Первый шпион Америки - Владислав Иванович Романов Страница 36

Ксенофон Дмитриевич уже напрочь забыл о всех своих делах, не в силах вырваться из ее притяжения, и Мура, уловив эту слабость, усадила грека рядом с собой, точно для него и бьы сервирован этот стол. Она точно намерение выказывала новому гостю свое расположение как бы в отместку Робинсу, и полковник тотчас это почувствовал, обиженно надулся, садясь рядом с Локкартом, который бросил недоуменный взгляд на Муру, пытаясь пригасить ее женский каприз.

— Чем богаты, тем и рады, прошу, господа, без стеснений, — заговорил он, показывая пример и наполняя бокал Муры вином, а рюмки гостей водкой. Маленькая чашечка икры, грибочки, селедочка, американская тушенка Робинса и горячий отварной картофель. — Рей, хочу выпить за вас, — поднявшись, торжественно заговорил Роберт. — То нсдол-гое время, что “мы знакомы, подарило мне много приятных часов общения с вами. Мы часто спорили, увлекшись теми незаурядными людьми, которых вынесла наверх революция, и думаю, что еще долго будем вспоминать эти петроградские и московские события. За вас, Рей! Нам действительно будет вас не хватать! Вашей силы, энергии, заразительности, вашей настоящей мужской дружбы! Надеюсь, мы не потеряемся в этом бурном житейском морс и еще не раз посидим за более хлебосольным столом!

Робинс растрогался, поднялся, обнял Локкарта. Даже Мура, точно повинуясь сердечному порыву Роберта, вышла из-за стола и расцеловала Рея, мгновенно смыв его обиду.

— Я вернусь, дорогие мои! — смахнув непрошеную слезу, сказал Рей. — И может быть, мы все еще встретимся на новых рубежах, в этой же приятной компании и для общей пользы. Ничего не буду говорить заранее, скажу, что мы еще увидимся! — торжественно проговорил он и махом опрокинул рюмку. Каламатиано вспомнил Синицына, который управлялся с водкой таким же лихим манером.

— Вы же вернетесь командовать нашим интернациональным отрядом, — не без иронии напомнил ему Локкарт.

— Не говорите ерунды, Роберт! — поморщился Рей.

— Новы же так уговаривали всех нас создать этот отряд! — удивилась Мура.

— Я хотел сделать приятное Жаку, который об этом мечтает. Он влюблен в новую власть, я же с некоторых пор влюбляюсь только в хорошеньких женщин. — Робинс кокетливо посмотрел на Муру и почему-то расхохотался.

Хозяйка разочарованно покачала головой.

— Я всегда знала, что нельзя всерьез воспринимать все ваши фантазии, но каждый раз попадаю впросак, потому что вы произносите их с таким воодушевлением и страстью, что нельзя ни на йоту в этом усомниться, — проговорила Мария Игнатьевна.

— В такие минуты я и сам в это верю, — снова рассмеялся Рей. — А что, старина Жак придет?

— Он сказал, что заглянет попозже вместе с Ренс Маршаном, у них какая-то совместно-деловая встреча, которую он не может отменить, — сообщил Локкарт.

— Кто такой Маршан?

— Журналист, корреспондент «Фигаро» в Москве, — сообщил Локкарт.

— И очень милый человек! — добавила Мура.

— У вас все мужчины милые, — упрекнул ее Робинс, — кроме меня!

— Но если они действительно милые, а вы, Рей, всегда грубиян, тут уж ничего не поделаешь. И тем не менее я вас люблю и такого!

— Меня нельзя не любить, — посерьезнев, сказал Робинс. — Я страшно добрый и имею всего один недостаток: много ем.

— Тогда пойду поставлю жарить отбивные. — Мура улыбнулась и поднялась из-за стола.

— Телячьи отбивные? — обрадовался Рей.

— Конечно телячьи, — усмехнулся Роберт.

Мура вышла из гостиной. Дверь в кабинет Роберта была полуоткрыта, и графиня, бросив на нее пристальный взгляд, прошла на кухню. Она вытащила отбивные, которые лежали на холоде, за окном, обратив внимание на одинокого мужчину в военной шинели без погон, сидящего на лавочке и поглядывающего на окна их квартиры. У незнакомца было узкое лицо и шрам на левой щеке.

Мура разожгла керосинку, поставила на огонь сковородку и налила туда подсолнечного масла. В ожидании, пока оно закипит, она заглянула в кабинет Роберта. Заметила, что ключ от верхнего ящика письменного стола торчит в замке. Роберт допустил оплошность. Мура прислушалась. Локкарт с Реем рассказывали Каламатиано о своих впечатлениях от встреч с Лениным.

— Он, безусловно, производит невероятное впечатление, — выждав, когда Робинс сделает паузу, вступил в разговор Локкарт. — Рей прав, Ильич магнетизирует. Огромное обаяние, такт, улыбка, но если Рей — это напор, то Ленин — штурм, натиск! Он мгновенно кладет тебя на лопатки, ибо знает все, цитирует на память Гегеля и Канта и виртуозно владеет эвристикой. С ним трудно спорить, он не признает никакой логики, кроме своей убежденности. Но через двадцать минут беседы с ним начинаешь ловить себя на мысли, что соглашаешься с теми идеями, против которых только что восставал. И честно говоря, я впервые вижу премьера, который был бы так умен, великолепно владел бы приемами ораторского искусства и риторики и был бы столь легок и обаятелен. Хотя он коротышка, невысокий, щупленький, и когда его видишь в первый раз, тебя охватывает разочарование. «И это вождь революции?!» — думаешь ты. Но через двадцать минут обыкновенной беседы приходишь в неописуемый восторг. «Вот это и есть настоящий вождь революции!» — ликуешь ты в душе и уходишь из кабинета его горячим сторонником. Здесь и скрывается тайна, почему большевики взяли власть. Их верхушка хг Троцкий, Ленин, Чичерин, Свердлов — когорта необыкновенно деятельных людей, стоит это признать. Вот какое впечатление на вас произвел Троцкий?

— Неприятное, — ответил Каламатиано.

— Почему?

— Самодовольный, не признающий никаких возражений, самоуверенный диктатор, которого бесит любое инакомыслие. И к тому же не имеющий сердца. Это страшно, потому что такой, не испытывая душевного трепета, отправит на смерть тысячи люде!! — проговорил Ксенофон Дмитриевич.

— Ты не прав, Ксенофон! — загудел Робинс.

Мура вошла в кабинет, открыла ящик, достала томик Байрона и тотчас обнаружила шифр и письмо. Но зашифрованное послание ее не интересовало, ей нужен был шифр. В нем каждой цифре соответствовала определенная буква, выбор был произвольный. Несколько минут она запоминала комбинацию цифр и букв, потом закрыла книгу, положила ее в стол, задвинула ящик, вернулась на кухню Достала блокнотик и быстро по памяти переписала всю комбинацию. Блокнотик погрузила в банку с рисом, поставила ее на место, в шкаф.

Масло уже шипело на сковородке. Мура подошла к окну, где на гвоздике висел фартук, провела рукой по волосам, улыбнулась, пытаясь возвратить лицу прежнее выражение. Военный в длинной армейской шинели и в начищенных сапогах все еще сидел на скамейке, изредка посматривая в сторону ее окон. Лишь вместо воинской фуражки на нем была обычная бобровая шапка. Он курил, подняв воротник и защищаясь от резкого ветерка, раскачивающего голые ветви старых тополей. Погода внезапно переменилась. Солнца уже не было, подул резкий северный ветер, а значит, в ночь похолодает. Мужчине