Лев Рубус - Запах лимона Страница 4

«Может быть, белые фигурки означают автора? Может быть… Пушкин?!» Медленно и раздумчиво падают слова председателя. «Смотрите, 6 букв и 6 белых фигур. Да, но если это предположение и правильно, то нам, во всяком случае, нужно знать, в каком порядке расположены эти фигурки. На одном авторе далеко не уедешь». Раздумье. Вдруг Петров взволновано: «Обратите внимание! Подписанное под диаграммой расположение фигур неправильно, в необычном порядке. Обычно обозначают: сперва короля, потом королеву, ферзь, потом уже пешки. А тут, смотрите — в разбивку. И тогда, если мы предположим, что Пушкин, то пешка g2 значит П, пешка сЗ = у, h3 = ш, kb2 = к, король, а2 = и, и ферзь е2 = н».

Петров быстро набросал шахматную доску и расставил обозначения:

«Теперь смотрите: «И» и «К» в квадратиках рядом. Между «К» и «Н» два квадратика — две буквы — «Л» и «М». «У» и «Ш» в третьем ряду. Значит, алфавит начинается с левого угла первого ряда». Кривцов, тем временем тоже что-то мрачно вычислявший, радостно воскликнул:

— А сочинение — из черных фигурок. — «Полтава».

— Откуда ты взял?

— А надо с черными фигурами алфавит тоже начинать с верхнего угла. — И он также протянул свой чертежик:

Все внимательно смотрят. Радость близкой победы их охватывает. «Да, но ведь «Полтава» — семь букв, а тут только всего 6 черных фигур. Что-то не так». — «Нет, так! А ты видал в обозначениях под задачей: Са8 подчеркнуто? А на последнем месте тире. Вот и как раз: Два «А». ПолтАвА». — «Верно».

Кривцов тянется к телефонной трубке и рука его дрожит от нетерпения.

— Алло, библиотека? Да? Сейчас же сюда, в кабинет председателя — собрание сочинений Пушкина. Да, я, Кривцов. — Повесил трубку. «Ну, — попытка не пытка!».

— Постой, постой. Не торопитесь, 1-ая партия, 45 ход. Это тоже что-нибудь да значит. — Спокойно, — удерживает председатель.

Кривцов быстро перелистывает Пушкина. «Полтава. 1-ая песня… Весело: Первая партия — первая песня. 45 ход — 45 строчка.

«МГНОВЕННО СЕРДЦЕ МОЛОДОЕ ГОРИТ И ГАСНЕТ. В НЕМ ЛЮБОВЬ ПРИХОДИТ И ПРОХОДИТ ВНОВЬ».

— Ну, ну, не декламируй. Ну что ж, попробуем? Кажется, хвостик поймали. Рыбку вытащим.

Попробуем сначала заголовочки. Ну-ка, молодцы, ну-ка… На листке наверху: 1313 94 814 511017175 1218 135 54.

— Ну, это уже известно. 13 строчка — 13 буква — «Т», 9 строчка — 4 буква, «Р». Нетерпение с удвоенной силой охватывает всех.

8 и 14. Есть. — «А». 5 и 1. Есть — «Н». 10 и 17 — «С». 17 и 5 — «П». 12 и 18 — «О», 13 и 5 — «Р», 5 и 4 — это «Т». Транспорт. Ура! Правильно, товарищ!

Дальше, другой листок. 51 52–54 67… Что же это? НЕ — ТЬ. Что это значит?

«Ну, ясно: Нефть! Разве можно тут сомневаться?».

А на третьем четко — ЕГОЛЬ.

«Это что еще за — еголь? Какая-то ерунда».

«Ну, нет, это тоже ясно: уголь. Конечно, уголь! Нефть, транспорт и уголь. А, проклятые акулы! Вот чего они добиваются… Ну, тогда, очевидно, в дальнейшем будет или план или список сотрудников. Ах, погодите, погодите.» Но Кривцов уже забрал бумажки. «Теперь пустяки. Осталась чисто техническая работа и ее мои ребята сделают скорее нас. Через два часа я вам принесу результаты».

Из Лондона… Лондона… Лондона… Снова ловят волшебные волны. Новый приказ. «Ударить немедленно! Отсрочек нет!».

Нервничая, работают шифровальщики. Даже всегда спокойный председатель, и тот немного волнуется. Так, незаметно, но внутри все ходуном ходит. Может, сейчас, через несколько минут, мы будем знать, какая страшная угроза висит над нефтяными вышками, железными дорогами и Донбассом. Может быть, еще сегодня же ночью, тут, в городе черной крови-нефти. Тогда, конечно, сегодня же ночью, сумеем мы предупредить удар и задушить врага.

А ради этого спокойный председатель готов отдать не две и не три и не сто бессонных ночей, а всего себя до последней капельки крови, как он и отдает каждый день в непрестанной борьбе с упрямыми и опасными врагами.

Два часа прошло. Ему не сидится. В ожидании он ходит большими шагами по кабинету. Он смотрит то на дверь, из-за которой вот-вот войдет Кривцов, то на часы, на запястье. И шоферам приказано держать машины наготове. Куда прежде? Откуда направлена атака?

