Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма 7-8) Страница 36

— Как отреагировал объект? — спросил Романов.

— Заворчал. Сказал, что раз мы вторые, так могли бы и отправиться не в девять, а в половине десятого. У него было бы время написать еще несколько телеграмм.

— Так прямо и сказал?

— Да. Я говорю: «А вы поспешите. Еще целый час». Он закрылся в купе.

Оба офицера были на ногах с шести, когда из тюрьмы пришло сообщение об убийстве связного и охранника. Германский агент проник в лазарет под видом стенографиста. Настоящий стенографист наверняка тоже убит.

Чёткость и безжалостность, с которой противник зачистил концы, лишний раз подтвердила: дело затевается большое, с подключением серьезных ресурсов, а осведомители у немцев буквально повсюду.

Азартное нетерпение, с которым Алексей ждал сегодняшнего утра, сменилось тревожным ожиданием.

Вражеский меч занесен. Единственный шанс предупредить удар — перехватить донесение Штернберга и взять адресата.

В коридор выглянул придворный летописец. Он был оживлен и румян — видно, уже успел опохмелиться.

— На фронт, на фронт! — прогудел генерал. — Запах пороха для старого боевого коня слаще фимиама!

8.19

Сегодня в коридоре возился не электрик, а обойщик. Вчера, возвращаясь от государя, генерал Дубовский пошатнулся и зацепил пуговицей обивку. Невообразимо, чтобы в вагоне Особого Железнодорожного Отряда из стены торчал кусок ткани. Мастеровой человек с рассвета был занят тем, что менял целую панель. Хоть и торопился, но было ясно, что еле-еле поспеет до отправления.

К пятому купе подошел камер-лакей. Его уже целую минуту вызывали звонком.

— Дозволите войти, господин барон?

Хмурый господин в бархатной куртке, блеснув стеклышками пенсне, протянул папку.

— Опять заставляешь ждать, Федор? Вот, нынче семь телеграмм.

— Полчаса еще, сударь. Даже больше. Успею-с.

Обойщик цепким взглядом проводил лакея. Подождал, пока за бароном закроется дверь. Побежал докладывать.

8.26

Телеграфов на вокзале было целых три: гражданский — для обычной публики, армейский и еще особый, исключительно для нужд свиты его величества.

Камер-лакей, важный в своей расшитой позументами ливрее, проследовал в отдельное помещение, где чиновник военно-почтового ведомства принял от него депеши, зарегистрировав их под номерами в книгу, но отнюдь не распечатывая. Все сообщения из ОЖО считались закрытыми. Их содержание мог знать лишь дежурный телеграфист, помещавшийся в режимной комнате, у того был секретный допуск.

— Вот, Степан Иваныч, — объяснил Федор, — эта стопочка от барона Штернберга, эта вот депеша от его превосходительства генерала Дубовского, и еще телеграммка от фрейлины Одинцовой.

— Всего, стало быть, девять, Федор Гаврилыч? Обождите. Сейчас передам на пункт и принесу квиточки.

Такой был порядок: за каждую депешу, принятую к отправке, телеграфист выдавал номерную квитанцию.

8.36

Как только чиновник из приемного отдела ушел, забрав у секретного телеграфиста квитанции, из-за шторы вышли два офицера, полковник и поручик.

— Дайте-ка.

Жадно стали перебирать телеграммы.

— В министерство, в министерство, в Царское, в министерство, обер-гофмаршалу, — бормотал Назимов. — Ага, две частных. Это, между прочим, противоречит правилам. Телеграммы личного характера положено отправлять с обычного телеграфа. Но многие, конечно, пренебрегают. Дубовский вон тоже какую-то даму с днем ангела поздравляет.

— Черт с ним, с Дубовским, — непочтительно пробормотал поручик. — Позвольте, Георгий Ардалионович…

Однако Назимов не позволил. Желал прочитать сам.

— В Ревель, какому-то господину Брауде: «Встреча откладывается тчк Отпуск обещают не раньше Рождества. Штернберг». Вторая в Москву, некоему Липицкому: «Прежние указания отменяю тчк Ситуация изменилась». Вам, Алексей Парисович, которая больше нравится?

— Обе. Нужно срочно сообщить в ревельское и московское жандармские управления. Взять получателей в немедленную разработку. Кто-то из них должен переслать сообщение ударной группе. Скорее всего Липицкий — ему до востребования, а значит, он наверняка уже ждет на телеграфе.

— Отлично. Как считаете, Штернберга уже можно брать?

— Давайте дождемся ответа на запрос из Петрограда. Вольноопределяющийся, не было на имя господина полковника срочной депеши из Охранного?

