Михаил Бойков - Рука майора Громова Страница 33

Холмин зашнуровал левый башмак, закурил папиросу и взялся за правый.

— Попробуем задать себе несколько вопросов. Во-первых, что делать дальше? Ждать, когда Ольга напишет мне письмо? Напишет ли после ссоры? А срок, установленный Гундосовым? Он истекает послезавтра. Попытаться оттянуть срок? Упросить полковника? Нет, это не выход из положения. А вообще, почему Гундосов так спешит? И почему так спешно запытали Шелудяка? И почему он так мешал мне при моем расследовании? Почему Бадмаев упорно не желает говорить о содержании следственных «дел» Шелудяка и Беларского? Откуда взялись на последней записке «руки» отпечатки пальцев Дондеже? Почему «призрак» на мой вопрос ответил, что он «только правая рука майора Громова»? Кто и для чего срезал пуговицы у энкаведистов? И почему «рука» медлит с убийством Бадмаева?

Холмин с досадой ударил себя кулаком по колену и воскликнул:

— Сто тысяч «почему»! Как в книжке Перельмана. И почему в этой захудалой гостинице нет пепельниц, чорт возьми?

Он вертел в руке окурок, не зная куда его бросить. Наконец, яростно бросил на пол и придавил башмаком.

— Вот еще одно «почему… — произнес он злым шепотом, вытаскивая из кармана третью папиросу. — Загадочный Беларский. Его задушили и бросили лицом в костер. Кто-то от кого-то хотел скрыть его лицо. А если…

Неожиданная мысль подбросила Холмина, как пружиной:

«А если Беларский не убит? Если он сам хотел скрыть свое лицо? Если он убил?»

Возбужденный Холмин вскочил с кровати, уронив на пол башмак и папиросу, и забегал но комнате, прихрамывая и приговаривая:

— Боже мой! Тогда почти все становится понятно. Нужно искать Беларского. Настоящего. Где могут быть его следы? Прежде всего в полку, где он служил. Как же это я, до сих нор, не догадался там побывать?

Он бросился к телефону.

— Который час?

— Без четверти двенадцать, — ответили ему с телефонной станции.

Ехать в полк было слишком поздно. В это время его могли туда и не впустить без специального разрешения городского отдела НКВД и полкового особого отдела. Нужно было дождаться, по крайней мере, шести часов утра…

До рассвета Холмин провел время в терзаниях, Бегал по комнате, бросался на кровать, курил папиросу за папиросой. Несколько раз звонил на телефонную станцию, спрашивал: «который час»? и ругался с телефонистками. Об Ольге и «руке» не вспомнил ни разу; теперь его мыслями всецело овладел Беларский.

В половине шестого Холмин позвонил в комендатуру отдела:

— Говорит агент Холмин. Немедленно пришлите автомобиль в гостиницу № 1.

Засланный голос дежурного ответил:

— Нужно разрешение начальника отдела.

— Мне не хочется будить Бадмаева. А дело спешное.

— Без разрешения нельзя.

— Если через десять минут автомобиля не будет, я постараюсь, чтобы вас посадили, — раздраженно крикнул Холмин в трубку.

В таком случае, не беспокойтесь, товарищ агент. Машина будет, — пообещал дежурный…

Ровно через десять минут автомобиль отдела НКВД стоял у подъезда гостиницы…

Глава 14

Групповая фотография

Командир пехотного полка, стоявшего за городом и его помощник по хозяйственной части были чрезвычайно встревожены появлением у них Холмина. Их тревога усугублялась тем, что он явился не из «особки». а из «органов», т. е. не из особого отдела дивизии, а из городского отдела НКВД, агенты которого не так давно арестовали в полку майора Громова, капитана. Беларского и троих красноармейцев.

Принимая Холмина, командир нервно и растерянно потирал ладонью стриженую «под ежик» голову. На лысине его заместителя выступили крупные капли пота. Лица, у обоих были испуганные и расстроенные. В полку, в ближайшее время, должна была начаться чистка, и визит отдельного энкаведиста мог иметь к ней отношение самое прямое.

Заметив испуг и растерянность полковых командиров. Холмин, с первых же слов, поторопился успокоить их:

— Не волнуйтесь, товарищи. Я приехал не для того, чтобы арестовывать вас. Мне нужно в вашем полку только навести несколько справок.

Лица командира и «завхоза» полка немного просветлели.

— Пожалуйста, товарищ, — сказал командир, пытаясь улыбнуться. — Мы постараемся дать вам любую справку. Что вас интересует?

