Колин Форбс - Атлантический экспресс Страница 42

— Понятия не имею… — Леонидес развел руками. — Я внимательно наблюдал за пассажирами, но никто из них ни разу не посмотрел на меня. В этом и заключалась моя ошибка…

— Какая ошибка?

— Я полагаю, что он прошел через барьер под видом носильщика. — Леонидес рассказал о тележке, которую увидел на перроне, когда поезд отъезжал от платформы. — Ни один носильщик никогда не бросит свою тележку, — объяснил грек. — А сейчас он принял вид одного из многочисленных пассажиров, которые сели на поезд в Цюрихе. Что мне теперь делать? — внезапно спросил он. — И чем займется Анна, которая находится в соседнем купе?

Жена Леонидеса, которая погибла во время взрыва бомбы, брошенной коммунистами в центре Афин, была сестрой Анны Маркое. «Их ненависть работает на меня», — подумал Уогрейв, глядя на высокого грека.

— Ожидайте моих приказаний, — сказал англичанин. — Кстати, полагаю, это ты застрелил двух террористов, которые остановили экспресс во время лавины?

— Это был мой скромный вклад в общее дело, ответил Никое Леонидес.

— Ожидайте моих приказаний, — повторил Уогрейв, — и ничем не выдавайте себя. У меня такое предчувствие, что до конца нашего путешествия придется воспользоваться не совсем законными методами. Поэтому давай представим, что мы опять в Афинах.

— Когда мы найдем Шарпинского, я бы хотел убить «го, — спокойно сказал Леонидес. — Я не хочу, чтобы его обменяли на какого-нибудь грека, томящегося в русской тюрьме. Я хочу его убить. Это понятно?

Уогрейв встал. Его лицо не выражало никаких эмоций.

— Пока мы не посадим на „Боинг“ в Схипхоле Маренкова, все приказы отдаю только я. Это понятно, Никое?

— К сожалению, да…

Зайдя в свое купе в спальном вагоне — купе было забронировано от Лугано на имя Уолдо Хэкманна, гражданина США, — полковник Игорь Шарпинский первым делом избавился от формы носильщика. Из своего чемодана он достал одежду, а форму засунул в пластиковый пакет, на дно которого положил два кирпича. Опустив окно, он подождал, когда поезд въехал на мост через реку и выбросил пакет. Упав с большой высоты, он пробил тонкий лед и ушел под воду. В купе Ворвался холодный ветер. Закрыв окно, Шарпинский опустил штору и включил обогреватель, чтобы к приходу проводника в купе стало тепло, с На нем был пиджак и брюки американского покроя. — Ильзе Мурсет побрила ему голову, и, прежде чем выйти из дома 451 по Линденгассе, Шарпинский засунул за щеки вату, чтобы придать им округлость. Одев очки в роговой оправе, он посмотрел на себя в зеркало. Под пиджаком — на подкладке стоял товарный знак одного из магазинов на Пятой авеню — у Шарпинского был одет толстый свитер. Закурив длинную сигару, он достал свой американский паспорт и пролистал его. Теперь он был Уолдо Хэкманн, торговец старинными картинами из Бостона.

На потрепанном чемодане красовались наклейки различных отелей — „Георг Пятый“ в Париже, „Дорчестер“ в Лондоне, „Риц-Карлтон“ в Бостоне и „Марк Хопкинз“ в Сан-Франциско. Он все еще разглядывал себя в зеркало, когда в дверь постучали. Открыв дверь, Хэкманн увидел проводника.

— Это купе забронировано на имя мистера Уолдо Хэкманна, который должен был сесть на поезд в Лугано, — объяснил проводник.

— Хэкманн это я, — ответил Шарпинский с американским акцентом. — Я прибыл вчера в Цюрих на другом поезде.

Он протянул билет и паспорт офицеру из паспортного контроля, стоящему за проводником. Тот внимательно изучил документ. Шарпинский заметил, что офицер также записал его имя и номер паспорта.

— Ваш домашний адрес, сэр?

Шарпинский продиктовал ему адрес в Бостоне. Оставшись один, советский полковник глубоко затянулся. Как он и предполагал, всех пассажиров подвергали тщательной проверке. Очевидно, скоро они свяжутся с Соединенными Штатами…

Решение проверить всех пассажиров, севших на поезд в Цюрихе, исходило от Гарри Уогрейва. В списке подозрительных пассажиров стояло имя Уолдо Хэкманна.

Из купе Питера Некерманна, где располагался узел связи, Уогрейв передал данные о Хэкманне в парижскую штаб-квартиру Интерпола, где по просьбе бригадира Трабера было организовано круглосуточное дежурство. Из Парижа информация немедленно ушла в ФБР. В американской столице было 17.15 по местному времени. Из Вашингтона тут же позвонили в бостонское отделение ФБР.

