Лев Рубус - Запах лимона Страница 41

Все было нам нипочем, кроме одного: к концу «выпуска» мы обычно подходили с шекспировскими результатами. Все лежат мертвые… Но, в отличие от Шекспира, мы должны продолжать роман.

Кое-кого мы наспех воскрешали; кое-кому давали дублеров… Приходилось будить одну из наших жен и привлекать ее к авторской «летучке»: «Как же быть?»

Мы старались как можно быстрее прожить день, в радостном сознании, что наступит ночь и — две пачки «Смычки» на столе, крепкий чай заварен — мы предадимся своему творческому исступлению).

Мне кажется, мы не возражали бы тогда, чтобы работа над романом продолжалась вечно. Пусть бы даже она не имела никаких материальных последствий — не все ли равно?! Нас это не заботило, мы об этом не слишком много думали. Но вот тут-то…

И грянул гром!

Азербайджанское Государственное Издательство предлагает ленинградским авторам заключение договоров на приключенческие романы (повести, рассказы) на азербайджанском материале.

Обращаться к представителю изд-ва, Ленинград, ул. Некрасова, д. 11, кв. 2, первый этаж налево, от 6 до 8 часов вечера.

— Нет, конечно, это не мне, — Леве, попалось на глаза такое объявление в «Красной газете». Я не поверил, даже увидев его:

— Как ты умудрился это отпечатать?.. Ну, да! А почему тогда «приключенческий»? Почему именно — «на азербайджанском»?

— Ты стремишься все это узнать? Ну так — едем сейчас же… Мы с тобой, разумеется, материалисты, но… По-видимому, все-таки «что-то есть», как говорят кроткие старушки…

На реальном трамвае — «пятерке» с двумя красными огнями — мы прибыли к углу реальной улицы Некрасова и реальнейшего Эртелева переулка. За номер дома я не ручаюсь: может быть, он был и не одиннадцатым — огромный, старый краснокирпичный домина…

В полупустой комнате первого этажа нас словно ожидали трое. Совершенно нэпманского вида, полный, в мягком костюме, смугловатый брюнет с усиками (теперь я сказал бы — «похожий на Марчелло Мастрояни») сидел за девственно пустынным столом. У окна восточного вида пухленькая пупочка, хорошенькая, как одалиска, поглаживала виноградными пальчиками клавиши молчаливой машинки. Небритый забулдыга — сторож или завхоз — на грубой «кухонной» табуретке подпирал спиной внушительных размеров несгораемый шкаф у голой стены.

— Я — Промышлянский! — «Мастрояни» произнес это так, как будто назвал фамилию Моргана или Рокфеллера. — Чем обязан?

Он поразил нас своим газетным объявлением. Теперь мы намеревались поразить его.

Несколько театральным жестом бывший адвокат Рубинов молча бросил на стол перед Промышлянским «Красную вечорку».

— Ну, и?.. — скользнув по ней глазами, спросил представитель Азгосиздата.

— Нам пришло в голову проверить солидность вашей фирмы, — холодно проговорил Лева. — Мы можем предложить вам роман.

— Нас интересует только приключенческая литература! — Гражданин Промышлянский все еще пытался «чистить ногти перед ним».

— Лева, дай закурить! — в мою сторону уронил Лева Рубинов. — Мы и предлагаем вам детективный роман. Ликбез мы прошли, товарищ Промысловский…

Полномочный представитель поочередно вгляделся в нас обоих, потом потер пальцами нос:

— В нашем объявлении, — Розочка, я не путаю? — как будто указано: «На азербайджанском матерьяле…»

— Гражданин Перемышлевский! — независимо закуривая не какую-нибудь «Смычку», а толстую «Сафо», предусмотрительно купленную на углу Эртелева пять минут назад, очень вежливо сказал опытный юрист Рубинов. — Если бы мы написали роман на кабардино-балкарском материале, мы, к величайшему нашему сожалению, не имели бы удовольствия встретиться с вами.

Этого Промышлянский явно не ожидал.

— Розочка, вы слышите? Роман на нашем матерьяле! Очень интересно! Беда лишь в том, что у меня твердое указание свыше вступать в соглашения лишь с теми авторами, каковые могут до заключения договора представить не менее двух законченных глав.

Простак, простак! Неужели же мы этого не предусмотрели?

— Лева! — обратился Лева Рубинов ко мне. — Сколько ты главок захватил?

— Одиннадцать! — глухо ответил я, возясь с пряжками моего дореволюционного министерского портфеля. — С первой по седьмую и с двадцатой по двадцать третью…

Гражданин Промышлянский развел руками. Что ему оставалось сказать? На сей раз мы удивили его. Уже с явным интересом он листал нашу писанину, велел Розочке уложить ее в папку с тесемками и папку спрятать в «сейф». Попрощались мы вполне доброжелательно…

К огорчению моему, я вынужден тут же признать: к концу дистанции выигрыш остался не за нами.

