Николай Шпанов - Лед и фраки Страница 33

В первый момент Билькинс опешил. Филиппс осторож- но приблизился к лежащему и опустился перед ним на колени. Хихикнув тем же булькающим смехом и подмигнув в сторону капитана, он широким взмахом отвел руку, нацеливаясь на выпячивающееся из разорванного ворота горло машиниста.

Напрягая все силы, чтобы сделать свои движения быстрыми и точными, Билькинс схватил руку Филиппса. В тот же момент он увидел перед собой широко открытые, почти выкаченные глаза сумасшедшего. Булькающий смех перешел в звериное рычание.

— Как ты смеешь?.. Тля, сволочь… Не мешай мне… Я уничтожу тебя вместе с больными и неграми!

Рыжий сделал попытку освободить руку. Не успел Билькинс сообразить, как тот перехватил свободной рукой нож. Не помня себя от бешенства, Билькинс навалился всем телом на противника. Он уже думал, что овладел им — и вдруг почувствовал в боку мгновенную колющую боль и широко разливающуюся от нее струю ожога.

6. Последние минуты «Наутилуса»

Даже Билькинс, чувствовавший себя лучше всех на судне, испытывал страшную головную боль. Конечности налились свинцом. Он едва находил в себе силы сопротивляться желанию команды немедленно всплыть, не считаясь ни с чем. По настроению экипажа, даже офицеров, капитан чувствовал, что, если бы люди не были до такой степени утомлены и почти поголовно больны, они, вероятно, давно поступили бы по-своему и заставили бы судно выйти на поверхность. Никакие доводы на них уже не действовали. Билькинс видел, что его слова даже не доходят до сознания слушателей.

Но Билькинс все же говорил:

— …Нет и нет. Я не соглашусь очертя голову переть на лед. Я вам уже доказал, что мы лишились зонда. Из-за этого мы не можем определить момента приближения к поверхности льда. Мы рискуем разбиться при малейшей неосторожности. Поверьте мне, в данном положении у нас очень мало надежды на благополучный исход предприятия, но если лодка будет затоплена, мы и вовсе будем лишены надежды когда-нибудь выбраться отсюда.

В кубрике царила тишина. Сквозь заунывное бормотанье вала, доносившееся из-под металла палубы, с дальнего конца лодки, врывался вой связанного Филиппса. Временами ему вторил забившийся в угол маленький машинист, едва не сделавшийся жертвой рулевого. Сидящие на рундуках участники совещания в ужасе хватались за головы, стараясь защитить уши от криков сумасшедших.

Билькинс медленно обвел глазами слушателей:

— Слушайте, ребята… Я могу предложить только одно. У меня нет никакой надежды на то, что наш алмазный бур в исправности. И самое опасное, если повреждена еще труба. Тогда, выпуская этот бур, мы можем открыть доступ в лодку воде. И едва ли нам в таком случае удастся уже что- нибудь сделать, чтобы от нее избавиться. Но все-таки я считаю бурение единственным средством, если не выбраться на поверхность льда, то, во всяком случае, получить свежий воздух и для дизелей и для наших легких. Поэтому, ребята, я предлагаю — сделать попытку бурить лед… Кто не возражает, пусть поднимет руку.

Билькинс окинул взглядом голосующих. Уже самый вид этих апатично приподнятых рук говорил о полном упадке физических сил и об отсутствии энергии у подавляющего большинства его спутников.

Билькинс тут же мысленно выбирал себе помощников в предпринимаемой попытке. Задача не ограничивалась приведением в действие буровой машины. Нужно было приготовить все для возможного устранения течи, если бы таковая открылась. А на случай, если бы удалось пробить лед, нужно было привести в готовность дизеля, чтобы воспользоваться возможностью зарядить аккумуляторы,

Билькинс сделал попытку нарисовать план действий экипажу. Но никто и слушать не хотел про то, что может встать вопрос о новом погружении. Мысли и желания всех были направлены на одно: всплыть и пробиться сквозь лед для того, чтобы выйти на его поверхность.

— Ну, хорошо, ребята, а если нам все-таки не удастся пробиться? Ведь мы же должны быть готовы к необходимости продолжать плавание. В этом, по существу, не будет даже ничего опасного, коль скоро мы получим запас свежего воздуха на несколько суток. Срок вполне достаточный…

— …для того, чтобы еще раз обойти вокруг полюса? Нет уж, каптэйн, это вы оставьте себе.

— С нас довольно. Нам нужен воздух — и больше ничего. Никаких подвигов и никаких открытий!

— Ко всем чертям новые земли и славу… Не правда ли, ребята?

— Правильно… К дьяволу все открытия… Гони домой! Выпустите нас наружу и мы уж найдем дорогу!

— Хорошо, — покачав головой, сказал Билькинс, — я постараюсь выпустить вас на лед. Только потом на меня не пенять. А теперь довольно разговоров. За работу.

