Чингиз Абдуллаев - Игры профессионалов Страница 4

Глава 4

В Вену он прилетел из Берлина. Для этого ему пришлось провести всю ночь на вокзале во Вроцлаве, чтобы успеть на поезд до Познани. Пересесть в Познани на берлинский поезд было уже легче. В Берлине он еще успел дать телеграмму в Москву и вылететь в Вену.

Происшедшее в Кракове несколько выбило его из колеи. Миссия, с которой он был послан, была настолько секретной, что о ней не могли знать даже его связные в Варшаве и Вене. Но кто-то знал. Была организована показательная демонстрация наблюдения. Может быть, таким образом новое ведомство академика Примакова проверяло свои кадры? Или это рвение работников другого ведомства из команды Бакатина? Бывший КГБ был разделен на две самостоятельные организации, и они вполне могли соперничать друг с другом. Но откуда они могли знать о его поездке в Краков? Ведь об этом почти никто не знал. Хотя для профессионалов слова «почти» не существует. Итак, знали. Кто именно? Вряд ли об этой операции докладывают лично Примакову, хотя вполне может быть, что новый «академик» разведки интересуется именно этой операцией. Примаков был специалистом по Ближнему Востоку, а Индия и Пакистан также могли входить в сферу его непосредственных интересов. Но зачем ему такой спектакль с наблюдением? Чтобы понервировать своего агента перед выполнением ответственного задания? Не похоже.

Знает о задании Дронго и заместитель Примакова. Этот самоуверенный генерал. Он тоже профессионал. Кроме того, он только получил свое назначение и должен стараться изо всех сил, чтобы утвердиться в новом качестве. Может быть, это его личная инициатива. Проконтролировать продвижение агента за рубежом. Тогда зачем столько людей? Раскрывать своего агента перед операцией! Это не просто непрофессионально, но и опасно. Операция может сразу сорваться, и генерал вылетит со своей новой должности, не успев даже к ней привыкнуть.

Полковник Родионов. Он из бывшего Второго управления. Контрразведка. Работники этого управления в основном остались у Бакатина. Может быть, он решил подстраховаться и доложил о нашем разговоре в своем ведомстве? Но почему так топорно? Что за стиль наблюдения! И потом, почему за мной нужно посылать офицера из посольства? Его же знает в лицо почти каждый поляк. Если специально подставляют, тогда конечно. Но кому это выгодно? Они же могут просто все загубить… От напряжения болела голова.

В аэропорту он поймал такси и поехал в отель «Империал», где его уже ждал заказанный для сотрудника ООН комфортабельный номер. В аэропорту он не заметил слежки, но это не значило, что наблюдение снято.

В отеле вежливый портье проводил его до номера и передал письмо представителя Комитета экспертов ООН с просьбой зайти завтра утром к десяти часам в конференц-зал, где будет совещание прибывших экспертов. Регистрация начнется в девять утра.

В своем номере он добросовестно потратил два часа, пытаясь найти подслушивающие устройства. Ему повезло. Он обнаружил сразу несколько «жучков», причем разных модификаций. В телефонном аппарате он ничего не нашел. Это означало, что прослушивалась вся линия. Эта непонятная операция нравилась ему все меньше и меньше. Вечером он должен был встретиться со своим связным. Ненужных паролей и тем более смешных опознавательных знаков не было. Он знал связного в лицо. До условленного времени оставалось три часа.

В телеграмме, посланной в Москву из Берлина, он скрытым шифром сообщал о ведущемся наблюдении и просил через связного срочно объяснить, что происходит. Остаются ли в силе прежние инструкции или случилось нечто исключительное. Телеграмма была грубой, и они должны были среагировать. Во всяком случае, через три часа он узнает об этом. Наличие подслушивающих аппаратов в номере не очень его удивило. Эксперты специального комитета ООН почти всегда пользовались вниманием со стороны спецслужб тех стран, где они в данный момент работали.

Но «жучков» было слишком много. Кроме того, они были разных модификаций, а это указывало, что интерес к нему проявляют по меньшей мере сразу два различных ведомства. В аппаратах разведки и контрразведки любой страны мира сидели такие же бюрократы-чиновники, как и в других ведомствах. У любой разведки мира в гостиничный номер могли быть установлены «жучки» только одной модификации. Разброс в использовании технической аппаратуры не допускался. Это означало, что, кроме австрийцев, если они действительно проявляли какой-то интерес, его скромная персона заинтересовала и другую сторону. Возможно, это была его собственная страна, но не исключалась вероятность и другой стороны.