Агенты Краммер и Хиндз сразу же выехали по адресу, указанному Уолдо Хэкманном, хотя телефонная книга подтверждала правдивость его слов. Дом, стоявший в одном из тихих районов Бостона, казался пустым, но агенты ФБР получили четкие распоряжения. Отперев отмычкой входную дверь, они проникли внутрь. В корзине для бумаг Краммер обнаружил смятый листок с европейским расписанием Хэкманна.

„Суббота. 8 января — Цюрих; воскресенье, 9 января — Амстердам; понедельник, 10 января — Париж; вторник, 11 января — Брюссель…“

Б приказании, полученном из Вашингтона, значилось: „Срочно доложить в краткой форме“, поэтому Краммер тут же позвонил в Вашингтон, откуда его ответ ушел в Париж, а затем Некерманну в „Атлантический экспресс“. Никто и не заподозрил, что настоящий Уолдо Хэкманн, законсервированный коммунистический агент, следуя полученным указаниям Шарпинского из Вены, находился в одном из нью-йоркских отелей, где зарегестрировался под вымышленным именем. „Атлантический экспресс“ подходил к Базелю, когда Шпрингер вычеркнул Уолдо Хэкманна из списка подозреваемых.

В трехстах пятидесяти милях севернее Базеля советское судно „Максим Горький“ водоизмещением 17000 тонн, направлявшееся с Балтики в Анголу, изменило курс. „Максим Горький“, которым так гордился адмирал советских ВМС Горшков, был новым шпионским кораблем, оборудованным по последнему слову техники электронными системами наблюдения. Капитан корабля Иосиф Моров получил из Ленинграда срочную шифровку, где ему предписывалось стать на якорь возле устья Рейна недалеко от Роттердама. Судно швыряло на волнах, когда он сообщил о приказе политко- миссару Валентину Рыкову, который тоже получил шифровку, предназначавшуюся только ему.

— Мне хотелось бы знать, сколько времени нам придется там стоять, — заявил он. — Я отвечаю за безопасность корабля, а барометр стремительно падает…

Рыков, невысокий, широкоплечий мужчина с темными волосами, имевший право отдавать приказы даже капитану, пожал плечами.

— Может, часов двенадцать. Затем повернем обратно и направимся в Ленинград полным ходом…

— Полным ходом? В такую погоду…

— Это ваши трудности. Вы должны принять на борт большое количество наших ключевых агентов, которые могут прибыть на моторных лодках. Возможно, их будут преследовать торпедные катера голландской береговой охраны.

— Мы будем находиться в голландских территориальных водах. Если представители береговой охраны захотят подняться на корабль…

— Мы их остановим, — заявил Рыков. — Я уже дал указание установить пулеметы…

— Вы с ума сошли, — запротестовал Моров. — Как можно открывать огонь по голландским катерам? Это вызовет международный инцидент…

— Мы будем стрелять лишь в крайнем случае. — Огромная волна ударила в капитанский мостик, и Рыков отлетел к стене. Поглалсивая ушибленный локоть — советский кол1иссар был нечувствителен к боли, — Рыков повторил: — Только в крайнем случае. В любом случае, Голландия — это игрушечное государство, — пренебрежительно заметил он. — Понадобится всего лишь несколько дивизий, чтобы захватить ее.

В полночь „Атлантический экспресс“ подъезжал к Базелю. В Гааге тоже была полночь, когда генерал Макс Шольтен смотрел из окна штаб-квартиры голландской контрразведки на озеро, расположенное в центре города. Дул восьмибалльный ветер, и озеро штормило. Подобный шторм был и в мыслях шефа голландской секретной службы. Его помощник, майор Сайлер, положил трубку и сообщил новости:

— Через пять минут „Атлантический экспресс“ прибудет в Базель. Генерал Маренков жив…

— Это проясняет информацию, полученную из Германии и Франции, что советские агенты готовятся к бегству, и бежать они будут в нашу сторону. Немцы закрыли свою границу с Восточной Германией.

— Вы также говорили, что, по слухам, группа Гейгера собирается проникнуть в Голландию, — напомнил Сайер. — Конечно, между этими событиями никакой связи нет…

— Я вот думаю… — Шольтен смотрел на неясные очертания здания Парламента, — как нам действовать дальше?

Сайер тоже подошел к окну.

— Может, нам поставить в известность министра?

— В такое позднее время? — в притворном ужасе воскликнул Шольтен. — К тому же сегодня воскресенье. Нет, я сам с этим справлюсь…» — Он замолчал, когда зазвонил телефон, предназначенный для экстренных сообщений. Сайер поднял трубку.

— Наши морские радары, — доложил он, выслушав сообщение, — засекли советское судно «Максим Горький». Они утверждают, что корабль изменил курс и движется к устью Рейна…