Роберт Ладлэм - Директива Джэнсона Страница 33

Подход с моря к юго-восточному побережью Шри-Ланки на маленьком катере потребует особого внимания; появляющиеся время от времени песчаные отмели в этих водах создают препятствия для судоходства. Но из Коломбо есть прямой авиарейс в Бомбей, а оттуда уже можно будет лететь домой, в Штаты. Джэнсон заучил наизусть личный номер Марты Ланг, и то же самое сделал Катсарис; они смогут связаться с ней, где бы она ни находилась. Хотя на катере необходимые для этого средства спутниковой связи отсутствовали, Джэнсон не сомневался, что Катсарис, принявший на себя командование, уже в ближайшие минуты известит помощницу Новака об успешном завершении операции. Джэнсон надеялся сделать это сообщение лично, но Катсарис заслужил это право не меньше его. Только благодаря Катсарйсу, вопреки всему, была одержана такая впечатляющая победа.

Если Джэнсон что-нибудь понимал в Фонде Свободы, к моменту возвращения «БА-609» на Кэтчолл самолет будет ждать уже целая воздушная флотилия. Он следил за крохотной точкой, упорно карабкавшейся вверх.

И вдруг — нет! не может быть, это была лишь игра света! — Джэнсон увидел вспышку, ослепительное пятно и огненный хвост взрыва в воздухе. Белое пламя на мгновение озарило сереющий небосвод, и затем сразу же последовала вторая вспышка, желто-оранжевый взрыв бензобаков. Обломки фюзеляжа, кружась в воздухе, полетели вниз.

Нет! О господи, нет!

Джэнсон словно оцепенел. Закрыв глаза, он снова открыл их: не привиделось ли ему случившееся?

Оторванные лопасти винта, лениво вращаясь, рухнули в море.

Боже милосердный!

Подобной катастрофы Джэнсон еще не видел. Сердце стиснула острая боль, сильнее, сильнее. Тео. Тео Катсарис, самый близкий человек на земле, почти сын. Тот, кто любил его, кого любил он. «Разреши мне остаться», — упрашивал его Тео, — а он отказал ему, из тщеславия, из ложной гордости.

Его нет в живых. Он сгорел у него на глазах.

Перед мысленным взором Джэнсона калейдоскопом мелькнули лица остальных. Молчаливый, невозмутимый Мануэль Гонвана. Андрессен: преданный, доскональный, надежный, мягкий — которого мало кто мог оценить по достоинству, поскольку он был начисто лишен честолюбия. Шон Хэнесси, которого он вырвал из английской тюрьмы, подписав ему этим смертный приговор. И Донна Хеддерман — невезучая американка, поборница добра.

Все они погибли. Погибли из-за него.

И Петер Новак. Величайший гуманист нового тысячелетия. Гигант среди людей. Миротворец. Тот, кто однажды спас Джэнсону жизнь. Цель всей операции.

Погиб.

Сгорел заживо на высоте три тысячи футов над Индийским океаном.

Народившийся день превратил немыслимый триумф в кошмар.

И Джэнсон знал, что это не несчастный случай, не отказ двигателей. Об этом безошибочно сообщил сдвоенный взрыв — вспышка, на какие-то мгновения предшествовавшая взрыву баков с горючим. Случившееся было результатом тщательно спланированного злого умысла. И следствием этого злого умысла была гибель четверых людей, лучших из всех, кого знал Джэнсон, а также лучшего человека на целом свете.

Проклятие, но что произошло? Кто мог составить этот дьявольский план? Когда это произошло?

И почему? Во имя всего святого, почему?

Джэнсон обессиленно опустился на дно катера, парализованный горем, отчаянием, яростью; на мгновение здесь, в открытом море, ему показалось, что он находится в склепе и на его грудь давит невыносимая тяжесть. Он с трудом мог дышать. Кровь, текущая по его жилам, словно свернулась. Вздымающееся море манило, обещая вечное забвение. Муки и страдания были просто нестерпимыми, и Джэнсон знал, как положить им конец.

Но это не выход.

Он без колебания отдал бы жизнь за своих друзей. Теперь Джэнсон понимал это как никогда остро.

Но это не выход.

В живых остался он один.

И где-то в уголке его сознания заработал четкий, слаженный механизм, питаемый ледяной яростью. Он вступил в борьбу с религиозными фанатиками, чтобы столкнуться с гораздо более дьявольской силой. Бешеный гнев заморозил его душу криогенным холодом. Таким чувствам, как злость и горе, пришлось отступить перед чем-то могучим, неудержимым — неистовой жаждой возмездия. И именно это чувство не позволило Джэнсону поддаться остальным. Он один остался в живых — остался для того, чтобы узнать, что же произошло.