Подумав немного, он встал, собрал все «жучки» и утопил их в унитазе. «В конце концов, даже эксперт ООН не обязан быть абсолютным идиотом», – весело подумал Дронго.

«Сегодня я устрою скандал нашему связному», – злорадно решил он. Такой дилетантизм в подобном деле непростителен. Если у КГБ разогнали все кадры, то это их личное дело. Ему наплевать на их внутренние изменения, но если это касается его работы… Пусть относятся хотя бы с уважением. Так подставлять профессионала – это не просто непростительно, это преступно.

От внезапно пришедшей в голову мысли он даже присел на кровать. А что, если это наблюдение – часть тщательно продуманной игры по дискредитации зарубежной агентуры бывших спецслужб? Крючков, возглавлявший долгое время разведку, находится в тюрьме. Грушко там же. Шебаршин уволен. Они сказали, что именно он сдал меня Примакову. А почему я должен им верить? Хотя, по здравом размышлении, другой вариант просто исключается. Они знали обо мне все, практически все, даже о моем ранении три года назад.

Но зачем им тогда именно я? Могли просто не вызывать меня. Я бы так всю жизнь и просидел в своем городе. Здесь что-то не так.

Он вздохнул – до встречи оставалось еще два с половиной часа. «Нужно будет спуститься в ресторан, а потом поехать на встречу», – решил он, взглянув на часы.

Обед занял около часа, и у него еще осталось немного времени, чтобы принять душ, переодеться и пешком отправиться на встречу, заодно проверяя, нет ли за ним наблюдения.

«Хвостов» не было. Это его немного удивило, и он еще раз проверил сам себя. Все было в порядке. «Нервы, – подумал Дронго, – у меня, кажется, сдают нервы».

В условленном месте он был за десять минут до встречи. Зайдя в магазин напротив, он, улыбаясь, изучал австрийские сувениры, внимательно наблюдая за обстановкой. Связной появился в другом конце улицы почти вовремя. Он шел по другой стороне улицы, и Дронго, оторвавшись от сувениров, вышел из магазина.

Связной еще не видел его, но расстояние между ними быстро сокращалось. Четыреста метров. Триста. Именно в этот момент раздался противный визг тормозов.

Он еще не успел понять, что произошло, когда рассудок заставил его прижаться к стене. Из автомобиля раздалось несколько выстрелов. Связной, недоуменно посмотрев по сторонам, смешно взмахнул руками и сполз на землю. Автомобиль, не останавливаясь, завернул за угол. Дронго успел заметить номер этого темно-синего «Вольво». Связной лежал на тротуаре в луже крови. На лице у него застыло обиженное, почти детское выражение. Начали собираться люди, раздались крики женщин.

Дронго подошел поближе. Здесь он уже ничем не мог помочь. Кинув последний взгляд на несчастного, он заторопился в отель. Кто бы это ни был, начав подобную игру, он уже не остановится. Значит, нужно делать выбор. Игра началась, и он уже потерял один из своих козырей.

Глава 5

Серьезность ситуации требовала конкретных четких и продуманных действий. Убийство связного было исключительно неприятным сигналом к началу действий. Профессионалы предпочитают обычно не устраивать таких театрализованных представлений в духе дешевых трагедий. Застрелить связного на глазах агента – это весьма символическое предупреждение. Если это сделала мафия или кто-нибудь из торговцев наркотиками, тогда все в порядке – они любят такие неприличные трюки. Но профессионалы! Кому понадобилось убивать связного и еще таким первобытным способом! Автомобиль могли опознать, на улице могла оказаться полиция… Дронго шел медленно, проверяя еще раз возможность наблюдения.

По логике вещей, нужно переходить на резервный вариант. Но после назойливых советских агентов в Польше он не знал, стоит ли вторично испытывать судьбу. Хотя они наверняка узнают о смерти связного и попытаются выяснить, куда он исчез. У него в запасе всего одна ночь. Он решительно двинулся к телефонной будке. Если он не забыл телефон Марка в Амстердаме, значит, у него может появиться шанс. «Только бы Марк был дома!» – думал он, набирая код и номер Амстердама.

Трубку подняла женщина.

– Я вас слушаю.

– Мне нужен Марк Ленарт.

– Его нет, – женщина ответила, чуть замешкавшись.

– Передайте ему, что звонил Саундерс. Ричард Саундерс. Я перезвоню через десять минут.