставлял Кухонцеву запасные детали.

Он был убеждён, что дипломатическая машина появилась у дома Смелякова не случайно, что дело здесь не только в деталях к машинам иностранных марок. Вполне естественно было предположить, что запчасти служили только поводом для налаживания контактов с семьёй Смелякова. Эту догадку Рублёв и высказал на очередном совещании у Петракова. Тот согласился, однако распорядился вести проверку и в иных направлениях. Из милиции, из спецчасти института к Рублёву стекались сведения о других сотрудниках, причастных к работе над жидкостью «зет», но эти сведения не давали никакой зацепки. Сотрудники не были замешаны во внеслужебных контактах с иностранцами, около них не крутились подозрительные личности.

Мысли Рублёва всё чаще и чаще возвращались к показаниям пожилого уполномоченного, который упомянул горбоносого человека с родинкой на виске. Этот Горбоносый даже снился ему по ночам. Кто он? Чем он занимается? Почему он появился на кладбище у могилы купца Маклакова? По случайному стечению обстоятельств? Или всё же между ним и Рыжим есть какая-то связь?

Насчёт подлинной профессии рыжего англичанина у Рублёва не было никаких сомнений: уж очень он активно вёл себя в последнее время. Если этот «дипломат» встречается с Горбоносым, то тогда появление последнего у подъезда Смелякова никак нельзя назвать случайностью. Не есть ли это та цепочка, по которой информация о работе над жидкостью «зет» попала к разведке противника?

Кто же всё-таки этот Горбоносый?

В пятницу, вернувшись с работы, Павел Рудник обнаружил в почтовом ящике конверт. Обратного адреса на нём не было. В конверте лежал счёт за квартирную плату. Обычный бланк, в котором была проставлена сумма причитающейся квартплаты. Если бы он попал в посторонние руки, то вряд ли на него обратили бы внимание. Но Руднику он говорил многое: цифры обозначали не только сумму, но и дату и место его встречи с Гансом Кушницем. Первые две цифры означали число и месяц, две вторые — время, номер бланка — место встречи.