Алексей Азаров - Дорога к Зевсу Страница 4

— Фу ты дьявол! — говорю я вслух и трясу головой. — Сплошные тайны…

Расхаживая по комнате, я заставляю себе отгородиться от Цоллера барьером приятных воспоминаний. Маленькое усилие, и Франц Лемая довольно уверенно рисует в воображении лицо молодой: особы, с которой познакомился в электричке… Позвольте, когда это было? Пять, нет, почти шесть лет назад, и, однако, мне нравится вспоминать о ней. Жаль только, что подвел ее и не пришел на свидание под часами, во так уж случилось, что в тот день Центр принял решение и я уехал.

Я затягиваюсь сигаретой и помимо воли улыбаюсь. Хотел бы я звать, пришла ли она под часы… Но еще больше: в какие игры играет с Францем Леманом советник Цоллер?

В общем-то я догадываюсь, зачем меня вызывали. Цоллер, конечно, умен, но не настолько, чтобы опрокинуть мир и превратить реальность в абстракцию. Он напускал туман, пытался запутать меня, и все это не имело ровным счетом никакого значения при условии, что советника интересовали не биография Лемана или криминальные проступки, совершенные им, а сам Леман — его нервы, реакции, сметка…

Почти умиротворенный, я докуриваю сигарету и ложусь. Как ни крути, есть два способа жить — управляя событиями или применяясь к ним. Оба по-своему хороши и сулят определенные выгоды. Управлять я не могу, следовательно, надо применяться.

Я закрываю глаза, и диван начинает плыть. Волны подхватывают его и кружат, толкают на дно. Где-то за штормовыми валами меркнет свет мая­ков… Зачем и куда плывешь ты, Одиссей? Где твой дом и ведома ли тебе дорога к нему?

“Одиссей, — лениво думаю я, сдерживая зевоту. — Ей-богу, это звучит приятнее, чем Франц Леман…” Чужие имена бусами нанизываются на невидимую нить — Цоллер, фон Арвид, Варбург. Бригаденфюрер СС и генерал-майор полиции граф фон Варбург. В документах Центра он значится как Зевс. Я перебираю имена, пытаясь проследить странную связь между ними; но четки скользят в пальцах, обрываются и падают россыпью.

Последнее, что я вижу, прежде чем забыться, — вислые губы Цоллера, произносящего неслышимые слова. По движению губ я угадываю, что он хочет сказать мне: “Держи язычок за зубами, сынок!” — и от этой фразы сон Франца Лемана утрачивает остатки спокойствия и превращается в зыбкую трясину. В ней я и тону — засыпаю с камнем на сердце.

4

Киоск у Моабита и скамейка в парке… С ними кончено. Третий раз я навещаю их, и все для того, чтобы утвердиться в мысли: явки провалены. Не стоит гадать, что произошло. Важно другое: вместо пожилого однорукого мужчины с усами газеты продает старик. Что же касается скамейки, то я сяду на нее еще раз в том случае, если надумаю покончить жизнь самоубийством. Возможно, летом рандеву такого сорта выглядят естественными; однако чудак, с постоянством маньяка рассиживающий на морозе, рано или поздно привлечет к себе внимание. И нет такой истории, с помощью которой удастся объяснить, почему Францу Леману нравится коротать свой досуг на скамейке посреди пустого парка именно по вторникам и пятницам и — аккуратнейше! — с пяти до шести.

Связь… Что я стою без связи?.. При иных обстоятельствах я мог бы ждать сколько угодно, с пользой для себя проводя досуг. Несколько лишних недель, предоставленных Леману на то и се, позволят ему обзавестись небесполезными знакомствами, не говоря уже о бесценном бытовом опыте, приходящем к Францу с каждым часом, прожитым в Берлине. Маленькие частные выгоды, не окупающие, однако, куда более существенных потерь. При знакомстве со сводками ОКВ у Франца Лемана складывается мнение, что Берлину, этому “стратегическому тылу рейха”, в недалеком будущем уготована участь фронтового города… Время! Оно подхлестывает меня, заставляя спешить. Я не имею права тратить его на “врастание” и “вживание”. Мне нужен Варбург. Он и через его посредство те, кто близок к имперской канцелярии и высшим руководителям СС. Это первое. Второе — мне необходима связь. Один-единственный ка­нал. Вот и все…

Поезд метро — желтая членистая гусеница — вытягивается из тоннеля и тормозит, полупустой и слабо освещенный. Я открываю дверцу и, оттолкнув кого-то плечом, протискиваюсь в переполненный вагон. Здесь душно и пахнет сыростью; по линкрусту обшивки сползают капли. В сравнении с веселым парижским метрополитеном “У-бан” выглядит скрягой, экономящим на одежде.

Я стою, прижавшись щекой к мокрому линкрусту, и вспоминаю разговор с фон Арвидом.

Это произошло на следующее утро после вызова к Цоллеру, и, признаться, я не был томим предчувствиями, когда Анна пригласила меня в кабинет и оставила наедине с управляющим. Во всяком случае, “хайль Гитлер” я выпалил бодро, в полном соответствии с настроением.