— Пришла бы — сразу бы сообщил. Разве я не понимаю? — с достоинством ответил телеграфист.

— Ничего. До отъезда не поступит, догонит нас на сортировочной. — Назимов поглядел на часы. — Раз в Петрограде тянут, значит, что-то зацепили.

8.37

Покончив с казенным делом, Федор Гаврилович и Степан Иванович, давние знакомые, позволили себе немного поболтать.

— Отбываете? — спросил почтовый.

— Едем. На фронт.

— Ну, храни Господь.

Федор перекрестился, полез в карман ливреи.

— У меня, Степан Иваныч, еще просьбочка будет, очень обяжете. Не поспею я на обычный телеграф, а очень нужно поздравленьице отправить. Вот-с. — Он положил на стойку листок. — У брата старшего день рождения. Не откажете?

— Как можно.

Чиновник взял бумажку.

— Только мне побыстрее бы. Очень хочется братца с утра пораньше обрадовать.

— Прямо сейчас и схожу. Да не в окошко, а прямо на аппарат, к Пал-Семенычу. Еще прежде казенных дойдет. — Степан Иванович поглядел на адрес. — В Жлобине братец-то проживают? Что ж вы до востребования, не на домашний?

— Мальчонка его, племянник мой, с утра весточки ждет. В заговоре мы с Петькой, — добродушно улыбнулся Федор Гаврилович.

— А-а. Жалость какая — будете через Жлобин проезжать, а проведать родственников не получится. Ну, счастливого вам пути.

— Благодарствуйте. Я вам из фронтового штаба зажигалку привезу. Там писарь один из пулеметных патронов делает — заглядение.

9.00

В ту самую минуту, когда литерный поезд, пыхтя дымом, отъезжал от платформы могилевского вокзала, на телеграфе городка Жлобин, расположенного в ста двадцати верстах южнее, молчаливый человек принял срочную депешу. Не разворачивая, спрятал в карман. Вышел на улицу — отдал поджидавшему господину в железнодорожной тужурке.

«Антоша благослови тебя Господь тчк Буду девятого», — прочитал путеец. — Превосходно!

— Антоша плагослови? — повторил его долговязый помощник.

— Это значит, что литерный «А» идет первым. В кои-то веки повезло, задача упрощается. Время отправления не изменилось — в девять. У нас три с половиной часа. Пора, пора, рога трубят!

— Какие рога? — подумав, спросил Тимо.

11.10

Под Могилевым на сортировочной стояли больше получаса, но телеграммы не дождались. Полковник связался с генералом Глобачевым, начальником петроградского Охранного отделения. Тот сказал, что люди сбиваются с ног, но поступили еще не все сведения. Твердо пообещал, что донесение подоспеет к первой же остановке литерного. И не обманул.

На станции к вагону рысью подбежал жандармский офицер, передал спрыгнувшему с подножки Романову запечатанный пакет.

Полковник впился глазами в телеграфные ленточки, наклеенные на лист бумаги.

— Здесь сразу два отчета. Первый об адресатах Штернберга. В Ревеле задержан человек, именующий себя статским советником Брауде. Допрашивают. В Москве на телеграфе взят присяжный поверенный Липицкий. Лучше бы, конечно, их не арестовывать, а установить слежку, но нельзя рисковать. Депеша ни в коем случае не должна попасть к диверсионной группе. Теперь уж точно не попадет… Так, что во втором отчете? — Взял следующий листок, вчитался, обрадованно воскликнул. — Ага! Коллеги не зря тянули с ответом. Вот теперь, Алексей Парисович, мы потолкуем с господином Штернбергом по душам и начистоту.

11.15

Участок, выбранный для проведения акции, был очень похож на то место, где проводили репетицию. Только не разнолесье, а сплошной ельник, но эти ботанические частности значения не имели. Главное, железная дорога изгибалась точно такой же, даже более крутой дугой. Это обеспечит еще лучший угол наклона, а дозорные из оцепления уж точно не будут видеть своих соседей.

«Трудно в учении — легко в бою», — учил граф Суворов-Рымникский. У Теофельса было приятное предчувствие, что сегодняшняя операция пройдет еще глаже, чем вчерашняя тренировка. Благодаря чудесному подарку Фортуны, «Антоша» шел первым, а значит, Балагур с Тимо смогут заменить болты без спешки, в количестве более чем достаточном.

Все уже давно были на местах. Скоро должны прибыть жандармы оцепления. Но снимать часовых не придется — еще одна поблажка судьбы. «Интернационал» вступит в действие, если кого-то из солдат пощадят обломки крушения.