Эдвард Айронс - Женщина с Мальты Страница 4

Трость исчезла. Если генерал взял ее с собой, следовательно, он ушел добровольно. В гардеробе было несколько рубашек, пара черных туфель, запасные носки.

— Где его кейс? — в очередной раз спросил Сэм.

— Не знаю. А зачем вам это?

— Мало сменной одежды. У него должна быть еще одна резиденция.

— Она есть, но засекречена. Я не знаю, где она. Но, по-моему, Дэйдри знает.

— Уверен, — рубанул Сэм.

Он нетерпеливо тряхнул головой. Рядом с широкой кроватью стоял квадратный металлический ящик — специальная печь для уничтожения документов. Дарелл открыл его. Внутри было пусто и чисто. По другую сторону от кровати он увидел маленький столик с красивой инкрустацией. На нем лежала фотография.

— Вы видели эту фотографию? — показал Дарелл на снимок.

— Да, на ней генерал в форме полковника. Она была сделана еще во время второй мировой войны.

— Кто этот ребенок?

Девочка лет трех стояла рядом с маленькой фигурой молодого Макфи. Она весело смеялась. Девочка в белом платьице держала плитку шоколада. На пальце правой руки у нее блестело колечко, в левой держала куклу. Фотография была черно-белая.

— Я хочу, чтобы вы улучшили качество снимка насколько возможно, — попросил Сэм.

— Да, качество не из лучших. Задний план совсем расплывается. Плохая резкость.

— Но все равно кое-что можно различить.

— Да?!

— Это порт Валлетта, на Мальте. У него богатая история, — Дарелл говорил с иронией в голосе. — Совсем недавно мальтийцы ликвидировали там нашу военно-морскую базу.

— А у него на столе лежала…

— На столе у генерала лежала карта Мальты и соседнего острова Гозо. Я возьму фотографию.

— Если она вам нужна, то конечно. Вы думаете, есть какая-нибудь связь между девочкой на фотографии и исчезновением Макфи?

— Не знаю, — сказал Дарелл. — Все-таки деталь личной жизни. Снимок может ничего нам и не дать. Перед исчезновением, по вашим словам, он много работал. Скорей всего, он работал над проблемой Суэцкого канала или над проблемой Синайского полуострова. Его исчезновение может быть вполне закономерным.

— Вы так думаете?

— Я ничего не думаю, — довольно грубо оборвал Дарелл. — Я хочу повидаться с Дэйдри. Карту я тоже возьму.

Глава 4

Дарелл стоял в прохладном холле виллы Контессы Бертолини, что на пустынном берегу Ливии. Подошел Пероззо.

— Смотри, Сэм. Я нашел фотографию в библиотеке, там очень много песка. Как называется этот ураган?

— Гхибли. Покажи фотографию.

Пероззо порылся в бумажнике, извлек фотографию.

— Кефи сказал, что по дороге проехали два армейских грузовика и один «Фиат». Они, не останавливаясь, проехали мимо.

— Хорошо, — буркнул Дарелл, внимательно разглядывая фотографию.

На ней улыбалась женщина лет двадцати пяти — двадцати восьми. Возраст примерно совпадал. Ей должно быть около тридцати лет, плюс-минус два года. Волосы прямые, черные. Рост небольшой, но тело очень красивое. Ее легкая одежда выгодно подчеркивала все достоинства фигуры. Дарелл достал фотографию, взятую из спальни генерала в Вашингтоне. Он не особо рассчитывал на сходство, все-таки разница между трехлетним ребенком и зрелой женщиной должна быть существенной. Но кто знает. Могли совпадать основные черты лица, еще что-нибудь. В Вашингтоне по просьбе Сэма сделали несколько увеличенных фрагментов. Дарелл достал снимок 6 на 9, на котором уместилась только голова. У девочки была короткая стрижка, уши хорошо видны. Женщина на фотографии собрала волосы на затылке, ее уши тоже хорошо видны. На обоих снимках уши маленькие, плотно прижатые к голове. Мочки ушей тут и там скрывались за скулами.

Сэм сравнил руки. Девочка ела шоколад, поднеся руку ко рту. Колечко ярко блестело на пальце. Женщина на снимке сжимала теннисную ракетку. Их тонкие длинные пальцы очень похожи. Сэм сравнил глаза. На обоих снимках они большие и, скорей всего, черные, пронзительно смотрящие. Несомненно, эти глаза принадлежали одному человеку.

— Ну что? — спросил Пероззо. — Она?

— Да. Ты осматривал ее спальню?

— Нет еще.

— Я посмотрю пленных.

— Чарли связал их в одну связку.

Сэм открыл дверь и осторожно вошел в спальню. Появился Чарли и сказал, что они вскрыли с Кефи сейф, но там только несколько не важных документов и список адресов в Триполи. Наверное, ее друзей. Это адреса богатых домов в Триполи.

