Елизавета Берестова - Корона клинков Страница 35

Осокорь проснулся до того, как пришёл адъютант, которому было велено разбудить легата не позднее восьми часов. Не открывая глаз, он осторожно прислушивался к себе, опасаясь ощутить головную боль, которая грызла затылок в последние дни. Но сегодня боли не было. Легат поднялся, засветил лампу (секретное гнёздышко коменданта порта не имело окон), и когда адъютант, нагруженный подносом с завтраком, тихонько отворил дверь, он был уже на ногах.

— Входите, входите, — легат сделал рукой приглашающий жест, — сегодня я обошёлся без вашей побудки.

Волосы Осокоря были влажными от недавнего умывания, и он ещё раз привычно разгладил их пальцами.

— Как дела у нашего картографа? Из Прокуратории приходил кто-нибудь?

— Пока нет, экселенц, — ответил адъютант, ловко расставляя на столе тарелочки с завтраком, приготовленным личным поваром коменданта. Осокорь почувствовал, что проголодался, и с удовольствием налёг на пряную ветчину.

— Какие ещё новости?

— Господин начальник городской стражи тут к вам человечка прислал, уже час в приёмной сидит.

— Что за дело?

— Вчера этот субъект заявился в комендатуру и потребовал срочного и приватного разговора с самым главным начальником. Дежурный вежливо предложил ему зайти утром, поскольку никого, кроме его, дежурного, в столь поздний час нет, если не брать в расчёт охранников тюремного отделения. И это было чистейшей правдой, — серьёзно заметил парень, наливая экселенцу кофе, — господин Петрокл ещё на закате отбыли на свою загородную виллу. Гражданин оказался упрямым и игнорировал доводы офицера, что по ночам принимают только экстренные заявления, об ограблении или убийстве, например. Он требовал немедленно препроводить его к самому главному начальнику, так как он имеет ценные сведения и желает получить за них вознаграждение.

— И как поступил дежурный?

— Что он мог сделать! Он озверел от одного упоминания о награде за Ясеня. Понимаете, — пояснил адъютант, — весь минувший день комендатуру осаждали проходимцы всех мастей в надежде подзаработать на ложных доносах на Ясеня. Только после того, как самых наглых лжецов принародно высекли, любителей лёгких денег поубавилось. Естественно, дежурный принял посетителя за ещё одного прохвоста и препроводил его прямиком в кутузку, пообещав, что поутру с ним разберётся начальство.

— Хорошо, и что дальше? Как вчерашний прохвост очутился в моей приёмной? — Осокорь с удовольствием слушал разговорчивого адъютанта, он него безо всяких усилий со своей стороны он узнал в подробностях всю подноготную местного начальства.

— Ночь мужичок скоротал в обществе бродяг и мелких воришек, а утром добился разговора с Пертоклом.

— Били? — поинтересовался легат и взял последний кусок пирога с фруктами.

— Ну, я не знаю, — протянул парень, картинно заведя глаза, — господин Петрокл провёл собственное дознание и отправил доброхота к вам.

— Давай его сюда.

Адъютант козырнул и вышел. Вскоре через дверь в кабинет протиснулся невысокий человечек, имеющий вид весьма невзрачный, можно даже сказать непрезентабельный. Он был настолько обыденным и неприметным, что даже внимательный Осокорь не взялся бы навскидку определить его профессию. Мужчина мял в руках сциллийскую войлочную шапку. Он поклонился и заговорил, слегка протягивая гласные, что безошибочно выдавало в нем уроженца северо-запада.

— Я не уверен, добрый господин, что сюда, в порт, меня привели правильно. Боюсь, как бы понапрасну не потратили драгоценное время.

Его взгляд скользнул по скромной одежде Осокоря, но обильный завтрак, сервированный прямо на столе коменданта порта, и лощёный адъютант, вытянувшийся у двери, поколебали уверенность вошедшего.

— Тебе надлежит обращаться к господину легату «экселенц», — наставительно произнёс адъютант, — иначе схлопочешь плетей за неуважение к власти государя императора.

— Покорнейше и нижайше прошу прощения у господина экселенца, — мужчина приложил руку к сердцу типично сциллийским жестом.

Осокорь, чуть склонив голову на бок, рассматривал незнакомца. Весь какой-то блеклый и обыденный, он моментально исчезал из памяти, как только глаза видели другой предмет. Это насторожило легата. Он жестом велел убрать со стола поднос и посуду, а сам попытался ещё раз запомнить внешность незнакомца, но напрасно. Черты лица ускользали, словно на нём невозможно было сфокусировать взгляд. Осокорь про себя хмыкнул: человечек-то не так прост, как кажется. Не каждый день сталкиваешься с тем, кто прикрывается чарами Неприметности. Конечно, не бог весть какое колдовство, но всё же колдовство.

