Сирийская жара - Ирина Владимировна Дегтярева Страница 40

В качестве «тросика» была информация о Симин Сарда, добытая частично им самим и частично полученная от сотрудника МИ, ее бывшего куратора, первого, кто подобрал художницу Симин и привлек к работе в МИ.

Ее куратор Каве Сами попал в плен к игиловцам с еще несколькими бойцами из КСИР, и, когда их в ходе спецоперации освободили русские, под давлением российских контрразведчиков он переметнулся. Сдал все секреты и отсиживался теперь в России. Выдал и подноготную Симин. А она, узнав, что авторитетный для нее Каве, считавшийся в Иране павшим смертью храбрых, жив и работает на русских, да еще и выдал ее тайны, сломалась и стала податливый, безопасной, словно из осы вытащили ядовитое жало.

С художницей доктор Фируз — ученый, сотрудник Медицинского университета Тегерана, специализирующийся на изучении водорослей, познакомился случайно. Но вскоре, узнав о ней больше и попав в передрягу с МИ, пошел на крайние меры.

Симин он завербовал на грани фола, и теперь сотрудница Министерства информации прикрывала его, разведчика нелегальной разведки России, полковника Фируза, прожившего в Иране уже тридцать лет.

Вот и сейчас, когда из Центра пришло указание переправить Акчан с детьми сперва из Ирака в Иран, а затем и в Россию, он задействовал Симин, благо она в эти дни оказалась не за границей.

Он бы и сам справился, но с риском. Был у него знакомый курд, который снабжал его запрещенным в Иране алкоголем, если требовалось кого-то напоить. Но доставлять Акчан с детьми из Бане в Тегеран слишком опасно. Совсем другое дело в машине Министерства, да еще когда за рулем сотрудница с удостоверением. Никто не придерется.

Симин часто летала за границу. И в США, и в Латинскую Америку, и в Турцию, и в Европу. Легендированная как художница, довольно известная, и не только в Иране, девушка легко перемещалась по миру, кроме Израиля, конечно.

Она занималась работой с эмигрантами, встречалась с ними на светских мероприятиях, слушала их пламенные антииранские речи, провоцируя, вызывая на откровенность и записывая болтовню оппозиционеров. Затем эти дискредитирующие разговоры прокручивали по радио и телевидению в Иране, демонстрируя гнилую сущность типов, предавших отчизну за деньги. Но это была одна сторона медали. Девушка руководила группой, которая ликвидировала некоторых неугодных, опасных для ее родной страны людей.

Фардин, проводя отпуск в Венесуэле, и не только отпуск, но и конспиративную встречу с куратором из Центра, оказался невольным свидетелем очередной такой ликвидации. Симин использовала его как фигуру прикрытия, обосновав свой внезапный прилет в Венесуэлу из Штатов, где проходила ее выставка, желанием встретиться с любовником и отдохнуть с ним вместе несколько дней. Тогда Фируз и догадался, что она не просто художница, хотя до того пребывал в счастливом неведении.

…Ни Симин, ни Фардин не рвались заключать временный брак, практикуемый в Иране. У каждого на то были свои причины. Но из-за этого визиты Симин приходилось обставлять соответствующим образом — внизу в машине ее обычно дожидался «брат», он же соглядатай, являвшийся и ее подручным, и прикрытием для незамужней мусульманки. Однако он не только приглядывал за ней, но и стучал начальству, как считала художница. Фардин соглашался с ее выводами.

Фардин после внезапного ареста, находясь в изоляторе Министерства информации, вынудил Симин сначала посетить его там, а затем выдать за своего агента, оформив это задним числом. Тем более он обладал информацией, отчасти способствующей предотвращению беспорядков, начавших было разгораться в Иране в 2017 году по схеме цветных революций.

Все сработало тогда. Фардина освободили, подозрения сняли. Он теперь числился агентом. А Симин его курировала. От него не требовалось пока ничего сверхъестественного, и это всех устраивало. Он — агент Министерства информации, а значит, со стороны спецслужб ему опасность не грозит. В Медицинском университете его руководитель по научной работе пытался до ареста ввести Фардина в засекреченную секцию с запретом выезда за границу, считая это благом для доктора Фируза, желая использовать его разработки по водорослям для очищения воды от радиации. Но из-за такой работы могла полететь в тартарары возможность осуществлять контакт со связным из Москвы во время отпусков в разные страны, а в особенности в те, у которых с Ираном безвизовый режим.

Из-за ареста, даже после которого его оправдали полностью, из секретной секции Медицинского университета он вылетел, но лабораторию за ним оставили. Косились на него, но старались не вести с ним, как прежде, откровенных разговоров в столовой или на крыше университета, где находились экспериментальные парники и рекреационная зона. Его избегали то ли вследствие ареста, то ли расползлись слухи о его принадлежности к Министерству информации. Ведь просто так не отпустили бы из изолятора. Если в Иране арестовывали, то мало кто выходил на свободу настолько безболезненно, как доктор Фируз.

Планировалось в МИ, что он будет выезжать на научные конференции за границу и там вести такую же подрывную работы среди иранских диссидентов-эмигрантов, какую периодически выполняла и художница.

…Сегодня он ждал Симин с особенным нетерпением, выкурил не одну лишнюю сигарету. Не то чтобы он заботился о своем здоровье, скорее беспокоился о кошельке. Курил самые дешевые сигареты «Forvardin», но и в этом себя ограничивал. Вообще Фируз отличался скупостью, считая это неплохой чертой, поскольку инфляция в Тегеране росла, а зарплата в университете не резиновая, даже если считать преподавательский приработок.

Фардин то и дело выходил на балкон, смотрел на пик Точала, окутанный густым туманом с примесью смога. Жара душила, а снизу из безветрия каменного города поднимались бензиновые пары, причудливо смешанные с ароматом зацветшей акации. Дневные тридцать градусов стали уменьшаться, но духота осталась.

Обернувшись к балконной раздвижной двери,