Роберт Ладлэм - Завет Холкрофта Страница 41

— Да, — ответил Бомонт. — Мне это известно от агента «Одессы», который однажды вечером следил за ними. — Блондин засмеялся. Его слова звучали язвительно.

— "Одесса"! Карикатурные типы, которые способны лишь плакать в погребках, перебрав пива. Они просто смешны!

— Да, но они упорны.

— И могут принести пользу, — сказал Теннисон, наблюдая, как Ноэль и Хелден садятся в машину. — Они были и остаются солдатами самого низшего сорта, пушечным мясом. Раньше всех обнаружены, раньше всех принесены в жертву. Это прекрасно отвлекает от более серьезных вещей.

Послышался мощный шум двигателя «ситроена». Холкрофт вывел машину со стоянки и выехал на проселочную дорогу.

Бомонт включил двигатель.

— Я буду держаться на расстоянии. Он меня не заметит.

— Не беспокойся, — произнес Теннисон. — Я вполне удовлетворен. Отвези меня в аэропорт. Ты все подготовил?

— Да. На «мираже» ты долетишь до Афин, а греки доставят тебя в Бахрейн. Военные самолеты, статус ооновского курьера, гарантии Совета Безопасности. Твои бумаги у пилота.

— Отлично, Тони.

Морской офицер улыбнулся, польщенный похвалой. Он нажал на акселератор. Седан рванул со стоянки в темноту проселочной дороги.

— Что ты будешь делать в Бахрейне?

— Обращу на себя внимание, сделав материал о переговорах по нефтяным месторождениям. Принц Бахрейна охотно идет на контракт. У него нет выбора. Он договорился о встрече с Тинаму и теперь, бедный, боится, что эта новость выплывет.

— Ты неподражаем.

— А ты предан. И всегда этим отличался.

— А что после Бахрейна?

Блондин откинулся на сиденье и закрыл глаза.

— Опять Афины и Берлин.

— Берлин?

— Да. Все идет хорошо. Потом туда поедет Холкрофт. Кесслер ждет его.

Внезапно из-за приборной доски раздалось четыре коротких резких сигнала. Теннисон открыл глаза. Сигналы повторились.

— Подвези меня к ближайшему телефону. Быстро! — Англичанин выжал акселератор до упора. Седан помчался по дороге, в доли секунды развив скорость семьдесят миль. Они подъехали к перекрестку.

— Если я не ошибаюсь, здесь где-то есть заправочная станция.

— Скорей!

— Точно есть, — подтвердил Бомонт, и она действительно возникла у дороги, темная, с неосвещенными окнами. — Проклятье, закрыта!

— А ты на что рассчитывал? — спросил Теннисон.

— Там телефон...

— Там есть телефон?

—Да.

— Останови машину.

Бомонт подчинился. Блондин вышел и, подойдя к двери заправочной, вынул пистолет и рукоятью разбил стекло.

С лаем и рычанием на него бросилась собака, обнажив клыки. Это был старый пес неопределенной породы, которого держали скорее для вида, чем для охраны. Теннисон полез в карман, достал глушитель и надел его на ствол пистолета. Затем поднял пистолет и выстрелил через разлетевшееся стекло собаке в голову. Собака упала. Теннисон выбил остатки стекла над дверной ручкой.

Он вошел внутрь, дал глазам привыкнуть к темноте и, переступив через мертвое животное, подошел к телефону. Иоганн вызвал телефонистку и дал ей парижский номер; он должен связаться с человеком, который, в свою очередь, соединит его с Англией.

Спустя двадцать секунд он услышал задыхающийся голос:

— Извини, что побеспокоила тебя, Иоганн, но это срочно.

— Что случилось?

— Пропала фотография. Я очень волнуюсь.

— Какая фотография?

— Тони.

— Кто ее взял?

— Американец.

— Это означает, что тот его узнал. Графф был прав: твоему прекрасному мужу нельзя доверять. Его энтузиазм превалирует над осмотрительностью. Где же Холкрофт мог его увидеть?

— Может быть, в самолете. Или швейцар его описал. Это не имеет теперь значения. Убей его!

— Да, конечно. — Блондин помолчал, потом задумчиво проговорил: — У тебя есть чековая книжка?

—Да.

— Переведи десять тысяч фунтов. Сделай это через Прагу.

— КГБ? Хорошо, Иоганн.

— Британцев ждет еще один провал. Дипломаты будут спорить между собой, обвиняя друг друга в неискренности.

— Очень хорошо.

— На следующей неделе я буду в Берлине. Позвони мне туда.

— Уже в Берлине?

— Да, Кесслер ждет.

Теннисон повесил трубку и посмотрел на убитое животное, распростертое на полу. К этой груде шерсти он испытывал не больше чувств, чем к человеку, ждущему в машине. Надо поберечь эмоции для более важных вещей, чем животные и неудачники, как бы преданны они ни были.