Раза четыре — каждый раз в заново «пролонгируемые» сроки — наведывались мы на Некрасова, 11. Увы, технические неполадки: Баку так далеко… Все такие пустяки, мелкие формальности! — оттягивали вожделенный миг подписания договора.

Мы стали уже как бы своими людьми в Азербайджане. Босс и Лева теперь беседовали как двое бакинских старожилов. Они обсуждали качество вина «матраса» и вкус чуреков, которые пекут в переулочках за Кыз-Кала. Душечка Розочка делала нам ширваншахские глазки. Небритый пропойца сторож жадно смотрел уж не на «Сафо», а даже на «Стеньку Разина»…

А на пятый раз мы только его и обнаружили в конторе.

— А хозяева где?

— Тю-тю наши хозяева, ребята! — с веселым отчаянием махнул он рукой. — С той пятницы — ни слуху, ни духу. И зарплата мне за месяц не доплачена. Завтра иду в милицию, заявление делать: ключи-то у меня. Ответственность!

— Как? — удивился Лева Рубинов. — А Розочка?

— И Розочку — трам-тарарам! — с собой уволок, гад мягкий! Розочку-то он нам с тобой как хошь не оставит…

Что нам было делать? Конечно, юрист Лева начал с проектов вчинения иска, с намерения вывести аферистов на чистую воду. Но, обдумав, мы развели руками. Мы неясно представляли себе основное юридическое — кун интерэст? Кому это выгодно? Что он взял с нас (а может быть, и с других?), Промышлянский? Плохо читаемый экземпляр рукописи, притом явно не единственный… Что можем выиграть мы? Да еще в Баку ехать на суд… «Плюнем, Лева?!» — «Да пожалуй, Лева, плюнуть и придется».

И мы плюнули. Но не совсем. Мы отомстили. По-своему. Литературно. Мы ввели в роман совершенно новое лицо — мерзкого бакинского нэпмана Промышлянского. Мы придали ему даму сердца по имени Розочка. Мы заставили его при помощи нечистых махинаций построить себе в Баку отличный нэповский домик. А затем мы загнали под ванную комнату этого дома кусок радиоактивного метеорита «Энтэу» так, что он застрял там прямо под водопроводными трубами. Вода в них нагрелась до + 79-ти, и нэпман, сев в ванну, пострадал очень сильно…

Кто не верит, пусть читает роман «Запах лимона».

Невозможно рассказать всю историю нашей рукописи, — пришлось бы написать еще одну приключенческую повесть. Но вот, пожалуйста:

Лев Рубус «Запах лимона»

Изд. «Космос» Харьков

«Лев Рубус» — это мы, два Льва: один — РУБинов, другой — УСпенский.

«Запах лимона» — иначе «Цитрон дабл-Ю-пять» — это то же, что «НТУ», то же, что «Минаретская, пять», если следить по разным каталогам частного издательства этого.

Почему «Космос» и Харьков? Потому что были на свете два Вольфсона, два нэповских книгоиздателя. Ленинградский Вольфсон — «Мысль» и харьковский Вольфсон — «Космос». Кем они приходились друг другу — братьями, кузенами или дядей и племянником, — я не знаю. Но — приходились.

Харьковский Вольфсон издал этот детективный «Запах» потому, что ленинградский Вольфсон не нашел возможности его издать.

Нет, он принял от нас рукопись. Как полагается, он послал ее по инстанциям. Инстанции не торопились, но это нас не удивляло: нас к этому приуготовили. Но вот однажды на моей службе в Комвузе (учась, я работал в Ком-вузе, как это ни удивительно, — «художником»; рисовать я ни тогда, ни когда-либо не умел) меня вызвали к телефону.

Незнакомый, сухо-вежливый голос попросил меня «завтра к 10 часам утра прибыть к товарищу Новику на улицу Дзержинского, 4». Каждый ленинградец тогда понимал, что «Дзержинского, 4» — это то же самое, что «Гороховая, 2». Выражение лица у меня, безусловно, стало неопределенным.

— И будьте добры, — добавил, однако, голос, — сообщите мне, как я могу связаться с товарищем… С товарищем Рубиновым, Львом Александровичем?.. Ах, так? Благодарю вас!

Морщины на моем челе, несомненно, приразгладились: двоих нас могли приглашать вроде бы как по одному-единственному делу. Но почему — туда?

Назавтра, несколько раньше срока, мы уже сидели на одной из лестничных площадок большого этого дома, на стоявшей там почему-то садового типа чугунной скамье. Против нас была аккуратно обитая клеенкой дверь и на ней табличка: «Новик».