Чингиз Абдуллаев - Когда умирают слоны Страница 4

– Забыли про русский, – тихо напомнил Дронго.

– Что? – не понял Нодар.

– Вы забыли назвать русский язык. Его вы тоже хорошо знаете.

– Да, конечно, – нахмурился Нодар, – мы так к нему привыкли, что воспринимаем знание русского языка как само собой разумеющееся.

– И тем не менее нынешние ваши отношения с Россией оставляют желать много лучшего.

– Вы все-таки думаете, что это российская спецслужба организовала убийство генерала Гургенидзе?

– Это вы так думаете, – возразил Дронго. – Или хотите так думать…

– Не знаю, – признался Нодар. – Сам не знаю, чего я хочу. И, по-моему, у нас многие не знают, чего они хотят. Иначе мы не шарахались бы из стороны в сторону. Во всяком случае, убийство Гургенидзе выгодно именно российской стороне.

– Давайте начнем с генерала, – предложил Дронго.

Нодар тяжело вздохнул, затем тихо сказал:

– Теряем лучших. Гургенидзе был одним из самых лучших наших генералов. Все думали, что он станет министром внутренних дел республики.

– Он давно работал в милиции? Или у вас уже успели переименовать милиционеров в полицейских.

– Успели. Он работал в милиции-полиции всю свою жизнь. Больше двадцати пяти лет. Закончил юридический факультет нашего университета. Начинал обычным следователем, потом был старшим следователем. В двадцать девять лет стал заместителем начальника райотдела. Затем поехал в Москву на учебу, вернулся уже начальником отдела министерства. В девяностом году ушел из органов МВД, после того как у нас выбрали Звиада Гамсахурдиа. В девяносто третьем вернулся. Снова на свое место. Гургенидзе хорошо знал английский язык, самостоятельно выучил турецкий. Он вырос в Тбилиси, в районе Шайтанбазара, а там жило много татар… Извините, но мы обычно так называли всех азербайджанцев, лезгин, аварцев, чеченцев, татар. В девяносто восьмом его назначили заместителем министра внутренних дел. Вот, собственно, и все. Он был настоящий профессионал, очень грамотный, толковый специалист.

– А чем генерал занимался те три года, пока не работал? – поинтересовался Дронго. – Я имею в виду с девяностого по девяносто третий год. У него был свой бизнес? Или перешел на другую работу?

– Нет, он ушел на преподавательскую работу. В Москве после учебы в Академии МВД он стал кандидатом юридических наук. И вернулся к нам уже подполковником.

– У него должны были остаться в Москве связи и знакомые…

Нодар чуть удивленно посмотрел на Дронго. Затем согласно кивнул:

– Конечно. У нас у всех остались друзья в Москве. И в других городах тоже.

– Сколько ему было лет?

– Только сорок девять. Все считали, что у него большое будущее.

– Вы говорили, что американцы обещали вам помочь.

– Должны прилететь сотрудники ФБР. Хотя я не думаю, что они поймут, почему Гургенидзе ушел из МВД после прихода к власти Гамсахурдиа. Нам будет трудно им объяснить некоторые очевидные для нас вещи. В Америке профессионалы не уходят из полиции после смены очередного президента. Хотя, может быть, сотрудники ФБР и сумеют нам чем-то помочь.

– Солидная компания, – пробормотал Дронго, – специалисты ФБР, ваша прокуратура, независимый эксперт. Надеюсь, вы не пригласили офицеров из ФСБ?

– Нет, не пригласили, – не захотел понять его юмора Нодар. – Нам нужно провести независимое расследование, чтобы найти убийцу. И если окажется, что в убийстве Гургенидзе виноваты наши северные соседи, мы не станем скрывать этот факт ради сохранения наших дружеских связей, – очень серьезно добавил он.

– А разве они остались? – вздохнул Дронго. – Мне кажется, обе стороны сделали все, чтобы отношения между ними перестали быть дружескими.

– Вопрос не ко мне, – заметил его собеседник, – я не министр иностранных дел и не отвечаю за нашу внешнюю политику.

– Мы все отвечаем за политику наших чиновников, – не согласился с ним Дронго, – и за внутреннюю и за внешнюю. Политики в большинстве своем популисты и всегда стараются идти на поводу у большинства населения. Очень немногие из них позволяют себе идти «против волны».

– Возможно, – кивнул Нодар, – но именно поэтому нам важно знать, кто убил генерала Гургенидзе. Если хотите, нам важно точно установить причастность любой из сторон к его смерти. Возможно, в его убийстве были заинтересованы и внутренние силы в нашей стране, которые пытаются дестабилизировать обстановку.

