Чингиз Абдуллаев - Объект власти Страница 35

– Вы так говорите, словно радуетесь.

– Я не радуюсь. Нужно было вычислить его раньше. Но мы не смогли…

– Вы полагаете, что мы можем провалиться и с Гейтлером?

– Боюсь, что пока у нас ничего нет.

Богемский сердито кивнул, соглашаясь. Если Гейтлеру удастся совершить покушение, генерала Богемского в лучшем случае разжалуют, а в худшем — просто отдадут под трибунал.

– У вас нет никаких предложений? — спросил Богемский.

– Мне нужны данные по экспертизе останков тел. Мне их не выдают без вашего приказа.

– И не выдадут. Какое отношение имеют фрагменты останков к нашему расследованию? Это дело следственной группы ФСБ.

– И мое тоже. Погиб мой друг.

– Опять вы за свое?

– Я хочу знать, чьи останки не найдены или вызывают сомнения.

– Таких нет. Мы провели экспертизу на клеточном уровне. От некоторых сотрудников ничего не осталось, только фрагменты. Но все они идентифицированы.

– И никто не пропал?

– Никто. Хотя троих разнесло буквально на мелкие частицы.

– Кого?

– Какая вам разница?

– Я хочу знать. Кого?

– Они все погибли, — напомнил Богемский.

– Чьи тела вы не нашли? — упрямо повторил вопрос Дронго.

– Полковник Кашаев, представитель МВД…

– Я его помню.

– Генерал Полухин и генерал Машков. Они втроем стояли у стола, на котором лежало взрывное устройство. Несколько килограммов тротила. Все вокруг разнесло на кусочки.

– И генетическая экспертиза установила, что разбросанные останки принадлежат этим трем офицерам?

– Не только им троим. Там еще было много погибших. Вы же знаете, что погибли семнадцать офицеров. Но конкретно речь идет об этих троих. Тела сгорели, остались только фрагменты.

– А остальные?

– Все идентифицированы. Все без исключения. И нам остается сделать вывод, что заложивший бомбу негодяй был смертником, который погиб во время взрыва. Сейчас мы проверяем и всех погибших.

– Он не мог быть таким идиотом, — возразил Дронго. — Человек, который продумал и осуществил устранение Истрина, а также сумел организовать взрыв в прежнем здании комиссии, по-своему был гением. А вы делаете из него параноика.

– Я не делаю. Просто рассуждаю. Тогда кто? Святой дух? Только я в духов не верю. Или каким-то образом сюда мог проникнуть сам Гельмут Гейтлер? И в это я тоже не верю. Тогда кто? И куда он исчез?

– Из здания можно было выйти?

– Только через официальный вход, где дежурил офицер. Он проверял документы. Вы же все сами видели.

– Другой выход есть?

– Есть. Но он всегда закрыт.

– У кого могли быть ключи?

– Не считайте себя умнее всех. Ни у кого. Может, только у Машкова. Это было здание ФСБ, а не клуб филателистов. Постарайтесь это уяснить.

– Но кто-то же взорвал в этом здании зал, — напомнил Дронго.

– Да. И поэтому мы пытаемся его вычислить. Как и вы Гейтлера. С вами работают два переводчика и восемь наших сотрудников. Уже две недели. И никаких результатов.

– Я помню, — невесело признал Дронго. — Значит, ключи могли быть только у Машкова? Может, разрешите мне посмотреть данные ваших экспертов?

– Вы сумасшедший, — зло заявил Богемский. — Я же вам сказал, что специалисты провели исследование на клеточном уровне. Проверяли ДНК всех найденных останков. Никто не сбежал из здания, обнаружены фрагменты всех пропавших.

– И все-таки я хотел бы посмотреть данные экспертизы, — упрямо повторил Дронго.

– Хорошо. Я прикажу, чтобы вас с ними ознакомили. Хотите быть последовательным? Надеетесь найти больше, чем сотрудники ФСБ? Лучше вычислите Гейтлера, и я первый буду просить, чтобы вас наградили.

– Посмотрим, — буркнул Дронго и, помолчав, поинтересовался: — Как себя чувствует Эльвира Нащекина?

– Она в больнице, и к ней никого не пускают. Нервный срыв. Для офицера в ее возрасте это довольно странно.

– Она столько всего перенесла, — напомнил Дронго.

– Мы все много чего перенесли, — заметил Богемский. — Хотя… конечно, ей пришлось труднее, чем остальным.

– Что с ней произошло?

– Инсульт. Отнялась левая рука. Врачи делают все возможное. Они считают, что у Нащекиной есть шансы выкарабкаться. Однако, видимо, работу ей придется сменить.

Дронго ошеломленно промолчал. Потом тихо спросил:

– Я могу ее увидеть?

– Я же сказал, к ней никого не пускают. Сколько вам еще нужно времени, чтобы вычислить Гейтлера или его возможного помощника?

– Не знаю. Столько, сколько нужно. И я буду надоедать вам, пока мы их не найдем. Только даже не пытайтесь меня отсюда выставить. Я буду здесь сидеть до конца. — И, подумав, Дронго добавил: — Если выдержу…

ГЕРМАНИЯ. МЮНХЕН. 15 АПРЕЛЯ, ПЯТНИЦА

Мужчина с небольшими седыми усами сидел на скамье, внимательно наблюдая, как к нему подходит человек, которого он давно ждал. На ожидающем были темные очки, кепка, которую он раньше никогда не носил, плащ и черные перчатки, хотя погода стояла теплая. Его невозможно было узнать — он сознательно изменил свою внешность.