— Это вы, Леман? — сказал фон Арвид таким тоном, словно ожидал увидеть кого-то другого. — Ах, да… Ну что ж, проходите и садитесь. Мне очень жаль вас огорчать, но боюсь, что беседа будет не из приятных.

Я держал ухо востро, но при этом делал вид, что нисколько не интересуюсь желтой картонной папкой, лежащей на столе. Фон Арвид воздушным движением пальцев перебросил несколько листков и с утомленным видом воззрился в пространство. Он мог бы и не начинать; еще в гестапо я кое-что сообразил, и теперь ведомости, испещренные красными пометками, дорисовали картину. Очевидно, фон Арвид поломал голову и нашел способ избавиться от меня.

— К вашим услугам, господин управляющий.

— Да, да, — сказал фон Арвид рассеянно и снова пошелестел бумажками. — Ничего не поделаешь, Леман. Там, на фронте, вы основательно забыли бухгалтерию. Самые азы… Я не виню вас, вы выполняли долг, защищая всех нас, но, согласитесь, и мы, работники тыловых учреждений, действуем на благо рейха. Не так ли?

— Но районный штаб СС и уполномоченный Трудового фронта считали…

— О да! — быстро сказал фон Арвид. — Я, разумеется, рад, что в нашем учреждении появился заслуженный ветеран, член партии. Откровенно говоря, мы все на вас рассчитываем, Леман, и очень гордимся, что вы среди нас… Я думал о курсах переподготовки. Как вы на этот счет?

Ход был прекрасный и совсем не тот, что я ждал! Мысленно я поаплодировал фон Арвиду, доказавшему, что он умеет блефовать. Однако мне совсем не улыбалось вылететь из конторы и раззнакомиться с советником Цоллером.

— Курсы? Это было бы неплохо, господин управляющий, но вот какая история… После ранения у меня что-то свихнулось в голове, и такая, знаете ли, боль, что мысли путаются… Боюсь, что после курсов…

Я говорил и говорил, и щеки фон Арвида постепенно теряли розовый цвет. Вместе с ним исчезло и великолепное спокойствие управляющего.

— Не понимаю, — сказал он наконец. — Послушайте, Леман! В СС отличные медики, и они поставят вас на ноги. А когда вы вернетесь с курсов, мы сообща подумаем и найдем вам местечко получше. И с более высоким окладом. Я обещаю.

Он, видите ли, обещает! Ну нет! Здесь наши интересы коренным образом расходились, и я, согнав с физиономии почтительную мину, стал тем, кем фон Арвид хотел меня видеть, — гауптшарфюрером СС.

— Никак нет! — сказал я почти грубо. — Спасибо за честь, но так не пойдет. Я и вправду многое подзабыл, но меня сюда прислали, и я здесь останусь. Вот оно как. Не может быть, чтобы в конторе не нашлось должности для ветерана войны. Хоть самой маленькой. Я ведь не из очень привередливых, и мне, честное слово, все равно кем быть — счетоводом или курьером. Или ночным сторожем. Физический труд почетен, так учит нас фюрер.

Папка с бумагами позволила фон Арвиду выгадать какое-то время, чтобы прикинуть все “за” и “против”. Я тупо смотрел на него и думал, что, пожалуй, из нас двоих я должен выиграть куш покрупнее.

— Ночной сторож? — сказал фон Арвид и захлопнул папку. — Это мысль!.. Решено! Надеюсь, в бюро Трудового фронта согласятся, и я переведу вас… Кроме того, мне кажется, мы тем самым решим для вас проблему жилья. Не так ли? Ночной сторож имеет право ночевать в конторе… Примите мои поздравления, Леман! Я не задерживаю вас.

Последние слова звучали иронически, но я предпочел сделать вид, что принял их за чистую монету…

Да, сдается мне, что дела — не тот компот, как говаривал ротный повар, водивший дружбу с Францем Леманом во фронтовом госпитале СС Другим любимым выражением повара было: “Наплевать и забыть!” А не последовать ли мне этому мудрому совету, хотя бы на ближайшие сутки?

…На Глеенсдрейек я делаю пересадку и вылезаю на Александерплац, откуда пешком иду в контору. Собственно, при желании я спокойно мог доехать до самого места, но Франц Леман следит за своим здоровьем и пользуется случаем, чтобы подышать воздухом. Подняв воротник и не ускоряя шага, я бреду по широкой и прямой Пренцлауэр-Аллее, и стук моих каблуков глохнет в подтаявшем снегу.

Берлин спит, и — черт побери! — где-то здесь, возможно, совсем рядом, спит бригаденфюрер Варбург. Где? Легче спросить, чем ответить. Адрес фон Варбурга не числится в справочной книжке, и у меня до сих пор нет ни одной сколько-нибудь путной идеи, как его отыскать. Проще всего, конечно, обратиться непосредственно в РСХА[6], но под каким предлогом? Не явиться же так вот запросто в управление личного состава с крохотной просьбочкой: “Будьте добры, помогите мне встретиться с бригаденфюрером… мы, знаете, ли, жаждем общения друг с другом!”