Джоби Уоррик - Тройной агент Страница 39

Да и помимо этого у Лабонте возникло ощущение тревоги: все шло куда-то не туда, вызывая что-то вроде предчувствия, о котором он говорил и бен Зеиду, и тому другу, с которым общался по скайпу. Но было ли это просто усталостью после двух недель непрестанного ожидания и неуверенности пополам со скукой или чем-то большим (может быть, его знаменитым «паучьим чувством»), оставалось неясным.

«И он, и Али были настроены очень скептически, — говорит тот его друг. — Ни на минуту не забывали, что парень может оказаться перевертышем или просто мошенником, падким до денег. Нет, никаких таких особо явных признаков, что малый переметнулся, не было. Но если вдуматься: кто сперва будет сидеть рядом с Завахири, а потом примет участие в разработке его убийства?»

Да и у других, в том числе и у нескольких тяжело вооруженных мужчин, в задачу которых входила безопасность сотрудников ЦРУ, подобные опасения тоже возникали. Во время той репетиции произошла резкая стычка между начальником охраны Скоттом Робертсоном и Мэтьюс; этот инцидент потом всплыл во время следствия.

Робертсон, хотя на базе тоже без году неделя, перед этим чуть не десять лет занимался защитой правительственных чиновников США в Багдаде, и за те худшие годы, когда инсургенты устраивали всякого рода вылазки по сотне раз на дню, успел довести навыки до автоматизма. В день репетиции несколько сотрудников видели, как Робертсон и Мэтьюс, отойдя на несколько шагов от общей группы, о чем-то, понизив голос, сердито поспорили. Как вспоминает свидетель, после этого Робертсон подошел к охраннику Дэну Парези и пожал плечами. О чем был спор, никто не знает, но со стороны казалось, что все улажено.

Примерно в то же время Парези, бывший «зеленый берет», жаловался коллегам в «Блэкуотере» на организацию охраны. А бывший «морской котик» Джереми Уайз, всего две недели назад прибывший в Хост, в имейле от 21 декабря, посланном приятелю, тоже «морскому котику», намекал, что у него имеются серьезные разногласия с гражданским начальством по поводу проведения некоей важной операции. «Иногда наша работа как раз в том и состоит, чтобы сказать: сэр, я не думаю, что вам следует это делать. Это вы не очень хорошо придумали», — писал он.

Шли дни, конфликт не утихал, и Лабонте в конце концов решил обратиться к своему начальству в Иордании. Сел за компьютер и отправил по электронной почте письмо начальнику опорного пункта ЦРУ в Аммане и копии нескольким другим менеджерам пункта, предупреждая, что дело Балави угрожает слететь с рельсов.

По словам сотрудника, который это его письмо читал, оно начиналось так:

Здесь у нас три проблемы.

Затем он перечислял их:

В операцию вовлечено слишком много народа.

Мы продвигаемся слишком быстро.

Слишком во многом мы перестаем владеть ситуацией, позволяя Балави диктовать нам.

В Аммане письмо Лабонте вызвало неудовольствие. Начальник опорного пункта внимательно его прочел, но решил не вмешиваться. Дело слишком важное и должно идти своим чередом, сказал он коллегам.

Видело ли это письмо начальство ЦРУ в Лэнгли, неясно. Во всяком случае, Мэтьюс его никто не направил, хотя она, конечно, и так наверняка знала о сомнениях Лабонте.

Характерен совет, который дал подчиненному начальник охраны базы, когда несколько позже, в разгар последних приготовлений к визиту Балави, этот боец попросил разрешения тоже поприсутствовать на встрече осведомителя, с которым так носятся.

Робертсон сказал: Держись-ка от этого дела подальше.

За время Рождественских праздников лишь усугубилось смятение в умах бен Зеида и Лабонте. Вылетая в Хост, разведчики из Аммана планировали долго там не задерживаться, по-быстрому встретиться с подопечным и вернуться, но шла уже третья неделя их пребывания на базе, где делать им было практически нечего, а никакого Балави не наблюдалось даже на горизонте.

Попытки Лабонте изменить формат встречи успехом не увенчались. Командовала в Хосте Мэтьюс, к тому же и Кабул, и Лэнгли ее всецело поддерживали. Позаботиться о большей безопасности она готова была лишь чуть-чуть. Согласилась, чтобы Балави обыскали сразу, как только, въехав на базу, он окажется во внутренней цитадели ЦРУ; при этом остальные сотрудники должны будут стоять на «почтительном» расстоянии (примерно в пятнадцати метрах). Но насчет того, где будет происходить встреча, она уперлась намертво, и точно так же ее нельзя было переубедить, что для опроса такого важного осведомителя не требуется большая и разноплановая команда. К тому времени Лабонте вообще перестал понимать, зачем эти споры: Балави продолжал требовать, чтобы встреча происходила в Пакистане, а это, как все прекрасно понимали, совершенно немыслимо. Замаячил реальный шанс, что встреча отменится, и командировка закончится полным фиаско.

Ко всему прочему и Лабонте, и бен Зеида снедала тоска по дому. Лабонте уже неделю назад должен был присоединиться к семье, наслаждающейся отдыхом в Тоскане на вилле, которую он самолично нашел и забронировал по интернету. Вместо этого он все еще тут, спит на коечке в вонючей гостинице для командированных вместе с незнакомыми мужиками. А бен Зеид тем временем начинает сходить с ума от жизни в четырех стенах. Из опасения, что иорданский принц крови может оказаться чересчур лакомой мишенью для кого-нибудь из афганских солдат, среди которых немало тайных сторонников «Талибана», ЦРУ ограничило его передвижения.

Между прочим, бен Зеид однажды повеселил служащих ЦРУ, чуть не спалив одно из банных помещений базы. Завзятый бактериофоб, он, пытаясь дезинфицировать туалет, облил сидение унитаза химическим чистящим средством. Потом зажег спичку, и горючие пары полыхнули так, что у него чуть не начисто сгорели брови.

Тем временем остальной личный состав базы изо всех сил пытался извлекать хоть какие-то крохи удовольствия из празднования Рождества. Выпивали и провозглашали тосты в баре для сотрудников ЦРУ — кстати, одном из немногих мест, где в Афганистане можно выпить пива, поскольку во всем тамошнем созвездии военных объектов США царит жесткий сухой закон. Распаковывали содержимое посылок с подарками, поедали сладости, делились с сослуживцами. Уайз, бывший «морской котик», а теперь охранник из «Блэкуотера», всем показывал присланный по электронной почте шустрым сыном по имени Итан красиво разрисованный список подарков, которые тот хотел бы получить от Санта-Клауса.

Дня через три последнее из рождественских лакомств было съедено, и все надежды на встречу с Балави испарились. Лабонте, взяв у бен Зеида мобильник, поделился этой новостью с женой: всё, наше дело в Афганистане закончено, выезжаю в Италию, как только достану билет на самолет.

Но, как вскоре выяснилось, он поторопился. Не прошло и двух-трех часов, как бен Зеид получил имейл с долгожданным сообщением. Хумам аль-Балави все-таки соглашается приехать в Хост. Он будет на базе завтра.

Перезванивать жене Лабонте не решился. Не хотелось их там огорчать, а кроме того: ну надумал Балави явиться, ну ладно, большой задержки это не вызовет. К Новому году он до Италии так и так доберется.

Объявленная дата прибытия Балави означала также и то, что Элизабет Хэнсон скоро полетит обратно в Кабул. О чем она сразу же сообщила матери в Рокфорд, Иллинойс. В общении с матерью Хэнсон всегда старалась излучать оптимизм, чтобы не давать той повода для беспокойства. О предстоящем событии она только и сказала, что предстоит важная встреча — и больше ни гу-гу.

Однако вечером, уже зная, что Балави, наконец, едет, Хэнсон лишилась обычной для нее беззаботности. Разговор закончила словами, которых мать не слыхивала со времен ее раннего детства: «Молись за меня, — сказала Хэнсон. — Помолись, чтобы все прошло нормально».

13. Тройной агент

Северный Вазиристан, Датта-хель — декабрь 2009 г.

В одном из племен пуштунов Северного Вазиристана есть человек, который там известен, как «портной ‘Аль-Каиды’». Его дом находится поблизости от поселка Датта-Хель, а на жизнь он зарабатывает шитьем жилеток для шахидов, бомбистов-самоубийц. Однажды утром в середине декабря он сидел за своей старинной швейной машинкой и выполнял очередной заказ — опять жилет, но на сей раз не совсем обычный.

Этот человек славится как закройщик весьма изобретательный, а его изделия отличаются надежностью и дешевизной, то есть качествами, чрезвычайно важными для того, кто свой товар сбывает организации террористов, поставившей атаки смертников на поток. Не всегда он кроит жилетки сам, иногда за основу берет купленный на местном базаре пусть поношенный, но еще крепкий мундир от списанной военной формы, отпарывает рукава и пришивает толстые стропы, которыми можно плотно притянуть его к торсу. Пришивает к жилету матерчатые карманы, куда вставляет пакеты с пероксидом ацетона[51], белым порошком, который на Территории племен в Пакистане пользуется популярностью как взрывчатое вещество, поскольку его можно получать в домашних условиях из простых ингредиентов. Поверх карманов кладет слой шрапнели, состоящий из сотен гвоздей или других кусков металла, налепленных на листы толстой и с одной стороны липкой бумаги или ткани. И в довершение всего сует в порошок капсюли-детонаторы, снабженные проводами, идущими к маленькой девятивольтной батарейке и дешевой запальной кнопке. Эту последнюю он укрепляет внутри отдельного кармашка, закрывающегося на молнию. Как он объясняет, для того, чтобы не дать молодым и легко возбудимым будущим мученикам взорвать себя слишком рано. Лишняя секунда-другая возни с молнией даст бомбисту возможность задуматься, а не подойти ли к цели поближе, чтобы добиться максимально возможного убойного эффекта.