Эрик Амблер - Маска Димитриоса Страница 37

Он вытащил из кармана зеленое разрешение на временное проживание и, закрыв пальцами личную информацию, продемонстрировал фотографию.

— Ну как, очень похоже на меня, мистер Латимер?

Латимер покачал головой.

— И все же, — заявил мистер Питерс, — это моя фотография. Снято три года назад. Я и не пытался никого обманывать. Просто я не очень фотогеничен, как и многие другие люди. Камера постоянно врет. Димитриос мог воспользоваться фотографией любого, кто похож на Виссера. И на фотографии, которую я показал вам несколько минут назад, изображен человек, похожий на Виссера.

— Если Димитриос все еще жив, то где он?

— Здесь, в Париже.

Мистер Питерс наклонился и потрепал Латимера по коленке.

— Вы вели себя крайне благоразумно, мистер Латимер, — добродушно сказал он. — Я вам все сейчас расскажу.

— Очень мило с вашей стороны, — огрызнулся Латимер.

— Нет-нет, теперь у вас есть право знать, — сердечно произнес мистер Питерс. Он поджал губы с таким видом, как будто мог распознать справедливость, когда с ней сталкивался. — Я расскажу вам все, — добавил он и снова закурил сигару.

— Вы понимаете, — продолжил мистер Питерс, — мы все очень злились на Димитриоса. Кое-кто даже грозился отомстить. Но я, мистер Латимер, не из тех людей, что бьются головой об стену. Димитриос испарился, и найти его не представлялось возможным. Унижения тюремной жизни остались лишь в воспоминаниях, я очистил свое сердце от злобы и поехал за границу, чтобы снова обрести чувство равновесия. И стал скитаться. Одно небольшое дельце здесь, другое там, путешествия и размышления — вот в чем заключалась моя жизнь.

Я мог себе позволить посидеть, когда хотелось, в кафе, понаблюдать, как течет время, и попытаться понять ближних. Как мало осталось настоящего взаимопонимания!

Пройдя большую часть жизненного пути, мистер Латимер, я стал размышлять: а может, все это сон? Настанет великий день, и мы проснемся. Окажется, что мы спали, как дети в колыбели, которую качал Всевышний. Я знаю, что совершал поступки, за которые мне стыдно, но Всевышний все поймет. Именно так я себе его и представляю: он понимает, что иногда приходится совершать неблаговидные поступки. Он понимает тебя не как судья, который должен вынести вердикт, а как друг.

Мистер Питерс вытер уголки губ.

— Вы уже знаете, мистер Латимер, что я немного мистик. Я не верю в совпадения. Если Всевышний пожелает, чтобы люди встретились, то так оно и будет. Вот почему я не удивился, встретив Виссера в Риме два года спустя.

К тому моменту мы не виделись пять лет. Бедняга! Он переживал нелегкие времена. Через несколько месяцев после выхода из тюрьмы у него закончились наличные, и он подделал банковский чек. Его снова упрятали за решетку, теперь на три года, а потом, когда он освободился, выслали из страны. У Виссера не осталось практически ни гроша, а во Франции, где у него были хорошие знакомства, он работать не мог. Разве можно его винить за то, что он озлобился?

Мы встретились в кафе, и он попросил у меня взаймы. Сказал, что должен съездить в Цюрих за новым паспортом, но у него нет денег. Его нидерландский паспорт был бесполезен, так как выдан на настоящее имя. И хотя я никогда не испытывал к нему симпатии, я захотел помочь, так как сочувствовал его положению.

Очень часто благородные порывы выходят из-под контроля. Нужно было сразу проявить благоразумие и заявить, что лишних денег нет. Но я замешкался, и он понял, что деньги у меня есть. Тогда я решил, что сделал дурацкую оплошность. Позже оказалось, что мое великодушие принесло мне пользу.

Виссер настойчиво требовал денег и клялся, что вернет долг. Жизнь наша порой бывает так сложна. Вот человек клянется, что вернет деньги, и вы понимаете, что он говорит совершенно искренне. Хотя знаете, что завтра он способен так же искренне сказать себе, что эти деньги его по праву — ведь ему они нужнее. А для вас сумма несущественна, и вы можете себе позволить ее потерять. В любом случае приходится платить за свое великодушие. Потом он станет испытывать к вам неприязнь, и вы лишитесь друга. И денег, кстати, тоже. Поэтому я решил отказать Виссеру.

Мой отказ его разозлил. Он обвинил меня в том, что я ему не верю. С его стороны было глупо так на меня давить. Потом Виссер стал меня умолять, заверяя, что сможет вернуть деньги, и в доказательство начал рассказывать любопытные вещи.

Я упоминал, что Виссер выяснил о Димитриосе больше, чем остальные. Он приложил для этого массу усилий. Все началось после того вечера, когда он угрожал Димитриосу пистолетом, а тот лишь повернулся к нему спиной. Прежде никто с ним так не обращался, и Виссер захотел получше узнать человека, который его унизил. По крайней мере я так думаю. Сам он объяснил это так: он подозревал, что Димитриос нас сдаст. Впрочем, не важно, какая причина его на это толкнула; главное, он решил проследить за Димитриосом.