Дверь открывается. Кривцов. В ответ на жадные вопросы, он глухо и мрачно бросает: «Ничего… дальше абракадабра. Ни одного слова…»

«Маху дали? Видимо, поэтому и вышло «НЕ — ТЬ»». Но Кривцов досадливо машет рукой: «А, бросьте вы. Знаете, почему «Ф» выпущено? Потому что во всей «Полтаве» нет буквы «Ф». Я уверен, что это правильно. Но дальше нам чего-то не хватает».

Нервничают и в особняке на Кетлер-Стрит. Все ждут. Всего несколько человек знают, чего ждут. Но нервничают все. В который раз уже сэр Вальсон обращается к Стону с одним и тем же вопросом: «Ну что, Стон?». И неизменно вежливый Стон в который раз отвечает: «Я жду с минуты на минуту, сэр».

«Тов. председатель! Вас к аппарату!».

Председатель у аппарата.

Что? Как? Опять желтые чемоданы?

Глава II. Желтые чемоданы

19 ч. 53… Скорый «Баку-Москва» отходит через минуту. Место № 11 в спальном вагоне еще не занято. Пассажир места № 12, полный человек, видимо, армянин и, должно быть, торговец восточными товарами, жалуясь на одышку, пристает к проводнику.

«Значит, можно будет занять нижнее место? Значит, один еду?» — «Не знаю. Место занято. Если никто не придет, занимайте», равнодушно отмахивается проводник, видимо, немец.

Второй звонок. Запыхавшийся носильщик втаскивает в коридор вагона чей-то багаж. «Место № 11? Вот здесь. Сюда». Недовольно фыркает торговец, облюбовавший нижнее место. «Позвольте, поберегитесь, гражданин!». Носильщик ловко укладывает в сетку два желтых чемодана. Проводник проверяет билет и сверяет фамилию с предварительной записью места. «Николай Трофимович Утлин. Совершенно верно. Пожалуйте».

Плавно, как бы нехотя, тронулся поезд. В купе к обиженному торговцу, слегка щурясь сквозь пенсне в черепаховой оправе, подходит уверенный, высокого роста, в сером изящном пальто: «Простите! Я вас побеспокоил? Я охотно уступлю нижнее. Пожалуйста. Мне все равно. Будьте добры». И, не обращая внимания на рассыпающегося в благодарностях соседа, уверенным движением осторожно положил третий, небольшой, но как две капли воды похожий на два других, желтый чемоданчик на упруго качающуюся сетку.

Еще несколько секунд, — он снял пальто, из бокового кармана серого, скромного, но очень хорошего покроя костюма достал газету и спокойно, как у себя дома, развернул свежий еще лист вечерки. Несмотря на любезность соседа, коммерсант раздражен. Почему-то, он сам не знает почему, ему все в нем не нравится: и этот крепкий, приторный запах духов, и манера не снимать перчаток и часто поглаживать рукой аккуратную, золотистую бородку, и совершенное нежелание вступать в обычный вагонный разговор, и этот слишком спокойный, почти наглый в своей внешней вежливости взгляд из-за газеты.

Ох, хочется поговорить толстому, жизнерадостному Шах-Назарьянцу! А тот все молчит, как шайтан какой-то. Наконец, отложил газету… Последняя отчаянная попытка завязать разговор не удалась. Окончательно обидевшись, армянин тяжело засопел… и вдруг… вдруг — тот весь навстречу… «Простите, вы, если не ошибаюсь, владелец уважаемого торгового дома Шах-Назарьянц и К°?».

Расчувствовался и ожил купец. Какой приятный собеседник! Какие духи, какие перчатки! Какая чистоплотность! И, конечно, не надо их снимать. Хоть вагон и международный, — а все-таки в вагоне пыль. И, разумеется, не со всяким разговаривать станет, потому воспитанность!..

Несмотря на одышку, любит выпить Шах-Назарьянц. Почему не выпить легкого кавказского вина с хорошим человеком? Хороший человек все понимает: и про дела и про фининспектора понимает. Хоть и химик ученый человек, а душа-человек!

Сквозь черную южную ночь летит скорый — «Баку-Москва». Летит в его хвосте и ярко освещенный вагон-ресторан, и Назарьянц со своим новым другом — инженером-химиком Утлиным, и три желтых чемодана на полках в соседнем вагоне.

Не нравятся Утлину ресторанные папиросы на выбор. «Нет уж, — я привык к своим». Встал и покачиваясь, а ведь почти и не выпил, — пошел в купе за своими, — ах, слабый человек. Хороший человек, а слабый.

Сидит Шах-Назарьянц, дожидается приятеля. Полустанок, — нет остановки, станция, — остановился поезд, и снова в ночь… нет приятеля. Спать надо старому виноторговцу, закрывается вагон-ресторан. «Наверное, уже давно спит профессор… Ох, чистеха, ох чистеха! В ресторане и то перчаток не снял! А слабый человек. Ну, что поделаешь, с непривычки?»… Расплатился и пошел в купе. В купе давно уже горит только маленькая синяя лампочка под потолком. Профессор не отзывается, — спит и не храпит на верхней полке… Ох, ох, о!.. С трудом разделся кавказский нэпман и… 6о верст в час быстро укачали его жирное тело и лысую голову в мерлушковой шапке.