Чингиз Абдуллаев - Выбери себе смерть Страница 31

– Это уже задача для тебя. Ты и думай. Мы сделали фоторобот предполагаемого убийцы, но, думаю, его не найдем. Слишком четко и быстро все было сделано.

Нефедов кивнул, и они вышли из комнаты.

– В общем, товарищ подполковник, проявите благоразумие, – громко произнес Нефедов, – понимание ситуации. В связи с тем, что вчера был убит еще один сотрудник группы «Рай» подполковник Крымов, я думаю, будет правильно, если вы возьмете на себя расследование и этого дела. В милиции обо всем знают. Можете поехать туда и взять их протоколы. В конце концов, убитый был нашим сотрудником.

– Слушаюсь. – Колчин выходил от генерала в хорошем настроении. Правда, сердце все равно болело за Игоря. И за его семью. Но он понимал: Нефедов прав, выезжать сейчас в Минск было не просто опасно, но и глупо. Это никак не могло помочь расследованию убийства прокурора республики, но осложнило бы его собственное положение и косвенно могло подтвердить вину убитого Костюковского. В Минске была возможность любой провокации, а его свидание с семьей погибшего могло создать некоторую непосредственную угрозу и для нее.

И все равно он чувствовал себя подлецом, предающим память своего друга. Он понимал, как его семье нужна именно в эти минуты поддержка, доброе слово друга. И от бессилия готов был бросить все и ехать в Минск немедленно. Но это было невозможно, и Колчин осознавал это.

Когда он уже выходил из кабинета, собираясь отправиться в милицию за материалами дела об убийстве Крымова, снова раздался звонок городского телефона. Подумав немного, он поднял трубку. Это была жена.

– Ты извини меня, – печально сказала она. – Услышала по телевизору сообщение об Игоре и совсем потеряла голову. Конечно, он не мог этого сделать. Просто я не сразу все поняла.

– Ладно, – перевел дыхание Колчин, – хорошо хоть теперь поняла. Спасибо.

– Ты сегодня-то хоть придешь?

– Приду. Рубашку нужно поменять. Да и душ принять необходимо.

– Что тебе приготовить? Пельмени?

Это было любимым блюдом Колчина. Он улыбнулся впервые за это утро.

– Что хочешь. Спасибо тебе.

– Федор, – позвала жена.

– Да, – насторожился Колчин.

– Эти убийства в Минске как-то касаются и тебя?

Он хотел ее успокоить, сказать, что все в порядке, обмануть, но тяжелый ком, застрявший в горле, не давал ему возможности говорить. Обманывать не хотелось, говорить правду было невозможно.

– Приеду – поговорим, – наконец выдавил он.

– Будь осторожен, – очень тихо попросила жена и первая повесила трубку.

Колчин устало опустил трубку и вышел из кабинета, закрыв дверь на ключ. «Может, попроситься на прием к директору ФСК? – подумал он. – А если директор в курсе всех дел? Может, Миронов и Фогельсон действуют с его благословения? Тогда я не сумею даже выйти из здания. И Нефедову достанется. В лучшем случае его отправят на пенсию. Неужели секреты, которые они оберегают, стоят стольких человеческих жизней? И нужно ли охранять государство, когда во имя его ценностей убивают граждан этого государства? И что может быть ценнее человеческой жизни?»

Все эти невеселые мысли мелькали у него в голове, пока он шел по коридору. Можно взять оружие и застрелить мерзавца Фогельсона, можно даже убить Миронова, но вернуть Игоря уже нельзя. И быстрее вылечить Бориса тоже нельзя. Кроме того, Колчин прекрасно сознавал, что решение об устранении прокурора республики могло приниматься только на очень высоком уровне. На таком уровне, что об этом было страшно думать. И Миронов, и Фогельсон были лишь обычными исполнителями этих заказов. Кто-то более страшный и более грозный стоял в тени, отдавая столь быстрые и четкие приказы. Иванченко убили мастерски, подсыпав ему в еду какое-то специальное лекарство. Полковник Лукахин говорил ему об этом. Но кто мог получить разрешение на применение этого лекарства? Кто санкционировал убийство Иванченко?

В дежурном автомобиле, кроме водителя, сидел еще один офицер из оперативного отдела, выделенный для охраны Колчина по личной просьбе генерала Нефедова. Колчин, уже ничему не удивлявшийся, сел на заднее сиденье и попросил отвезти его на Петровку, в здание УВД Москвы.

