Хайнц Хене - Пароль: "Директор" Страница 32

Они хотели создать «Молодежный фронт» для борьбы с закоснелыми партиями левого и правого толка, у них было желание сформировать «третью силу», которая займет место между красными и коричневыми марширующими колоннами, готовыми к решающей битве над трупом парламентской демократии Веймарской Германии. Эта молодежь поддалась соблазнительной иллюзии возможности примирения врагов и их объединения под флагом нового вероучения, известного как пролетарский национализм или национальный социализм.

Хотя идеологи «Молодежного фронта» были выходцами из буржуазии, эмоционально они тянулись к левым. Национальные революционеры не могли себе представить другого будущего, кроме социализма, поскольку только социализм мог примирить «противостояние националистов и пролетарских сил для создания „народного общества“, которое стало бы переходным этапом к „истинно авторитарному государству“. В 1932 году Шульце-Бойзен высказал следующее мнение: „Нашим ответом механической организационной концепции государства является идея народного общества. Эта идея станет нашей целью и потребует нового реализма; мы считаем служение постоянному обновлению общества основной целью государства“.

Пророки „Молодежного фронта“ проповедовали доктрину „всемирной классовой войны“, показывая таким образом, что их кредо представляло собой странную смесь эмоций социалистического происхождения и экспансионизма ортодоксальных националистов. По их мнению, Германия должна была копировать плановую экономику Советского Союза, с помощью которого следует образовать „Лигу угнетенных наций“, чтобы разбить оковы Версаля». Среди представлений, царивших в «Молодежном фронте» существовали и такие: социализм — это лента транспортера для империалистической политики.

Эти молодые люди отличались от своих интеллектуальных потомков из Федеральной республики, видевших свою утопию в неуправляемом обществе. Хотя они критиковали устои общества 1932 года, их идеалом было сильное государство мирового класса. Шульце-Бойзен говорил, что «государство, которое не желает и не может расширяться в имперских масштабах или не способно принимать внешнеполитические решения, руководствуясь подлинно революционными принципами… на практике осуждено на бессилие».

Однако сильное государство, как полагали национальные революционеры, может быть создано только социалистическими методами; только социалистическое государство может очистить Европу от «хаоса и беспорядка», защитить континент от американской «кампании проникновения» и «разрушительных тенденций капитализма или либеральной иллюзии свободы личности». Но что нужно для успеха социализма? Ответ у них был наготове: тотальная мобилизация людей. Шульце-Бойзен объяснял, что «социализм не значит безответственность, отсутствие руководства или отречение от духа предпринимательства. Все вместе: генеральный штаб, армии производителей, планирование, работающее общество, решительное в самоотверженных усилиях и ответственности — это и есть социализм».

Их язык был похож на лексикон нацистов, и тем не менее национальные революционеры ненавидели нацистскую партию. Правда, на какое-то непродолжительное время гитлеровское движение произвело на них сильное впечатление. Швейцарский самолетостроитель Фред Шмид, не только входивший в число идеологов «Молодежного фронта», но и финансировавший его, признал, что по его мнению причиной тому были сами слова «национальный социализм». Его соотечественник Турел, пока его не арестовали нацисты, также хотел создать «что-то вроде моста к национальному социализму».

Но отказ нацистов от своей национальной антикапиталистической программы, поворот Гитлера в сторону большого бизнеса и немецких националистов разрушили все иллюзии национальных революционеров. С этих пор Гитлер стал для них воплощением грубого фашизма, целиком полагавшегося лишь на силу. Когда с Гитлером, как мелкобуржуазным оппортунистом, под лозунгом «Социалисты покидают партию» размежевалось крайне левое крыло во главе с Отто Штрассером, руководителям «Молодежного фронта» стало окончательно ясно: нацисты предали социализм.

Несмотря на происхождение Шульце-Бойзена из консервативной семьи и родство с адмиралом фон Тирпицем — он доводился тому племянником социализм в иерархии Харро стоял превыше всего. Бунт против буржуазной апатии привел его к резкому конфликту с родителями, сочувствовавшими немецким националистам.