«Тут привычными тычками по рёбрам не обойдёшься, — подумал легат, — мне жизненно необходимо, чтобы ты, голубчик, говорил правду, всю правду и ничего, окромя этой самой голой незамутнённой правды». От одной мысли о предстоящих усилиях слегка замутило. Мелькнула тоскливая мысль о головной боли. Мелькнула и ушла, потому как заклятие Очарования требовало сосредоточенности.

Он взял из стопки на столе Медузия первую попавшуюся бумагу, положил её перед собой и углубился в чтение. Но так казалось только тем, кто не знал, что Осокорь тщательно плетёт чары.

Адъютант неслышно возник на своём месте у двери. Он был несколько удивлён, застав своего патрона за внимательным изучением списка поставок кухни Осэнского легиона. Вдруг Осокорь отложил документ и его взгляд встретился со взглядом переминавшегося с ноги на ногу посетителя. Лицо легата озарила широкая улыбка. Он всплеснул руками и воскликнул:

— Чего же ты стоишь, дружище? Давай, присаживайся без малейших церемоний и выкладывай, с чем пришёл.

Посетитель, ошарашенный внезапным и неожиданным дружелюбием высокопоставленного мужа, присел на краешек неудобного стула. Осокорь не сводил с него глаз, буквально лучащихся радушием и пониманием.

Мужичок поёрзал, не зная, куда пристроить свою шапку, но вдруг расслабился, закинул ногу на ногу и заговорил с доверительной интимностью, которая буквально покоробила адъютанта.

— Звать меня Пек Мокрица, — сообщил он, пристраивая свой засаленный головной убор на столе легата. Затем он пригладил волосы пятерней и гортанно хохотнул, — какая удача застать здесь именно тебя, экселенц, живое человеческое лицо среди харь с оловянными глазами.

Мокрица потёр скулу, вспомнив встречу с Петроклом.

Адъютант чуть не задохнулся от подобной наглости. Нет, этот больше смахивающий на крысу Мокрица, явно напрашивается на порцию плетей. Вот сейчас господин легат тебе покажет, как раскладывать на его столе шапки и говорить ему «ты»!

Однако, против ожидания, столичного порученца с особыми полномочиями фамильярность задержанного не только не возмутила, а скорее даже наоборот. Казалось, он и сам обрадовался Мокрице словно давнему приятелю: встал, хлопнул по плечу и уселся прямо на стол, отодвинув в сторону дорогущий письменный прибор коменданта.

— Ну, так в чём дело?

— Конечно. Как ты уже догадался, я — не местный, — Осокорь кивнул, — судьба моя путана и не интересна. Как-нибудь за чаркой вина я расскажу тебе историю моей многотрудной жизни, — пообещал Пек Мокрица с обезоруживающей откровенностью. — Так вот, живу я сейчас в Осэне. Чем зарабатываю на хлеб насущный? Да чем придётся. Не подумай только, будто я бродяжничаю или побираюсь. У меня своё дельце небольшое имеется. Видишь ли, — посетитель приглушил голос, очевидно опасаясь, что адъютант может воспользоваться его идеей, — от природы я обладаю недурной наблюдательностью, которая вкупе с острым слухом и привычкой интересоваться чужими делами, может быть очень полезной.

— Вынюхиваешь, выслеживаешь, а иной раз и тряхнёшь незадачливого толстосума? — в тон ему продолжил Осокорь.

Пек развёл руками с виноватым видом мальчишки, которого застукали за кражей сладостей.

— Перед кем другим стал бы отпираться, но перед тобой, экселенц, как на духу. Грешен. Хотя ничем серьёзным руки свои не замарал. Да и что худого, коли некоторые богатенькие посетители развесёлого квартала отстегнут малую толику своих немереных доходов скромному одинокому человеку, проживающему на чужбине? Но в основном я выполняю различные поручения, делаю дела, которые людям неприятны. Ещё я нахожу потерянные вещи, пропавших животных, присматриваю за блудящими супругами. Одним словом: кручусь, аки волчок, сбиваю ноги на улицах нашего славного города, мокну под дождём, жарюсь на солнцепёке и всё ради горстки серебра, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.

Пек Мокрица вопросительно поглядел на Осокоря.

— На счёт вознаграждения можешь не беспокоиться, получишь сполна, как только я удостоверюсь, что твоя информация полезна и правдива.

— Водички бы, — жалостливо протянул Пек.

— Подай вина нашему гостю, — приказал Осокорь совершенно растерявшемуся адъютанту.