— Капитан Беларский.

— Но у нас такого уже нет. Он арестован и, кажется, осужден.

— Я знаю. Чем занимался Беларский в полку до ареста?

— Был помощником комроты по строевой части.

— В роте, которой командовал майор Громов?

— Да.

— Беларский хороший строевик?

Командир полка замялся. Отвечать следовало осторожно, взвешивая и обдумывая каждое слово. Мало ли что может быть. С энкаведистами из «органов» он уже встречался, и знал их достаточно.

— Как вам сказать, товарищ, — заговорил командир после короткой паузы. — Конечно, Беларский — враг народа, разоблаченный органами НКВД. Но в полку он, как будто, выполнял свои служебные обязанности без явного вредительства. Во всяком случае, старался выполнять. Обучал красноармейцев, главным образом, строю и стрельбе. Другие командиры и красноармейцы на него не жаловались.

— Скажите, где жил капитан Беларский, — спросил Холмин.

— У нас в полку. В командирском общежитии. Он был одиноким, — ответил «завхоз».

— Его место там еще не занято?

— Уже занято другим командиром.

— В каких отношениях были майор Громов и Беларский?

— По-моему, в самых дружеских, — ответил командир полка.

— Не ссорились на службе?

— Насколько я помню — нет. Капитан точно и быстро выполнял приказания своего начальника и был, так сказать, верным его помощником. В полку Беларского даже называли правой рукой майора Громова.

— Вот оно что! — воскликнул Холмин. — Теперь понятно, почему он назвался «рукой майора Громова».

— Кто?

С языка Холмина чуть было не сорвалось слово «призрак», но он вовремя спохватился и на вопрос командира ответил уклончиво:

— Так… Один человек. Вы его не знаете.

Командир забеспокоился.

— Вы уж простите, товарищ. Это я спросил просто из любопытства.

— Ничего, ничего. Я не в претензии, — успокоил его Холмив., — Скажите, в полку не сохранилось никаких следов Беларского?

— Какие же могут быть следы? — удивился командир.

— Ну, например, письма, записные книжки, фотографии.

— Нет, ничего этого не сохранилось. Все забрали работники отдела НКВД при обыске.

— Оставалась, правда, одна фотография. Групповая, — вставил «завхоз».

Холмин подскочил на стуле.

— Где она?

— Висела в полковом клубе. Работники НКВД случайно не взяли с собой эту фотографию. После мы выбросили ее в сорный ящик. Вместе с рамкой.

Холмин опустился на стул со словами:

— Как жаль. Что было на фотографии?

— Небольшая группа. Майор Громов с дочерью, капитан Беларский и несколько красноармейцев из числа отличников военной учебы.

— Когда она была снята?

— С полгода тому назад. В день пятилетия командования Громова ротой.

— Сор из ящиков у вас часто вывозят? — спросил Холмин с тайной, но вполне обоснованной надеждой, что в полку это делается не часто.

«Завхоз» покраснел и, смущенно опустив голову, сказал:

— Давно уж не вывозили.

Командир взглянул на него с упреком:

— Василь Иваныч! Ведь я приказал. Сколько раз повторять?

— Транспорта не было, — начал оправдываться «завхоз».

Вскочив со стула. Холмин перебил его:

— Давно не вывозили сор? Какой вы молодец!

— То-есть, почему же молодец? Нарушение воинской дисциплины. Я на него взыскание наложу, — недовольно сказал командир.

Не слушая его, Холмин воскликнул:

— Ведь фотография должна быть там! Как вы думаете?

— Наверно там, — подтвердил Василь Иваныч. — Куда же ей деться?

— Скорее туда. Надо ее найти, — заторопился Холмин.

— Что вы товарищ. Ящики-то очень большие. Много времени на их раскопки уйдет, — попробовал протестовать «завхоз».

— Ничего. Хоть год раскапывать будем. Дело важное. Надо найти, — решительно возразил Холмин.

— Придется искать, Василь Иваныч. Ничего не поделаешь. Вот не было печали, — вздохнул командир полка…

Вид сорных ящиков на заднем дворе полка несколько охладил пыл Холмина. Их было шесть — огромных, высотой в полтора метра и заполненных до верху.

Однако, Холмин не сдался перед трудностями «раскопок». Для них, по его настоянию, командир полка выделил 12 красноармейцев, — по два на каждый ящик, — с таким расчетом, чтобы все они раскапывались одновременно. Один красноармеец стоял наверху ящика и сбрасывал лопатой мусор на землю, где другой, — лопатой же, — разгребал его.