Чингиз Абдуллаев - «Гран-при» для убийцы Страница 34

Бабушка любила оставаться на даче, куда приезжали ее многочисленные дети, внуки и правнуки. Она и умерла на этой даче, когда после двух инфарктов в семьдесят семь лет у нее случился инсульт.

Дача была одним из самых светлых воспоминаний детства. Однажды соседский бык, непонятно отчего вдруг взбесившись, порвал проволоку, отделявшую их участок от соседского, и стал топтать их виноградники. Бросившиеся за ним соседские ребятишки истоптали гораздо больше винограда, чем это могло сделать даже взбесившееся животное. Впрочем, бык довольно скоро успокоился, а они еще долго вспоминали об этом случае.

— О чем ты думаешь? — вдруг спросил отец.

— Дорога, — повернулся к нему Дронго. — Каждый раз, когда я по ней еду, я вспоминаю начало шестидесятых, когда был совсем маленький и мы ездили на дачу.

— С тех пор прошло больше тридцати лет, — кивнул отец. И вдруг безо всякого перехода спросил:

— Тебе не кажется, что тебе уже много лет?

— Кажется, — усмехнулся сын. Он знал, о чем будет говорить его отец.

— Я никогда не вмешивался в твою личную жизнь, но, согласись, могу я иногда хотя бы узнавать, как ты думаешь жить дальше? Тебе уже тридцать восемь.

По-моему, иногда нужно думать и о собственной жизни.

— Тебе сколько лет было, когда ты женился?

— Тридцать один. Я был тогда заместителем прокурора города.

— Ну вот видишь. А я в тридцать восемь лет все еще безработный.

Согласись, что это большая разница. Как я объясню своей будущей супруге, чем я занимаюсь и где работаю? Рассказывать байки о том, что я журналист, путешествующий по миру? Или частный детектив? В лучшем случае она просто посмеется.

— Если будет любить, не станет смеяться, — уверенно сказал отец.

— Если будет любить, — как эхо повторил сын.

— Ты все думаешь о той женщине, о той американке? — тихо спросил отец.

У них никогда не было секретов друг от друга, сын все честно рассказывал отцу. И о своей единственной женщине, которую он всегда помнил, он тоже ему рассказал. У него были две встречи с Натали Брэй. После первой, когда она призналась ему в Буэнос-Айресе в своих чувствах, он не сразу вернулся домой. Тогда он был тяжело ранен и попал домой лишь спустя полгода. Потом он долго молчал, а когда начал говорить, то первым делом рассказал отцу об истории их отношений. Вернее, отношений не было никаких, были только чувства. Отец, обычно чуткий и внимательный к его проблемам, несколько скептически отнесся к рассказу сына.

— Она американка, — убежденно сказал он, — значит, с молоком матери впитала идеи феминизма. Обрати внимание, что она первая сказала тебе о своих чувствах. По-моему, вам трудно будет вместе, я бы не хотел, чтобы ты был «подкаблучником», а ты по натуре не тот тип мужчины, который будет подчиняться женщине.

Тогда он не стал возражать отцу. Через полтора года он снова встретился с Натали в Австрии, и их отношения переросли в настоящие глубокие чувства. Но все оборвалось в венском аэропорту, когда она, защищая его от пули, приняла удар на себя. Вернувшись домой, он два месяца не решался ничего рассказать отцу, боясь сорваться. И лишь затем все рассказал. Отец выслушал молча, изменившись в лице. Но он не стал ничего комментировать. Просто пробормотал нечто непонятное, возможно, это было запоздалое признание собственной ошибки.

А может, он в этот момент прежде всего подсознательно подумал о собственном сыне, представив, что именно могло случиться в этом проклятом аэропорту. Но он никогда не забывал о словах, сказанных сыну, как и сын не забывал его слов.

— Нет, — честно сказал Дронго, — нет, уже не думаю. Ты ведь знаешь, что у меня были женщины. Но пока я не встретил никого, кто мог бы мне так понравиться.

— Ты идеалист, — убежденно сказал отец, — у твоей мамы тоже есть недостатки, но это не мешает мне любить ее больше всего на свете.

— Вы идеальная пара, — пробормотал Дронго, — за сорок с лишним лет ни разу не поспорили, не поругались. Так в жизни не бывает.

— Бывает, — усмехнулся отец, — просто мужчина должен быть мужчиной, а женщина — женщиной. Вот и весь секрет.

— Как просто, — кивнул сын, — остается найти женщину, которая захочет терпеть такого типа, как я. И как минимум первая предложит мне на ней жениться.

— Опять? — отец покачал головой. — Боюсь, что от тебя мне внуков не дождаться. Хорошо еще, что твой младший брат давно женился, иначе я бы никогда не стал дедушкой.