Харро Шульце-Бойзен родился второго сентября 1909 года в Киле. Его родители сочетали в себе лояльность официальной власти со снобизмом верхушки среднего класса, которые он вскоре научился презирать. Капитан флота Эрих Эдгар Шульце во время Первой мировой был начальником штаба германского военно-морского командования в Бельгии, а впоследствии входил в руководство разных крупных промышленных концернов. По матери он приходился родственником семье Тирпиц: Мария — Луиза Шульце была сестрой адмирала и происходила из рода Бойзенов, широкоизвестной семьи фленсбургских адвокатов, возглавлявшей самое избранное кильское общество.

Хотя даже в школьные годы Харро называл себя Шульце-Бойзеном, самодовольство и социальные устремления родителей и их друзей по бизнесу и государственной службе для него мало что значили. С раннего детства его увлекали революция и всяческие тайные общества. В 1923 году, будучи ещё учеником средней школы в Дуйсбурге, он принимал участие в тайной борьбе с французскими оккупационными властями Рура и, как впоследствии указывалось в его личном деле, некоторое время просидел под арестом за «активное участие в рурских событиях».

После зачисления (с оценкой «хорошо») в университет Харро в 1928 году вступил в «Орден молодых германцев» Артура Марона. Студента юридического факультета Фрайбургского университета пленили национализм, республиканские устремления и паневропейская мистика ордена. Гарро с энтузиазмом включился в кампанию за франко-германское взаимопонимание. В течение всей последующей жизни его всегда привлекала идея «Ордена». Он считал, что для ликвидации старого общества нужен авангард из меньшинства, представленного членами «Ордена», в духе отринувших корысть членов старых религиозных орденов, гугенотов, пуритан, якобинцев и большевиков.

В 1930 году он перешел в Берлинский университет и утратил интерес к буржуазно-консервативным концепциям Марона.[16] Харро снимает комнату в рабочем квартале Веддинг, и общение с берлинским пролетариатом способствует сдвигу его убеждений влево. Он остается руководителем «Ордена» в Веддинге вплоть до 1931 года, но затем принимает сторону «революционных национал-социалистов» Отто Штрассера и других экстремистских группировок.

Летом 1932 года он примкнул к кругу национальных революционеров в Берлине, которые выступали против всей политической власти в республике, включая демократические партии. Для последователей «Ордена» любая партия была достойным презрения «проявлением буржуазного общества». Шульце-Бойзен откликнулся на призыв и стал редактором листка национальных революционеров «Гегнер» («Противник»).

Множество молодых националистов разных оттенков сгруппировалось вокруг Франца Юнга, представителя старой гвардии коммунистов из Силезии, который впоследствии порвал с компартией. Они называли себя «Гегнер» — как свою газету, которая теперь регулярно выходила на шестидесяти четырех страницах в одну восьмую формата (приблизительно 15 на 23 см) тиражом в три тысячи экземпляров и была наиболее ценным звеном в ряду активов этого предприятия, тем не менее потерпевшего крах из-за налогов и трудностей с финансированием.

Юнг руководил издательской фирмой «Дойче Корреспонденц» одного из застрельщиков европейского профсоюзного движения, известного как «Движение строительных предприятий». Его целью было создание международных строительных кооперативов в противовес капиталистическим строительным концернам. К концу 1920 года немецкие профсоюзы сотрудничали со своими французскими коллегами и планировали возведение крупных жилых зданий в обеих странах.

Помимо профсоюзов, в поддержку этого социалистической затеи выступали французский архитектор-модернист Ле Корбюзье и парижский еженедельник «План», в котором Ле Корбюзье редактировал свою рубрику. Французы настаивали на выпуске аналогичного издания в Германии, и в 1931 году это привело к возрождению «Гегнера». Издатели «Плана» помогли заключить соглашение между французскими профсоюзами и немецким кооперативным строительным движением, они пропагандировали Ле Корбюзье и финансировали прогрессивную общественную программу честолюбивого адвоката Филиппа Ламура, который возглавлял редакцию.

Юнг оставался издателем «Гегнера» даже после того, как франко-германское строительное сотрудничество задохнулось в непроходимых джунглях валютных правил. Газета увязла в долгах, и Юнг закрыл бы её, не привлеки она оригинальностью своих теорий внимание целого ряда молодых людей.