Джон Ле Карре - Звонок мертвецу Страница 4

— Разве только о Феннане.

— Да, разумеется. К сожалению, начальник службы безопасности департамента не успел своевременно поставить подпись под разрешением на вашу беседу с покойным. Вне всякого сомнения, он дал это разрешение в устной форме, не так ли?

— Да. Я уверен, он подтвердит это.

Мэстон быстро взглянул на Смайли — строго, оценивающе; в горле у Смайли застрял какой-то комок. Он знал, что ведет себя не совсем по правилам: Мэстон желает, чтобы он был посговорчивее, подыгрывал шефу.

— Вам известно, что контора Феннана уже имела со мной контакт?

— Да, известно.

— Предстоит дознание, оно будет обязательно. Возможно, они и не в силах скрыть все это дело от прессы. Мне, видимо, завтра с утра придется переговорить об этом с главой полицейского ведомства. — «Решили еще раз припугнуть меня… ну да, конечно, я обязательно буду плясать под твою дудку… куда же мне деться… о пенсии надо подумать… кто же меня теперь на работу возьмет… но лгать-то, как ты, я не собираюсь, Мэстон». — Мне нужны все факты, Смайли. Я должен исполнить свой долг. Может быть, у вас имеется еще что-нибудь относительно этой беседы, что вы не отразили в отчете? Расскажите мне все, а уж я постараюсь оценить эти факты в свете новых событий. Предоставьте мне судить об их важности.

— Мне нечего добавить к тому, что уже отражено в отчете, и к тому, что я вам сообщил по телефону сегодня ночью. Однако вам, возможно, поможет понять ситуацию («вам», «понять» — это, пожалуй, слишком сильно сказано) — тот факт, что беседа проходила в обстановке исключительно неформальной. Обвинения анонима, предъявленные Феннану, были слабыми — членство в партии в 30-х годах, во время учебы в университете. В эти годы половина членов нынешнего кабинета баловалась марксизмом. Невнятно и глухо упоминалось в письме и о его нынешних симпатиях к этому учению. — Мэстон нахмурился, когда услышал про кабинет министров. — Когда я пришел к нему в Форин Оффис, его комната не слишком располагала к доверительному разговору — в нее то и дело заходили разные люди, поэтому я предложил пойти прогуляться в парк.

— Продолжайте.

— Мы вышли на воздух. Был прекрасный солнечный холодный день. Мы наблюдали за утками. — Мэстон сделал нетерпеливый жест. — В парке мы провели около получаса. Говорил в основном он. Это был умный человек, прекрасный собеседник, говорить он умел, говорил интересно. Но нервничал, хотя понять его можно. Этот народ любит поговорить о себе, и, как мне показалось, он был даже рад выговориться. Рассказал мне всю историю от начала до конца, легко называл имена. Затем он предложил зайти в кафе-эспрессо, оно находится неподалеку от Миллбэнк.

— И что?

— Какой-то бар-эспрессо. Там подают особый кофе по шиллингу за чашку. Мы попили кофе.

— Так, ясно. Значит, именно в такой вот непринужденной и дружеской обстановке вы и сказали ему, что наш департамент не даст этому делу ход.

— Да. Мы частенько так поступаем, хотя в отчете такие вещи не фигурируют.

Мэстон кивнул.

«Да, это он понимает, — подумал Смайли, — Господи, ну до чего же мелок!» Приятно было осознавать, что он не ошибался, оценивая Мэстона.

— Следовательно, можно заключить, что и самоубийство и предсмертное письмо для вас полная неожиданность. Вряд ли вы можете найти им логическое объяснение, не так ли?

— Действительно, было бы довольно странно, если бы я нашел сейчас такое объяснение.

— Имеются ли у вас какие-нибудь предположения на тот счет, кто написал донос?

— Нет.

— Он был женат, вы знаете?

— Да.

— Любопытно… не исключено, что его жена может пролить на все это дело какой-то дополнительный свет. Мне трудно предлагать это, но кому-то из нашего ведомства следует, видимо, встретиться и, насколько позволит обстановка, поговорить с ней.

— Сейчас?

Мэстон стоял у большого письменного стола и попеременно вертел в руках эти штучки из джентльменского набора бизнесмена — нож для разрезания бумаг, сигаретницу, настольную зажигалку — всю эту химию официального гостеприимства. «А руки-то, руки какие белые!» — подумал Смайли. Мэстон поднял голову, изобразив на лице выражение понимания и симпатии:

— Я понимаю ваши чувства, Смайли, но, несмотря на весь трагизм ситуации, вы должны войти в мое положение. Министр и Х.С[5] наверняка захотят получить детальный отчет об этом деле, и я просто обязан предоставить им его. Как вы понимаете, их прежде всего интересуют состояние духа и настроение Феннана непосредственно после проведенной… нами беседы с ним. Вполне вероятно, что он обсуждал эту беседу со своей женой. Разумеется, ему не полагалось даже упоминать о встрече с представителями органов, но мы ведь должны быть реалистами.