И почему.

Часть вторая

Глава девятая

Вашингтон, округ Колумбия

— В первую очередь мы должны помнить о соображениях секретности, — объявил собравшимся в зале представитель разведывательного управления министерства обороны. Широкоплечий, мускулистый, с густыми черными бровями, он производил впечатление человека, привыкшего к физическому труду; на самом деле Дуглас Олбрайт работал исключительно головой. Он защитил докторскую диссертацию по сравнительной политике и еще одну по основам теории игр. — Секретность является приоритетом номер один, номер два и номер три. И тут не должно оставаться никаких неясностей.

Впрочем, никаких неясностей и не могло быть, ибо соображениями секретности объяснялся даже необычный выбор места для проведения этого созванного в спешке заседания. Международный центр «Меридиан» находился на Крешент-плейс, неподалеку от Шестидесятой улицы. Непримечательное симпатичное здание в неоклассическом стиле, своеобразном архитектурном lingua franca[16] официального Вашингтона, оно ничем не выделялось среди своих соседей. Его скромное обаяние в первую очередь было обязано любопытному статусу здания. Хотя оно и не являлось собственностью федерального правительства — Центр называл себя некоммерческой организацией, занимающейся проблемами образования и культуры, — оно использовалось практически исключительно для конфиденциальных правительственных нужд. В центральной части был красивый парадный подъезд с резными дубовыми дверями; гораздо большее значение имел боковой вход, к которому вела охраняемая дорога, что позволяло государственным мужам приезжать и уезжать, не привлекая к себе лишнего внимания. Хотя здание находилось всего в миле от Белого дома, оно обладало определенными преимуществами для проведения совещаний особого рода, в первую очередь межведомственных встреч, не имеющих официальной юрисдикции. Эти совещания не оставляли после себя длинного бумажного хвоста, что было бы неизбежно по соображениям безопасности, если бы они проходили в Белом доме, Старом зале заседаний, Пентагоне или в каком-либо из разведывательных ведомств. После них не оставалось стенограмм и архивов — страшных врагов тайны. Они имели место, тогда как формально их не было.

Пятеро мужчин с серыми лицами сидели вокруг небольшого стола в зале заседаний. Хотя они занимались приблизительно одними и теми же вопросами, однако при существующей структуре правительственных учреждений и обычном ходе вещей у них до этого момента не было оснований встречаться друг с другом. Вряд ли нужно говорить, что повестка дня, собравшая сейчас их вместе, была далеко не ординарной, а проблемы, с которыми они столкнулись, весьма вероятно, могли иметь катастрофические последствия.

В отличие от своих начальников с громкими должностями эти люди не подчинялись политическим симпатиям общества; они занимались делом всей жизни, разрабатывая программы, выполнение которых значительно превышает срок пребывания у власти любой президентской администрации. Разумеется, эти профессионалы общались с теми, кто сменял друг друга в чехарде четырехлетних циклов, и даже отчитывались перед ними, но горизонты их ответственности, как сами они ее понимали, простирались значительно дальше.

У сидевшего напротив человека из РУМО, заместителя директора АНБ, был высокий, пересеченный складками лоб и маленькое сморщенное лицо. Он гордился тем, что в любых обстоятельствах сохраняет внешнюю невозмутимость. Но сейчас эта невозмутимость была близка к тому, чтобы провалиться ко всем чертям, прихватив с собой и его гордость.

— Да, секретность — это требование, не вызывающее сомнений, — тихо промолвил он. — Чего нельзя сказать о вопросе, собравшем нас здесь.

— Пол Элайя Джэнсон, — раздельно произнес помощник государственного секретаря, на бумаге возглавлявший отдел анализа и исследований госдепа.

Он помолчал. Атлетического телосложения, гладко выбритый, с взъерошенными соломенными волосами; массивные очки в широкой черной оправе придавали ему мрачный вид. Помощник государственного секретаря умел выпутываться из самых сложных ситуаций, и остальные присутствующие это знали. Поэтому они внимательно следили за тем, с какой стороны он сейчас подойдет к проблеме.

— Как вам известно, Джэнсон был одним из наших людей, — наконец сказал человек из госдепа. — Бумаги на него, которые вы сейчас видите перед собой, лишь слегка подредактированы. Приношу свои извинения — в таком виде они поступили из архива, а у нас было очень мало времени на подготовку. Так или иначе, полагаю, общее впечатление вы смогли получить.