По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович Страница 37

В Низовье кончался участок, который обслуживало паровозное депо станции Воеводино. Его локомотивы доставляли сюда порожняк, забирая на обратном пути груженые поезда, направлявшиеся в сторону фронта. С одним из таких поездов и намеревался Булавин добраться до своего отделения.

Пасмурный осенний день был на исходе. Грязно-серые рваные облака, похожие на дым далеких пожарищ, медленно плыли вдоль горизонта. Заметно посвежело. Тонкой пленкой льда подернулись лужицы в выбоинах асфальта.

Майор Булавин, заходивший в служебное помещение вокзала и не заставший там дежурного по станции, прохаживался теперь в ожидании его по станционной платформе. Высокий, подтянутый, неторопливо шагающий по влажно поблескивающему асфальту, со стороны казался он ничем не озабоченным, бравым воякой. Было спокойно лицо майора. Даже в глазах его вряд ли прочел бы кто-нибудь тревогу. А между тем на душе у Булавина было далеко не так безмятежно, как это могло показаться по внешнему его виду.

Обстановка вокруг не располагала к спокойствию. Почти все станционные пути Низовья были забиты составами, груженными военной техникой, фуражом и продовольствием. Не требовалось большого воображения, чтобы представить себе, что будет с грузами, если только прорвутся сюда немецкие самолеты.

Хотя этот участок дороги и находился сравнительно далеко от фронта, авиация противника его часто бомбила. Следы недавних налетов виднелись тут почти на каждом шагу. Вот несколько обгоревших большегрузных вагонов с дырами в обшивке, сквозь которые видны обуглившиеся стойки и раскосы их остова. А рядом длинное, потерявшее свою форму от пятен камуфляжа тело цистерны, насквозь прошитое пулеметной очередью. В стороне от пути опрокинута на землю исковерканная взрывом тяжелая сварная рама пятидесятитонной платформы. Многие стекла в окнах вокзального здания выбиты и заделаны фанерой. Осколками бомб, как оспой, изрыты стены. Сильно изуродован угол не работающей теперь багажной кассы. В конце станционной платформы наспех засыпана песком и прикрыта досками свежая воронка. А два дня назад, когда Булавин уезжал из Низовья, ее еще не было.

С болью в сердце смотрел майор на все эти разрушения. Даже новые заботы, всю дорогу занимавшие его мысли, не могли заглушить в нем тягостного впечатления от этой мрачной картины. Булавин и без того давно уже не знал спокойной жизни, теперь же, после вызова к генералу Привалову, предстояло ему решить нелегкую задачу. И от того, как скоро он сделает это, будет зависеть многое. Может быть, даже исход намечающейся наступательной операции, о которой сообщил ему генерал Привалов.

Нужно было еще раз зайти к дежурному или к самому начальнику станции, спросить, скоро ли пойдет на Воеводино какой-нибудь поезд, а майор все прохаживался по платформе – десять шагов в одну сторону и столько же в другую. Давно уже потухла папироса, но он все еще крепко держал ее во рту.

Булавин и сам догадывался, что скоро начнется подготовка к наступлению. Разве только масштаб ее был неясен. Перехваченная радиограмма гитлеровской разведки, о которой сообщил ему сегодня помощник Привалова полковник Муратов, тоже не была для него неожиданностью. Немцы не могли ведь не проявлять интереса к работе прифронтовой железной дороги. Почему, однако, полковник Муратов так уверен, что именно в Воеводине хорошо замаскировался и успешно действует какой-то вражеский агент?

Мимо станционной платформы прошел маневровый паровоз. Короткий, пронзительный свисток его заставил Булавина вздрогнуть. Майор остановился, выплюнул потухшую папиросу и торопливо закурил новую. Взглянув на небо, он заметил просветы в сплошном фронте облаков. Они шли теперь в два яруса: нижние быстро плыли на юг большими грязными хлопьями, верхние, казалось, двигались в обратную сторону.

На позициях зенитных артиллерийских батарей, расположенных за станцией, поднялись к небу длинные стволы скорострельных орудий. Вышли из укрытий наблюдатели с биноклями. Видимо, посты наблюдения за воздухом сообщили артиллеристам об изменении метеорологической обстановки и возможности неожиданного налета на станцию вражеских бомбардировщиков.