— Тебе не кажется, что эта идея становится маниакальной для вас обоих с мамой?

— Кажется. Но ты ведь упрямый и все равно все делаешь по-своему.

— Я стараюсь исправляться.

— Поэтому ты везешь меня в Нардаран, на место убийства, вместо того, чтобы найти более подходящее место, куда можно отвезти своего отца? Кстати, кроме прямых родственников убитого, проверяли других его родных?

— Да, конечно. Я забыл сказать. У его сестры две дочери замужем. Их мужья могли быть ночью в доме убитого. Но один был в это время в зарубежной командировке, а второй работает в прокуратуре.

— Надеюсь, обоих проверили? Или ты считаешь, что форма прокурора — гарантия его абсолютной непорочности?

— Разумеется, нет. Их проверяли. Один был все время дома, другой до сих пор находится в командировке.

— Ты сказал Касумову, что это наверняка был близкий человек? В Нардаране чужой в местный двор не полезет. Там не только своя собака, там все соседские собаки взвоют. Да еще и хозяин не каждого домой к себе ночью пустит.

Там ведь люди особенные живут. Со своим характером.

— Именно поэтому я и попросил тебя поехать со мной. Уже почти четыре часа. Скоро будем на месте.

Машина свернула еще раз, на дорогу, ведущую к Нардарану. Когда они въехали в поселок, навстречу им двинулась траурная процессия. С разрешения следователей прокуратуры убитого хоронили на местном кладбище. Слышались негромкие разговоры мужчин. По строгим правилам, женщины не провожали в последний путь покойного на кладбище. Мужчины шли молча и сурово. Машина остановилась.

— Ты иди к дому пешком, — предложил отец, — а я провожу покойного в последний путь. Заодно и послушаю, что говорят люди. В таких местах важно уметь слушать. Обычно во время похорон люди говорят очень глупые вещи, но иногда среди их рассуждений встречается рациональное зерно. И, как правило, все будут говорить об этом убийстве. Мне интересно послушать их версии.

— Ты сумеешь найти дом погибшего? — спросил Дронго. — Он в конце улицы.

— Найду, — махнул рукой отец, выходя из автомобиля.

Дронго вышел из машины и увидел Эльдара Касумова.

— Мои сотрудники в доме, — показал он в другую сторону, — может, пройдемся вместо? Вы, кажется, говорили, что приедете с отцом?

— Он решил проводить покойного в последний путь.

— Он его знал? — удивился Касумов.

— Нет, — ответил Дронго, — просто у старых людей свои привычки.

— Может быть, — вежливо согласился Касумов. Он тяжело вздохнул, — у нас ничего не выходит. Я сам понимаю, что это глупо, что не мог чужой сюда приехать ночью, но у нас нет ни одной зацепки.

— Может, проверить почтальонов или сотрудников местной власти?

— Каких сотрудников? — улыбнулся Касумов. — Вы верите, что здесь по домам ночью ходят почтальоны?

— Ну не обязательно почтальоны. Возможно, еще кто-нибудь сюда может прийти. Электрик или газовщик?

— Ночью не придет. Да ему покойный и дверь не стал бы открывать. Нет, не подходит, — уверенно сказал Касумов.

— Идемте к дому, — нахмурился Дронго, его доводы так легко разбивались собеседником. Он понимал, что Касумов прав, и от этого расстраивался еще больше.

У дома было довольно много людей. Здесь слышались всхлипывания женщин, крики сестры покойного, плач дочери. Во дворе готовили традиционный плов, полагающийся на поминках. Была разбита большая палатка для мужчин, дымился огромный самовар. Рядом стояли большие бидоны с привезенной водой.

Дронго задумчиво посмотрел на палатку. Вокруг суетились люди.

— Действительно глупо, — в сердцах сказал он, — сам чувствую, что разгадка должна быть рядом, на поверхности. Но не могу сообразить, как здесь появился убийца и почему другие соседи ничего не слышали. А зять покойного прилетел?

— Прилетел, конечно. Он солидный человек, мы проверяли, у него абсолютное алиби. Он не мог прилететь ночью первого числа в Баку. Никак не мог, мы проверили все рейсы.

Дронго молчал.

— Мы проверим еще раз, — примирительно сказал Касумов, — составим список всех, кто мог его посетить. Проверим всех местных браконьеров, всех его соседей, всех родных и близких. Если нужно будет, пойдем по третьему кругу.

— У нас нет времени, — напомнил Дронго.

— Знаю, но ничего другого предложить не могу. С кладбища начали возвращаться мужчины. По обычаю они выстраивались у дома, чтобы молла мог прочитать поминальную молитву. К Дронго подошел отец.