Наконец человек, которого этот мужчина давно ждал, уселся рядом с ним на скамью.

– Вы опоздали, — сказал ожидавший.

– Пришлось лететь самолетом, — ответил подошедший.

– У вас все готово? — осведомился первый.

– Конечно. Мы готовы перевести деньги. Но нам не совсем понятно, что же на самом деле произошло. Мы считали, что Истрин…

– Не нужно о нем говорить, — попросил мужчина с усиками.

– Понимаю. Но мы вышли на Дзевоньского через него.

– Это было мое предложение. Старый трюк спецслужб. Скрыть подготовку такого масштаба невозможно. Переводы денег, подготовка группы людей, связные, исполнители — задействуются слишком многие. Поэтому нужно было, чтобы Истрин вышел на Дзевоньского, а тот начал бы искать Гейтлера. Я был прав, когда предложил именно такой вариант. Дзевоньский ошибся уже на первом этапе — предложил сотрудничество Уорду Хеккету, а тот отказался. И хуже того, сообщил обо всем эксперту, который привез в Москву все данные на Дзевоньского.

– Кретин, — спокойно прокомментировал подошедший. — Но Хеккет убит, а Дзевоньский сидит в тюрьме.

– Хеккет жив, — возразил его собеседник, — а Дзевоньский выжат, как лимон. Но он не знает, где искать Гейтлера, и это облегчает нашу задачу. Сейчас все заняты поисками Гейтлера.

– А почему вы думаете, что они не ищут вас?

– Я официально погиб. Меня не существует.

– И вы можете нам гарантировать, что сделаете все, что не сумел осуществить Дзевоньский?

– Конечно. Иначе я не стал бы с вами встречаться.

– Но мы потратили столько денег на Истрина, Дзевоньского и всю эту компанию…

– Вы потратили деньги на дезинформацию противника. Так что считайте, что эти средства пошли на ту же операцию.

– Не в деньгах дело. Мы не понимаем, как вам удалось там выжить?

– Это не ваше дело…

– Но Гейтлера еще не нашли…

– А это не мое дело…

Подошедший замолчал, очевидно, стараясь собраться с мыслями. Затем осторожно спросил:

– Это вы приказали убрать Истрина?

– Он мог меня выдать во время допроса. Когда на него вышли, я понял, что мне нужно уходить. И ушел, эффектно хлопнув дверью. Теперь моя могила будет среди ветеранов спецслужб. Меня это радует. Останусь в памяти как герой, а не предатель.

– Мы готовы перевести все деньги, — сразу сообщил второй мужчина, — хотя некоторые по-прежнему считают вашу историю абсолютно невероятной.

– Я и сам в нее не очень верю, — криво улыбнулся усатый, — но мой план сработал, а это сейчас самое важное. Пока они догадаются, как это случилось, все уже будет кончено.

– Когда?

– Думаю, в течение месяца. У нас все готово…

– Я не перестаю вам удивляться.

– Я тоже. Если бы кто-нибудь мне рассказал, что я способен на подобное, я ему не поверил бы. До свидания. Увидимся ровно через месяц, когда мы закончим нашу акцию.

Когда мужчина в перчатках ушел, второй долго сидел без движения, должно быть, размышляя, можно ли доверять этому загадочному и невероятному человеку. Он дважды сжимал свой телефон, намереваясь кому-то позвонить, но оба раза вынимал из кармана пустую руку, вспоминая, что звонить никому нельзя.

РОССИЯ. МОСКВА. 20 АПРЕЛЯ, СРЕДА

Дронго работал так истово, что заражал своей работоспособностью всех остальных. Каждый день мог стать последним. Им выделили еще несколько переводчиков с немецкого языка, чтобы ускорить процесс обработки данных. Переводчики знали, какого человека надо искать, но пока по многочисленным документам «Штази», вывезенным в восемьдесят девятом году в СССР, не удавалось выявить агента, с которым мог бы сотрудничать Гейтлер для решения своего вопроса в Москве, почти два десятилетия спустя после исчезновения его страны и его разведки.

Дронго сформулировал несколько ключевых моментов, присущих, по его мнению, личности такого агента. Во-первых, во время падения Берлинской стены ему должно было быть не более сорока — сорока пяти лет, чтобы и через двадцать лет после этого он оставался способным нормально выполнять поставленные перед ним задачи. Во-вторых, он должен был быть абсолютно доверенным человеком Гейтлера — либо лично им завербованным, либо состоящим с ним в дружеских отношениях. И наконец, должен был владеть русским языком или хотя бы его понимать. Как только в биографии какого-нибудь агента находили такие «моменты», его имя сразу же передавали группе Дронго для исследования дальнейшей жизни и деятельности этого специалиста. И такие люди возникали. Но один оказался слишком стар, ему уже стукнуло восемьдесят, другой давно умер, третий погиб еще в восьмидесятые годы. Ни одного подходящего работника в бывшем управлении генерала Гейтлера или среди завербованных им агентов, проходивших по секретной картотеке, так и не обнаруживалось.