Северный ветер все более свежел. Майор застегнул шинель на все пуговицы и зашагал в сторону помещения дежурного по станции. У самых дверей он чуть было не столкнулся с пожилым железнодорожником, торопившимся куда-то.

– Никандр Филимонович! – обрадованно воскликнул Булавин, узнав в железнодорожнике главного кондуктора Сотникова, с которым неоднократно доводилось ему ездить не только в Низовье, но и в сторону фронта.

Сотников остановился, торопливо вскинул на рослую фигуру Булавина прищуренные глаза и, улыбаясь, приложил руку к козырьку фуражки:

– А, Евгений Андреевич! Здравия желаю, товарищ майор! Если в Воеводино собираетесь, то мы через пять минут тронемся.

– В Воеводино, в Воеводино, Никандр Филимонович! – обрадованно проговорил Булавин и поспешил вслед за главным кондуктором.

– Ну что ж, пожалуйста, – отозвался Сотников, на ходу пряча разноцветные листки поездных документов в кожаную сумку, висевшую у него через плечо. – Комфорта не гарантирую, а насчет скорости- не хуже курьерского прокатим.

Повернувшись к майору, он не без гордости добавил:

– А берем мы сегодня, между прочим, две тысячи тонн!

Улыбнувшись и молодецки подкручивая седые жесткие усы, Никандр Филимонович пояснил:

– Погода-то выправляется вроде. Того и гляди, фашистские стервятники нагрянут. Посоветовались мы с Дорониным и решили станцию разгрузить – забрать на Воеводино сверхтяжеловесный состав. Сергей Доронин, сами знаете, что за машинист. Орел! Диспетчер, правда, усомнился было: осилим ли такую махину? Но Сергей Иванович лично связался с отделением паровозного хозяйства и добился своего.

– А разве не Рощина дежурит сегодня? – спросил Булавин, хорошо знавший всех диспетчеров своего участка дороги.

– Да нет. Анне Петровне всякое смелое решение по душе. К тому же на наш счет у нее вообще не бывает сомнений, – не без гордости заключил главный кондуктор.

Разговаривая, он торопливо шагал по шпалам, с завидным проворством перелезая через тормозные площадки преграждавших ему дорогу вагонов, пока наконец не вышел к длинному товарному составу из большегрузных вагонов и платформ. Майор едва поспевал за ним. У выходного семафора мощный паровоз серии «ФД» обдал Булавина множеством мельчайших брызг сконденсированного пара, вырывавшегося из клапанов воздушного насоса.

– Ну как, Филимоныч, поехали? – высунувшись из окна паровозной будки, крикнул молодой человек в кожаной фуражке с железнодорожной эмблемой. – Приветствую вас, Евгений Андреевич! – кивнул он Булавину, с которым был хорошо знаком. – Домой, значит?

– Домой, Сергей Иванович, – ответил Булавин, разглядывая следы свежих царапин на обшивке котла паровоза Доронина.

«Опять, значит, попали под бомбежку…» – подумал он и хотел было спросить Сергея, все ли обошлось благополучно, но в это время Никандр Филимонович дал протяжный заливистый свисток.

– Садитесь, товарищ майор! – кивнул он Булавину на ближайший к паровозу вагон с тормозной площадкой.

Едва Евгений Андреевич взялся за поручни лесенки, как паровоз с сердитым шипеньем стал медленно осаживать тяжелый состав.

– Обратите внимание, как возьмет Сережа эту махину, – с отеческой теплотой в голосе проговорил Сотников, взбираясь на площадку вагона вслед за Булавиным.

Замолчав и даже, кажется, затаив дыхание, Никандр Филимонович стал напряженно прислушиваться к металлическому звону, затихая бежавшему по составу. Медленно, будто нехотя, оседали вагон за вагоном, сжимая пружины сцепных приборов по» езда до тех пор, пока не ощутился вдруг резкий толчок, вслед за которым раздался громкий, как пушечный выстрел, выхлоп пара и газов из дымовой трубы паровоза.

– Классически взяли! – восхищенно воскликнул главный кондуктор, поправляя широкой ладонью седые пушистые усы с рыжевато-желтыми подпалинами от табачного дыма. – Великое это искусство – взять с места тяжеловесный состав.