Сидя в автомобиле, он по-прежнему пытался анализировать, стараясь понять логику неизвестного ему руководителя всей этой страшной машины. Убийства были совершены с хронологической точностью. Сначала в Москве и в Минске убрали Бахтамова и Иванченко, затем, также одновременно, убрали Крымова и Костюковского. Заодно убрали и прокурора республики, знавшего о мошеннической проделке белорусских спецслужб с телом покойного Иванченко.

Налицо была координация действий сразу в обеих столицах. Из этого следовало, что неизвестные обладают размахом, распространяющимся по меньшей мере на весь СНГ. И это могли быть очень влиятельные люди.

«МЫ!» – сказал Фогельсон. Кто стоит за этими буквами? Кто возглавляет это «МЫ»? Взгляды Фогельсона достаточно откровенны, он их и не скрывает. Колчин немного слышал о Миронове и знал, что назвать демократом первого заместителя директора ФСК можно было, только имея большое воображение.

Из этого следовало, что следующей жертвой должен быть сам Колчин. Ему и так слишком много разрешили узнать. Он знал, что во имя интересов государства можно убрать любое лицо, любого неугодного. Это вбивали им в голову еще при Андропове. И этим неукоснительно руководствовались сотрудники всех спецслужб мира, когда им казалось, что только они могут определять «интересы государства» и уровень его защиты.

Секретные службы в любом демократическом государстве изначально обречены на некоторую степень злоупотребления. Никакой самый надежный орган, самый лучший парламент, самые честные «избранники народа» не могут уследить за работой монстров, называемых секретными службами. В тоталитарном государстве, где все находится под жестким идеологическим контролем, работать с ними гораздо легче.

Все понимают степень допустимого, и любой выход за рамки существующих нормативов жестоко карается диктатурой независимо от ранга чиновника и его заслуг.

В демократическом государстве, где существующие нормы регламентируются не столь четко и жестко, имеется достаточно большой простор для трактовки этих норм, включающих понятие «свободы» и для самих сотрудников спецслужб.

Обладающие большей свободой, спецслужбы демократических государств являются тоталитарными по своей сути и структуре, выполняя роль церберов демократии. Здесь очень важна направленность этих сторожевых псов, иногда пытающихся укусить и свою госпожу. Только наличие здоровых сил в аппаратах секретных спецслужб способно как-то удерживать эти организации в рамках закона, проявляя лояльность по отношению к государству.

Оформление передачи уголовного дела заняло целых три часа и как-то отвлекло мысли Колчина, ни на минуту не забывавшего о вчерашнем преступлении в Минске. Протоколы допросов родных и близких Крымова он даже не смог читать: слишком тягостно было вспоминать голос Лены, дочери Игоря. К вечеру Колчин понял, что ничего не может с собой поделать. Все благие доводы были забыты. Он приехал домой, принял душ, переоделся в свежее хрустящее белье, поцеловал жену на прощание и поехал на вокзал.

Завтра был выходной день – суббота, и, хотя по негласным правилам в ФСК они работали в этот день, он впервые решил использовать его по своему разумению.

Даже понимание того обстоятельства, что он подводит Нефедова, Шварца, своих коллег, не могло остановить Колчина. Он купил билет в купейный вагон и через час уже сидел в поезде, следовавшем в Минск.

Он не заметил, как вместе с ним в вагон сели трое неизвестных. Двое сидели в ближайшем купе, причем один все время выходил курить в тамбур. Третий оказался в конце вагона. Он следил скорее не за Колчиным, а за этими двумя неизвестными. Так они и ехали всей компанией в столицу суверенной Белоруссии – город Минск.

На границе их почти не проверяли. Колчин, убедившись, что его пистолет не виден, просто задремал и, проснувшись, лишь протянул свой паспорт пограничникам. Отношения между Россией и Белоруссией, бывшие достаточно хорошими при Кебиче, после избрания Лукашенко вообще стали образцом для подражания для всех стран СНГ. В Минск поезд прибыл под утро, и Колчин сошел на немного подмерзшую землю. За ним вышли сначала двое неизвестных, затем третий.

Когда Нефедову доложили о поездке Колчина в Минск, он ничего не сказал, просто положил трубку. Все-таки я не ошибся в этом следователе, удовлетворенно подумал Нефедов. Конечно, Колчин поступал неправильно как профессионал, но он был прав как порядочный человек. А это качество Нефедов ценил в людях гораздо больше.

Когда генералу Миронову доложили о поездке Колчина в Минск, он просто выругался. Резко поднял трубку, решил позвонить Нефедову, отчитать его за самовольный отъезд из страны следователя ФСК. Затем, передумав, опустил трубку. Набрал другой номер и поднял трубку во второй раз.