— Сохрани их.

— Конечно, сэр.

— Как там водитель грузовика?

— Цел, только сейчас ему плохо. — Милс выразительно посмотрел на подошедшего Кефи.

— Успокойте водителя, после я сам поговорю с ним.

— Надо закругляться. Когда мы вернемся на корабль? — с тревогой спросил Кефи.

— Может, сегодня и не вернемся, — уклончиво ответил Дарелл.

Третья комната, осмотренная Сэмом, оказалась спальней. Но в ней Дарелл не нашел ничего, что могло бы подсказать имя женщины. На фотографии не было никаких надписей.

Он увидел старинную мебель в стиле рококо. Из каждого угла улыбались каменные ангелочки, висевшие под потолком. Было очень тихо, высокие окна и дверь выходили на большой балкон. Отсюда хорошо видны море и берег, уходящий на север, часть пустынной дороги. Пролетел самолет.

Как и во всем доме, песок неприятно скрипел под ногами. В гардеробе он нашел несколько спортивных костюмов. Все восьмого размера, только один — десятого. В ящиках хранилось нижнее белье. Шкатулка для драгоценностей оказалась пустой. На кровати валялось несколько сумочек: одна была сделана в Америке, остальные — в Триполи. Магазин, торговавший ими, находился на улице Святого Павла (Сэм прочитал это на ярлычках). В одной сумочке нашелся носовой платок с пометкой отеля «Фоэкесия».

— Это тебе говорит что-нибудь, начальник? — спросил Кефи.

— Нет.

— Начальник, я проверил кухню. У русских ничего еда, но там, кажется, есть еще и китайская.

— Китайская?

— Здесь жила какая-то китайская леди со свитой.

— Кто такая?

— Не знаю, надо быстрей допросить русских.

Сэм спустился в художественную мастерскую. Чарли Милс стоял рядом с открытым сейфом. Небо за окном стало мутнеть: ветер поднял тучу песка.

— Я нашел записи с ее именем! — воскликнул довольный Чарли. — В старых банковских счетах. Посмотри сам. Я пойду к пленным.

— Давай.

Дарелл облокотился на край стола и принялся разглядывать счета. Часть из них уже пожелтела, они, видимо, остались еще от старой Контессы Бертолини. Но на остальных почерк резко изменился: стал твердым и резким, но все же это был женский почерк. На этих счетах значилось имя Анны-Марии Бертолини. Кем она приходилась старой Бертолини — дочь? внучка? Больше ничего интересного. Последний счет подписан всего две недели назад. Сэм бросил взгляд на море, оно становилось беспокойным.

Он пошел на кухню. Когда пробегал здесь в первый раз, он не обратил внимания на подробности. Везде валялись пустые консервные банки русского производства, такие они экспортировали в Египет. Но в углу лежали другие банки, сложенные в аккуратную кучку. Этикетки на них с иероглифами — произведены в Китае. Но пока это ничего не означало. Их могли принести и русские.

Вошел Дамон. Он привел старика-шофера и его сына. Дарелл торопился. Больше десяти минут здесь оставаться рискованно. Над виллой пролетел реактивный самолет. Звуковая волна больно ударила по барабанным перепонкам: самолет пролетел очень низко. Может, это уже разыскивают их.

Старик был сильно напуган. Мальчик же вел себя независимо. Дарелл заговорил с ними на арабском.

— Старик, когда умерла Контесса? Она здесь умерла?

— Она умерла по воле Аллаха. Все мы когда-нибудь умрем по его воле, но вам осталось ждать недолго.

— Когда она умерла? Мы не тронем тебя.

— Она умерла, насколько я знаю, здесь.

— Ей рано было умирать.

— Так вы говорите о молодой Бертолини?

— Да, об Анне-Марин Бертолини.

— Она была неплохой женщиной, по сравнению с другими итальянскими колонистами и империалистами, угнетателями бедных…

— Заткнись, старик, и отвечай только на мои вопросы. Когда ты видел ее в последний раз?

— Десять дней назад. Я приезжаю сюда каждую неделю. Она была здесь.

— Одна?

— Да.

— Ни слуг, ни друзей?

— Никого.

— Куда она подевалась?

— Я маленький человек. Откуда я могу знать?

— С ней не было ни одного мужчины?

— Я не видел.

— Потом ты видел ее в Триполи?

— Нет.

Неожиданно мальчик стал ругаться, его глаза горели злым огоньком, в них бесилась ненависть. Он ругал отца за то, что он разговаривает с врагами-капиталистами. Его речь изобиловала высокими словами и малопонятными ему самому терминами.

— Мой сын выразил и за меня те чувства, которые я испытываю при одном вашем виде, янки, — сказал старик. — Но мой возраст вынуждает меня сдерживаться. Больше я ничего не скажу.