Билькинс вызвал несколько человек и ушел в центральный пост. Скоро придушенную тишину лодки коротко резанул звонок.

— Приготовиться к всплытию!

Голос Билькинса звучал, как всегда. Каждое слово было твердым и четким. Ясно доходило до сознания экипажа.

Яркие лампы разбросали темноту машинного. Люди схватились за глаза. Но резкий настойчивый звонок заставил всех устремиться к своим местам. Многие брели, едва волоча ноги. Люди, как пьяные, держались за поручни и переборки.

И снова заставил всех встрепенуться приказ с центрального поста:

— Продуть носовую!

Никто не подозревал в этот момент о том, с каким внутренним трепетом прислушивался Билькинс к стону выгоняемой из цистерны воды. Малейшая заминка в продувке означала бы, что последняя надежда на спасение рушится, как карточный домик.

Но все шло как следует. Увлеченные обычной работой и привычной обстановкой напряженного ожидания беспрекословных приказаний, над которыми не нужно и нельзя раздумывать, приказаний, требующих немедленного и самого тщательного исполнения, — люди напрягали все внимание и силы, чтобы не пропустить ни единого звука, доносящегося по переговорным трубам с главного поста.

На эти слова была теперь вся ставка. Ничто не отличалось от повседневной обстановки всплытия, какие сотни раз совершил каждый из членов экипажа, но никто и никогда не сознавал так отчетливо, что от точности движений, от быстроты реакции зависит то, на чем были сосредоточены все помыслы и что свинцовой тяжестью в висках напоминало о себе при каждом движении — возможность глотнуть чистого воздуха.

Стоя на своем месте, Билькинс впился в приборы. Он готов был пальцами подгонять стрелку глубомера. Но вот осталось несколько метров. Билькинс выровнял лодку. Медленно, на одних рулях подходил «Наутилус» к поверхности льда, закрывшего его от солнца и воздуха. Поколебавшись минуту, Билькинс прильнул к телефону и передал во все отделения:

— Мы подходим к самому льду. Приготовьтесь к возможному толчку.

На всем судне воцарилась тишина почти непереносимая. Моторы вращались на самых малых оборотах. Едва слышным звоном отвечал гребной вал… Никто не знал, как даст о себе знать лед. И вдруг настороженность лодки прорезал пронзительный животный вой. Кричал извивающийся в своем углу связанный Филиппс. Ему ответил из- под трапа главного поста взрыв выстрела, потрясший неподвижный воздух лодки. Люди шарахнулись от своих машин. Но раздавшийся спокойный голос командира вернул их на места:

— Все по местам… Эванс покончил с собой… Мир его праху. Все по местам! Сейчас лед.

Билькинс бросил эти слова наобум. Только для того, чтобы заставить людей вернуться к машинам. Но точно в подтверждение над главным постом раздался оглушительный скрежет железа, эхом разнесшийся по всему корпусу. Лодка задрожала и остановилась. Качнувшись несколько раз в раздумьи, «Наутилус» сделал еще небольшой скачок вперед и вверх и замер.

Теперь Билькинс не успевал подавать команду. Люди работали, как бешеные. Обливаясь потом, при каждом движении хватаясь руками за все, что попало — только бы удержаться на ногах — команда выполняла все указания командира, как на образцовом учении. Не прошло и трех минут, — труба бура была поднята на высоту рубки. Через несколько сантиметров она должна была встретиться со льдом.

Вцепившись ногтями в ладони, Билькинс отдал приказание выдвинуть бур.

— Есть бур! — донеслось в ответ.

— Открыть клапан! Включить мотор! — резко бросал одну за другой команды Билькинс.

Вода хлынула в отверстие трубы. Поднимаемый бур не встречал никаких препятствий. Струя воды делалась все сильнее. Люди бросились врассыпную от трубы. Билькинс чувствовал, как по втиснутым в ладони ногтям стекает теплая кровь. Спокойно и резко, овладевая окружающими легче, чем самим собою, он чеканно бросил:

— Ни одного движения. Все по местам. Я буду стрелять.

Люди застыли. Никому не пришло даже в голову подумать над тем, из чего собирается стрелять командир.

Прикрыв на минуту глаза, Билькинс решительно повернулся к перископу и стал его быстро поднимать. Через минуту он прильнул к окуляру. По легкому потрясению он почувствовал, что труба перископа преодолела какое-то легкое препятствие. И сейчас же в глаза ему брызнул ослепительный свет. Медленно поворачивая перископ, он увидел, что «Наутилус» стоит у края широкой полыньи. В нескольких метрах от рубки начинается изрытая торосами поверхность ледяного поля. Билькинс оторвался от окуляра. Он знал, что если он сейчас же не возьмет себя в руки, то не выдержит и должен будет закричать от дикой радости. Но никто из экипажа об этом так и не узнал. Вместо того командир вынул из кармана револьвер и, спокойно глядя на стоящих перед ним людей, скомандовал: