Ян Флеминг - Живи, пусть умирают другие Страница 40

Бонд на миг расслабился, закрыв глаза, чувствуя, как кровь едва не закипает в жилах, надрывно закашлялся и попытался все же как-то сосредоточиться. Первая его мысль была, что в воде полно крови. Правда, крупные рыбы вряд ли рискнут заплыть в расселину. Впрочем, с этим все равно ничего не поделаешь.

Затем он посмотрел на море.

От «Секатура» не осталось и следа.

Высоко в небо поднялся грибовидный столб дыма, медленно вытягивающийся в сторону берега.

Повсюду плавали различные предметы, показывались и тут же исчезали человеческие головы над водой, вся поверхность которой блестела на солнце чешуей рыб, оглушенных взрывом. Воздух пропитался пороховой гарью. Посреди обломков мягко покачивался красный параван: один конец каната за что-то зацепился, другой, должно быть, покоился на дне. С его блестящей поверхности поднимались фонтаны пузырьков. Среди прыгающих голов и мертвых рыб виднелись акульи плавники, образовавшие подобие треугольника. Их становилось все больше. Вдруг из воды высунулось рыло огромной рыбины, которая, разглядев очередную жертву, стремительно кинулась в атаку. Торчком встали и тут же исчезли две черные руки. Слышались вопли. Две-три пары рук отчаянно колотили по воде, подталкивая тела к берегу. Кто-то задержался, изо всех сил ударяя ладонями по поверхности, но тут же погрузился в воду, и больше не показывался.

«Так, барракуда», — промелькнуло в несколько помутившемся сознании Бонда.

Чья-то голова приближалась, направляясь к тому месту рифа, где устроился Бонд с полумертвой девушкой.

Голова была большая, за ней тянулся длинный шлейф крови, хлеставшей из раны на лысом черепе.

Бонд присмотрелся.

Биг Мэн, ничего не видя, продвигался вперед, поднимая вокруг себя столько пены, что слететься мог целый косяк рыб, если только они не были заняты чем-нибудь или кем-нибудь другим.

«Справится? Не справится?» — думал Бонд. Глаза его сузились, и, затаив дыхание, он ожидал, какое же решение примет безжалостное море. Все ближе и ближе. Широко открыв рот, жадно глотая воздух, человек предпринимал последние отчаянные усилия спастись. Кровь наполовину залила его глаза, готовые, казалось, выскочить из орбит. Бонд почти слышал, с каким шумом бьется в этой груди больное сердце. Что раньше — остановится оно или рыбы схватят наживку?

Биг Мэн приближался. На нем почти ничего не было. «Должно быть, — подумал Бонд, — одежду сорвало взрывной волной». Остался лишь черный шелковый галстук, он обвился вокруг мощной шеи, а кончик перекрутился и походил на косичку, которые носят китайцы.

Очередная волна смыла кровь с глаз Биг Мэна. Они были широко раскрыты, безумный взгляд устремлен на Бонда. Но призыва о помощи в них не было — только воля, только отражение немыслимого физического усилия.

Оставалось всего десять ярдов, и тут глаза внезапно закрылись и огромное лицо исказилось гримасой боли.

Из искривленного рта вырвалось нечто нечленораздельное.

Руки перестали колотить по воде, голова исчезла, но тут же опять вынырнула над водой. Расплылась, замутняя вокруг себя море, лужа крови. Из глубины выскочили две длинные коричневые тени и тут же вновь ринулись вниз. Фигура заметалась из стороны в сторону. Над поверхностью показалась укороченная рука Биг Мэна — ни ладони, ни запястья. Но большая, репообразная голова с разверстым от ужаса ртом, в котором обнажился поредевший ряд зубов, все еще жила. Из этого рта вырывались пронзительные крики, именно в тот момент, когда барракуда в очередной раз впивалась в тело.

Откуда-то позади донесся еще один вопль. Но Бонд не обратил на него внимания. Для него существовала сейчас только эта ужасная сцена, разыгрывающаяся на море прямо перед ним.

Плавник в последний раз хлестнул по поверхности и застыл.

Бонд буквально чувствовал, что акула принюхивается, как собака, пытаясь сквозь мутную воду разглядеть жертву своими близорукими узкими глазками. Затем она впилась в грудь Биг Мэна, и голова того исчезла под водой так же стремительно, как поплавок на удочке рыбака в момент клева.

На поверхности расплылись пузырьки воздуха.

Острый с коричневыми пятнами хвост резко ударил по воде — это гигантская леопардовая акула развернулась для новой атаки.

Голова вновь всплыла на поверхность. Рот был закрыт. Глаза, казалось, все еще смотрели на Бонда.

Затем из воды высунулось акулье рыло и потянулось к голове, акульи челюсти широко распахнулись, обнажая ряд блестящих зубов. Послышался жуткий хруст, вспенилась вода. Затем — молчание.

Вытаращив глаза, Бонд завороженно смотрел на увеличивающееся бурое пятно.

Тут застонала девушка, и это заставило Бонда встряхнуться.

За спиной у него снова послышался крик, и на сей раз Бонд повернулся.

Это был Куоррел. Его блестящий на солнце коричневый торс возвышался в крохотном ялике, он изо всех сил налегал на весла, а сзади спешили, заняв едва ли не весь Залив Акул, множество других лодчонок, быстро вспарывавших небольшие волны, которые к этому времени покрыли рябью поверхность моря.

Поднялся свежий ветер с северо-востока, и солнце отбрасывало лучи на голубую поверхность воды и зеленые поля Ямайки.

Первые после самых ранних детских лет слезы выступили на серо-голубых глазах Джеймса Бонда и покатились по впавшим щекам в воду, разбавленную кровью.

23. Чувственный отпуск

Покачиваясь, наподобие изумрудных подвесок, две птички-колибри выводили в кустах гибискуса последние рулады, а пересмешник, спрятавшись в пахучих кустах жасмина, начинал свою вечернюю песнь.

Изломанная тень какой-то большой птицы скользнула над зеленым газоном, подхваченная порывом ветра, устремилась в сторону залива, а синевато-серый зимородок что-то раздраженно проскрипел, увидев человека, сидящего в кресле в саду. Он изменил направление полета и свернул в сторону острова. Серая бабочка порхала в розоватой тени пальм.

Голубая вода залива была совершенно неподвижна. Лучи заходящего солнца отбрасывали розоватый отсвет на скалы, возвышающиеся на острове.

На смену жаркому дню пришла вечерняя прохлада; доносился слабый запах дыма: в одной из рыбацких хижин на торфяном угле жарили кассаву.

Солитер вышла из дома и босиком пересекла газон. В руках у нее был поднос с шейкером для коктейлей и двумя бокалами. Она поставила его на бамбуковый столик рядом с креслом, где сидел Бонд.

— Надеюсь, я правильно смешала? — сказала она. — Хотя шесть частей водки на одну «Мартини» — это, боюсь, крепковато. Я вообще впервые пью «Мартини» с водкой.

Бонд посмотрел на нее. Она надела его светлую шелковую пижаму, которая была ей сильно велика. Вид у нее был неправдоподобно детский.

Она рассмеялась.

— Как тебе моя губная помада из Порт-Марии? И брови, подведенные местной тушью? А все остальное пришлось попросту смыть.

— Выглядишь ты замечательно, — откликнулся Бонд. — Первая красавица всего Залива Акул. Если б у меня были руки и ноги, обязательно встал бы и поцеловал тебя.

Солитер нагнулась и, обняв его за шею, в долгом поцелуе прижалась к губам Бонда. Потом выпрямилась и поправила волосы, упавшие ей на глаза.

Какое-то время они смотрели друг на друга, а затем Солитер повернулась к столику и наполнила его бокал. Себе она налила половину, уселась на теплую траву и положила голову ему на колени. Правой рукой он водил по ее волосам. Сквозь стволы пальм был виден залив и последние лучи солнца, догорающие над островом.

День ушел на то, чтобы подлечить раны и хоть немного привести себя в порядок после жуткого приключения.

Когда Куоррел высадил их на берег, у Бью Дезерта, Бонд на руках перенес Солитер прямо в ванную. Пустив теплую воду, он тщательно смыл соль и ил, причем она этого даже не почувствовала, вытащил девушку из ванны, вытер насухо и смазал порезы, которыми были покрыты ее спина и ноги. Потом заставил проглотить снотворное и уложил в собственную постель. Бонд еще не успел задернуть шторы, как Солитер уснула.

Затем он сам принял ванну, а Стрейнджуэйз намазал его мазью буквально с головы до ног. Все тело Бонда представляло сплошную кровавую рану, а левая рука совершенно онемела от укуса барракуды. Из плеча был выдран порядочный кусок мяса. От мази горело все тело, так что пришлось сжать зубы, чтобы не закричать.

Он надел халат, и Куоррел отвез его в Порт-Марию, в больницу. Но перед этим он обильно позавтракал и с наслаждением выкурил первую за последние десять часов сигарету. Еще в машине он уснул, не проснулся на операционном столе и продолжал спать в койке, куда его в конце концов, всего перевязанного и обклеенного пластырем, положили.

Куоррел привез его домой сразу после полудня. К тому времени Огрейнджуэйз уже предпринял необходимые меры. На остров Сюрпризов был послан полицейский наряд. Обломки «Секатура», разбросанные футов на сто двадцать вокруг, собрали, и все прилегающее пространство патрулировал отряд таможенников, присланный из Порт-Марии. Из Кингстона выслали спасательное судно и водолазов. Для местных журналистов провели короткий брифинг, а в Бью Дезерте выставили полицейский пост, чтобы сдержать поток репортеров, которые хлынут сюда, как только новость разнесется по свету. В Вашингтон и Лондон послали подробный отчет, с тем чтобы на людей Биг Мэна в Гарлеме и Сент-Пнтерсбурге устроили облаву и задержали по обвинению в контрабанде золотом.