— Вы хотите, чтобы к ней отправился я?

— Кто-то должен. Здесь следует принять во внимание предстоящее расследование. Решение об этом принимает полиция, но пока у них нет на руках достаточного количества фактов. У нас просто нет времени вводить в курс дела еще кого-то. Вам же дело известно, вы уже наводили предварительные справки. Если кому-то и ехать, так это именно вам, Смайли.

— Когда мне следует начать?

— Миссис Феннан, насколько мне известно, довольно своеобразная женщина. Иностранка, кажется, еще впридачу и еврейка, сильно пострадала во время войны. Все это не облегчает вашей задачи. Это женщина волевая и, видимо, стойко переносит смерть мужа. Но только внешне, разумеется. Ей нельзя отказать в здравом смысле и коммуникабельности. Как я понял из разговора со Спэрроу, она готова помочь следствию и примет вас сразу, как только вы появитесь у нее. Полиция графства Суррей предупредит ее о вашем визите, так что можете навестить ее сразу поутру. Я позвоню вам туда днем.

Смайли повернулся к выходу.

— Н-да… и, Смайли… — Он почувствовал, как Мэстон взял его за предплечье, и обернулся к нему. Мэстон изобразил на лице улыбку, которую обычно приберегал для служащих-женщин, как правило, среднего возраста. — Смайли, вы можете на меня рассчитывать, я не оставлю вас без моей поддержки.

«Бог ты мой, — подумал Смайли, — тебе, видно, и вправду приходится работать двадцать четыре часа в сутки. Круглосуточно открытое кабаре — вот что ты такое — «Мы работаем круглые сутки!» Он вышел на улицу.

3. Эльза Феннан

Мерридейл Лэйн — один из уголков графства Суррей, жители которого ведут неустанную борьбу с прилепленным когда-то ярлыком «пригород», «провинция». Перед каждым домом здесь удобренные и ухоженные деревья. Под их сенью фигурки сказочных персонажей. Деревянные совы над табличками с номерами домов и потрескавшиеся гномы, застывшие с удочками над прудами с золотыми рыбками, призваны подчеркнуть естественность пейзажа. Жители Мерридейл Лэйн не покрывают своих гномов краской, подозревая в этом грех провинциальности. Из тех же соображений они не лакируют своих сов, спокойно и терпеливо ожидая, пока ветер и непогода не придадут их «сокровищам» обличье подлинной старины.

Эта аллея, строго говоря, тупик, как на том настаивают агенты по продаже недвижимости. Дальний конец Кенсингтонского обходного пути вдруг ни с того, ни с сего переходит в обычную тропу, посыпанную гравием. Тропа, в свою очередь, незаметно превращается в печальную грязную колею, что пересекает Мерриз Филд и ведет к такой же аллее, неотличимой от Мерридейл.

Смайли появился здесь утром, чуть позже восьми. Оставив машину у полицейского участка, он отправился дальше пешком. Впрочем, весь путь занял не больше десяти минут.

Шел сильный дождь, да такой холодный, что от него лицу было больно.

Полиция графства Суррей уже потеряла интерес к делу о самоубийстве, но Спэрроу все же прислал сюда офицера из Особого отдела. Он постоянно находился в полицейском участке и обеспечивал связь между службой безопасности и полицией. Способ самоубийства ни у кого не вызывал никаких сомнений. Все считали, что Феннан лишил себя жизни, выстрелив в висок. Небольшой французский пистолет, изготовленный в Лилле в 1957 году, был найден под его телом. Обстоятельства свидетельствовали в пользу версии о самоубийстве.

Номер пятнадцать по Мерридейл Лэйн представлял собой низкий дом в стиле Тюдоров, со спальнями, расположенными в немыслимо глубоких фронтонах здания, с гаражом, наполовину выстроенным из дерева. У дома был неухоженный, почти нежилой вид. «В таком могли бы жить, скорее всего, художники, — подумал Смайли. — Феннан как-то не вписывался в это окружение, ему больше пошел бы Хэмпстед».

Смайли открыл калитку и неторопливо направился к передней двери дома, тщетно пытаясь разглядеть какие-нибудь признаки жизни в его освинцованных окнах. Было очень холодно. Он позвонил.

Дверь открыла Эльза Феннан.

— Мне позвонили по телефону и спросили, могу ли я вас принять. Я не знала, что им ответить. Входите, пожалуйста, — говорила она с легким немецким акцентом.