Согласно оценке, содержавшейся в досье, отправленном из Шотландии в Бразилию много лет назад, Бомонт был дураком. Но он обладал присущим дуракам энергией и внешним лоском. Ему удалось стать видным морским офицером. Сын рейхсоберфюрера поднялся по служебной лестнице королевского флота ее величества до той ступеньки, где на него были возложены весьма существенные обязанности. Слишком большие для его интеллекта; этот интеллект необходимо было направлять. Одно время они даже надеялись, что Бомонт получит должность в морском министерстве и станет консультантом министерства иностранных дел. Это была оптимальная ситуация; они могли извлечь из нее огромную выгоду. Он был «дитя Солнца». Ему было разрешено жить.

До сих пор. После кражи фотографии Бомонт бы обречен, потому что эта кража таила в себе угрозу пристального внимания. Чего нельзя было допустить. Они слишком тесно связаны, и им предстояло еще много сделать. Если Холкрофт отдал фотографию не в те руки в Швейцарии и упомянул о том, что Бомонт находился в Нью-Йорке или Рио, военные власти могут встревожиться. Почему офицер такого ранга заинтересовался женевским документом? Этого нельзя допустить. Сын рейхсоберфюрера должен исчезнуть. До некоторой степени это было досадно. Отсутствие Бомонта будет ощутимым: иногда он оказывал неоценимые услуги.

Гретхен знала степень их ценности. Гретхен была наставником Бомонта, его советчиком... его интеллектом. Она необыкновенно гордилась своей работой. И вот теперь она требует его смерти. Пусть будет так. Они найдут ему замену.

Они были повсюду, думал Иоганн фон Тибольт, направляясь к двери. Во всем мире. «Sonnenkinder». «Дети Солнца», не имеющие ничего общего с детьми проклятых. Проклятые — скитающиеся бесправные отбросы.

«Дети Солнца». Повсюду. Во всех странах, во всех правительствах, в армии и на флоте, в промышленности и профсоюзах, службе безопасности и полиции. Все спокойно ждали. Выросшие дети «нового порядка». Тысячи. Отправляемые пароходами, самолетами и подводными лодками во все точки цивилизованного мира, они везде добивались успехов. Они являли собой доказательство концепции расового превосходства. Их родословная безупречна, превосходство несомненно. И самый выдающийся из них — Тинаму.

Фон Тибольт открыл дверь и вышел. Бомонт отвел машину с выключенными фарами ярдов на пятьдесят. Капитан действовал по сценарию; его выучка чувствовалась во всем, что он делал, — кроме тех случаев, когда энтузиазм брал верх над осторожностью. Такой энтузиазм будет стоить ему теперь жизни.

Теннисон медленно шел к седану. Он рассеянно думал о том, с чего все началось у Энтони Бомонта. Сына рейхсоберфюрера должны были отправить в какую-то семью в Шотландии. Дальнейшим он никогда не интересовался. Только слышал о цепкости Бомонта, его упрямстве, целеустремленности, но ни слова о том, как его вывезли из Германии. Этого и не требовалось. Таких были тысячи. Все записи уничтожались.

Тысячи. Генетический отбор. Проверенные родители. Родословные прослежены на несколько поколений — на предмет физической или психологической слабости. Вывезены только самые чистые. И повсюду за этими детьми наблюдали, их направляли, тренировали, обрабатывали идеологически, но ни во что не посвящали раньше времени. Но и тогда доверяли не каждому. Тех, кому не удавалось подняться до осознания своих прав, данных им еще при рождении, кто проявлял слабость или был склонен к компромиссу, не посвящали никогда. От них избавлялись.

Оставшиеся были истинными наследниками Третьего рейха. Повсюду они были у власти. В ожидании... в ожидании сигнала из Швейцарии, готовые привести в действие миллионы.

Один за другим народы будут вставать в строй, ведомые «детьми Солнца», в распоряжении которых окажутся огромные суммы для укрепления своего влияния. Десять миллионов здесь, сорок там, а если необходимо, то и все сто.

Выборы в свободном мире будут куплены, а избирателям останется все меньше и меньше прав. В этом не было ничего нового. Уже имелись примеры удачных экспериментов.

В Чили это обошлось менее чем в двадцать семь миллионов. В Панаме не более чем в шесть. В Америке места в сенате и конгрессе стоили по нескольку сот тысяч долларов. Но по сигналу из Швейцарии подключится наука, используя все искусство демографии. Пока западный мир не будет управляться выросшими детьми рейха. «Детьми Солнца».

Следующим будет восточный блок; Советский Союз и его сателлиты уступят посулам собственной нарождающейся буржуазии. Когда будет получен сигнал, посыплются обещания, и люди, занятые коллективным трудом, осознают, что есть лучший путь. Потому что появятся огромные фонды. Аскетизм будет побежден быстро и бескровно.