В первую ночь его постигла неудача. У входа в тупик Димитриоса ждал большой автомобиль, а Виссер не смог быстро поймать такси. На вторую ночь он уже нанял машину, которая стояла наготове. Когда показался закрытый автомобиль, Виссер поехал за ним. Димитриос остановился напротив большого многоквартирного дома на авеню де Ваграм и зашел внутрь. Автомобиль уехал. Виссер запомнил адрес и спустя неделю, зная, что Димитриос у себя, заскочил в этот дом и спросил месье Макропулоса. Естественно, это имя было незнакомо консьержу, но Виссер дал ему денег и, описав Димитриоса, узнал, что тот владеет квартирой под именем Ружмон.

Виссер, несмотря на все свое самомнение, дураком не был. Димитриос наверняка предвидел, что за ним могут проследить, и Виссер догадался, что квартира Ружмона не единственное его убежище. Поэтому он стал наблюдать за действиями месье Ружмона. Прошло не так уж много времени, и Виссер обнаружил, что в доме есть еще один выход, во двор, и что Димитриос обычно пользуется этим путем.

Однажды ночью Виссер проследил за ним. Долго идти не пришлось. Оказалось, что Димитриос бывал в большом доме недалеко от Хош-авеню, который принадлежал титулованной и очень шикарной даме. Я буду ее называть мадам графиня. Позже Виссер видел, как они с Димитриосом направились в оперу. Димитриос был при полном параде, и на променад они поехали на «испано-сюизе».

Тут Виссер потерял интерес, ведь он уже знал, где живет Димитриос. Любопытство было удовлетворено, а он, должно быть, устал караулить на улицах. В конце концов, он обнаружил даже больше, чем рассчитывал. Димитриос имел огромный доход и тратил деньги так же, как и все богачи.

Мне рассказали, что при аресте Виссер почти ничего не сообщил о Димитриосе. Тем не менее он, видимо, задумал нечто коварное, так как по природе был человеком жестоким и очень самоуверенным. В любом случае какой смысл наводить полицию на Димитриоса? Он мог всего лишь послать их в квартиру на авеню де Ваграм или в дом мадам графини рядом с Хош-авеню. Виссер понимал, что Димитриос успел бы скрыться. Как я уже сказал, он лелеял собственные планы.

Думаю, сначала он намеревался убить Димитриоса. Но когда денег стало не хватать, ненависть приобрела более практичные формы. Вероятно, он вспомнил «испано» и роскошь дома мадам графини. Ей скорее всего не понравится, что ее друг заработал деньги на продаже героина, и Димитриос, возможно, заплатит хорошую сумму, чтобы оградить ее от такого разочарования.

Легче было мечтать о Димитриосе и его деньгах, чем найти их. Виссер искал его несколько месяцев после выхода из тюрьмы. Квартиру на авеню де Ваграм уже освободили. Дом мадам графини был закрыт, а консьерж сказал, что она уехала в Биарриц. Виссер наведался туда и выяснил, что мадам отдыхает с друзьями. А не с Димитриосом. Виссер вернулся в Париж. Потом ему в голову пришла, на мой взгляд, крайне удачная мысль. К несчастью, она слегка запоздала. Он вспомнил, что Димитриос принимал наркотики, и до него дошло, что тот мог пойти на последний шаг, который всегда делают богатенькие наркоманы, когда пагубная привычка входит в последнюю фазу. Димитриос должен был лечь в клинику, чтобы пройти курс лечения.

В окрестностях Парижа обнаружилось пять клиник, специализирующихся на проблемах подобного рода. Под предлогом поиска лучших условий для вымышленного брата Виссер съездил в каждую из них якобы по рекомендации друзей месье Ружмона. В четвертой клинике идея себя оправдала: заведующий поинтересовался здоровьем месье Ружмона.

Думаю, что Виссер получил некое банальное удовлетворение от одной только мысли, что Димитриоса лечили от героиновой зависимости. Знаете, курс лечения просто ужасен. Врачи продолжают давать пациенту наркотики, но постепенно уменьшают дозу. Для наркомана такая пытка просто невыносима. Он зевает и потеет, его трясет дни напролет, спать не получается, и есть он тоже не может.

Пациент страстно желает умереть, все время бормочет про самоубийство, однако сил на то, чтобы его совершить, не остается. Он кричит и вопит, требуя наркотики, но ему отказывают. Он… впрочем, зачем надоедать вам описаниями таких ужасов, мистер Латимер. Курс лечения рассчитан на три месяца и стоит пять тысяч франков за неделю. Когда все заканчивается, пациент может забыть эту пытку и вновь начать принимать наркотики. Или он может оказаться умнее и больше не мечтать о рае. Очевидно, Димитриос принял правильное решение.