– Вы сказали, что он ушел с работы после прихода к власти звиадистов, – напомнил Дронго. – У него, что, были плохие отношения с вашими радикалами?

– Не сказал бы, – чуть подумав, ответил Нодар. – Скорее он хотел вообще избежать политики. А при Гамсахурдиа даже дворники в нее втягивались. Был случай, когда один из них отказался убирать улицу перед домом бывших партийных функционеров. А один наш депутат даже потребовал перенести время на два часа вперед, чтобы оно не совпадало ни с бывшим советским, ни с настоящим московским. Любые возражения, что время зависит от солнца, не помогали. Одним словом, идиотизма хватало. – Он тяжело вздохнул, потом улыбнулся. – Я тоже едва не ушел в те годы из органов госбезопасности. Тогда казалось, что все кончено. После апрельских событий в Тбилиси многие перестали верить Москве и центральной власти. Тогда-то Гургенидзе и решил уйти в науку. Нет, у него не было никаких прямых столкновений со звиадистами, хотя он их, конечно, не любил.

Подошедшая стюардесса спросила, что будут пить Дронго и его сосед.

– Красное вино, – попросил Дронго.

– Мне тоже, – согласился с его выбором Нодар.

– Скажите, – продолжил Дронго, когда стюардесса отошла, – где был Гургенидзе во время восстания против Гамсахурдиа? И где были в это время вы сами? Я не спрашиваю, на чьей стороне, мне интересно, насколько активно вы принимали участие в событиях конца девяносто первого года.

– Большинство наших сотрудников тогда было против Звиада Гамсахурдиа, – откровенно поделился Нодар. – К этому времени он потерял популярность и не пользовался прежней поддержкой. Вы же знаете, как один раз он уже предал своих товарищей под давлением КГБ. В августе девяносто первого он оказался среди тех руководителей республик, которые не выступили против ГКЧП. Более того, Гамсахурдиа фактически поддержал их и скомпрометировал себя таким поведением. После этого он уже не мог оставаться на своем посту. Мы все об этом знали.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил Дронго.

– Я был в числе тех, кто активно выступал против Гамсахурдиа, – сообщил Нодар. – Мы поддерживали Китовани, почти все сотрудники нашего отдела.

– А Гургенидзе?

– Насколько мне известно, в это время он работал в университете и избегал однозначного выступления на чьей-либо стороне.

– Вы сражались в Абхазии?

– С чего вы взяли? – снова нахмурился Нодар. Ему явно не нравились вопросы Дронго.

– Не знаю. Скорее это подсознательный вывод. Вы сказали о Китовани, а я помню, что его отряд сражался в Абхазии. Кроме того, вы несколько странно прижимаете левую руку. Были ранены?

– Да, – мрачно кивнул Нодар, – у меня было ранение в руку. Вам интересно, почему я так отношусь к России? Или вы спросили из-за Китовани?

– Мне интересно знать любые подробности, которые могут помочь в расследовании убийства вашего генерала, – пояснил Дронго.

Стюардесса принесла два бокала вина. Нодар взял один из них.

– Ваше здоровье, – пробормотал он и выпил вино до дна. Поставив бокал на столик перед собой, сказал: – Не понимаю, какое отношение имеет мое ранение к убийству Гургенидзе?

Дронго не торопясь осушил бокал и лишь тогда отозвался:

– Мне интересно, насколько вы субъективны. Но для этого необходимо знать все объективные факты.

– Интересный ответ, – усмехнулся Нодар. – Какие еще факты моей биографии вас интересуют?

– Больше никакие.

– Я хорошо отношусь к России, но очень плохо к российским политикам, – заявил Нодар. – А Китовани был достаточно смелым, но не всегда разумным человеком. И наделал много ошибок.

– Ясно, – кивнул Дронго. – Вернемся к генералу. Вы сказали, что в доме была его дочь. Сколько ей лет?

– Двадцать пять. Достаточно взрослый человек, чтобы отвечать за свои слова.

– Она была в доме одна?

– Нет, еще жена генерала и их внучка. Но они сидели на кухне. Больше никого в доме не было.

– Сколько лет внучке?

– Четыре. Она была с бабушкой, и ее не пустили в комнату, где был убит Гургенидзе.

– У генерала было много детей?

– Нет, только двое. Дочь и сын. Дочь была замужем, два года назад развелась. Это ее ребенок был в доме, она жила с родителями. Сын работает в частной фирме, в момент убийства находился в Рустави и приехал через час после смерти отца. У него своя семья. Он живет в Сабуртало, у него там своя квартира в новом доме. Жена не работает, сыну семь лет, ходит во второй класс.