Маргарет Трумэн - Убийство в ЦРУ Страница 42

Они спустились в Роуд-Таун, обогнули Роуд-Харбор, затем взяли крутой подъем и, миновав нечто вроде рощицы, выбрались на плато. Там стоял одинокий дом. Одноэтажный, ослепительно-белый. Крыша выложена оранжевой плиткой. У черной двери в гараж стоял черный четырехдверный «мерседес».

Коллетт выбралась из вездехода и вдохнула воздух полной грудью. Долетавший снизу, от гавани, бриз развевал ей волосы, шевелил листья-громадины «слоновьих ушей», взметал пух капока, раскачивал ветви белого кедра и деревьев маналикара, что росли вокруг дома. Воздух был напоен запахом мальвы и бегоний, неумолчно квакали древесные лягушки. С ветки на ветку перепархивали банановые пичужки.

Джекки помогла перенести вещи в дом. Он был открыт и напоен воздухом. Из мебели только самое необходимое. Полы выстланы бело-желтой плиткой, стены совершенно белые. В открытых окнах бриз парусами выдувал тонюсенькие желтые шторы. В огромной, от пола до потолка, клетке жили четыре красочных, как сверкающие самоцветы, крупных попугая. Один из них неугомонно повторял снова и снова: «Здрасьте, прощайте, здрасьте, прощайте».

— Это просто прекрасно! — воскликнула Кэйхилл за спиной у Джекки. Потом, вспомнив, обошла ее и, встав лицом к лицу, сказала: — Спасибо вам.

Джекки улыбнулась.

— Он попозже вернется. Он велел, чтоб вы поудобнее устраивались. Пошли. — Островитянка провела Коллетт в глубь дома, в комнату для гостей, где стояла двуспальная кровать, покрытая бело-желтым стеганым одеялом, гардероб, туалетный столик, два тростниковых стула, довольно обшарпанный сундук. — Для вас, — сказала Джекки. — Мне надо идти. Он скоро придет.

— Хорошо, еще раз спасибо.

— Пока. — Девушка пропала. Кэйхилл услышала, как завелся «лэндровер» и машина рванула прочь.

Что ж, подумала она, неплохо. Вернулась в гостиную, поболтала с попугаями, затем отправилась на кухню и взяла из холодильника одну из множества бутылок с содовой. Выжала в содовую пол-лимона, вышла на террасу, откуда виднелась гавань, смежила веки и замурлыкала. Что бы там ни было уготовано ей впереди, данный конкретный момент протекал славно, грех было им не насладиться.

Сидя в шезлонге, попила содовую с лимоном. Она дожидалась, когда приедет Эдвардс.

Ждать пришлось дольше, чем она рассчитывала. Эрик приехал только час спустя — на мотоцикле «хонда». Он был явно в подпитии. Не то чтобы откровенно пьян, но язык заплетался. Лицо аж жаром пышет: целый день на солнце.

— Здрасьте, здрасьте, здрасьте, — затараторил он, пожимая ей руку и улыбаясь.

— Хорошо хоть, что не «здрасьте, прощайте, здрасьте, прощайте», — со смехом ответила она.

— Ага, вы уже и с моими друзьями познакомились? Надеюсь, они вам представились как следует?

— Увы.

— Дурные манеры. Придется с ними поговорить. Их зовут Петр, Павел и Мария.

— А четвертого?

— Не могу выбрать. Принс, Бой Джордж, кто-нибудь из этих чертовых рок-звезд. Вижу, вы о себе уже позаботились и вовсю лиммините.

— «Лимминю»?

— Бездельничать, по-местному. Добрались хорошо?

— Да, прекрасно.

— Добро. Я позаботился об ужине.

— Чудесно. Я умираю с голоду.

Часом позже они направились на «мерседесе» в местный ресторанчик, расположенный в десяти минутах езды, где на ужин подавали изыски местной кухни. Она отвергла выбранное им горячее блюдо: зельц, вываренная поросячья голова с луком, сельдереем, острым перцем и лимонным соком. Выбрала кое-что попроще и пообычнее: каллалу, студенистое рагу из крабов, моллюсков, свинины, окры, шпината и очень крупных долек чеснока. На первое подали суп танния, а аперитивом послужил ром в свежем кокосовом орехе, разрубленном пополам прямо за столом.

— Изумительно, — сказала она, когда они покончили с едой и попробовали «дикий чай», приготовленный из игольчатой аноны.

— Ничего лучше от похмелья не создали, — уведомил он.

— Мне может понадобиться, — сказала она.

— Ну да, — хохотнул он. — Да я за день, наверное, разолью больше, чем вы выпьете.

— Наверное, так.

— Решитесь на вылазку, чтоб окрестности осмотреть?

Она глянула в окно, к которому вплотную подступила темнота. Лишь отдельные огоньки с далеких холмов прорывали черную тьму.

— Прелестное время для прогулок по воде. Под парусом нельзя… в это время ветер всегда стихает, но можно побездельничать на моторе. Думаю, вам понравится.

Она оглядела свое изящное белое платье и сказала:

— Не очень похоже на матросскую робу.

— Ерунда, — сказал он, вставая и отодвигая ей кресло. — Тряпья на борту полно. Поехали.

Во время короткого пути к месту, где стояли яхты Эдвардса, Кэйхилл с радостью осознала, что чувствует себя совершенно легко и непринужденно, чего давным-давно уже не испытывала. Она совсем не прочь полимминить, если это позволяло ей ощущать то, что она ощущала в данный момент.

Человек, сидевший за рулем, Эрик Эдвардс, имел к ее нынешнему состоянию прямое отношение, это Кэйхилл понимала. И что за сила в таких, как он, мужчинах внушает женщине ощущение собственной значимости и успокоенности? Его подчеркнуто мужественные и слегка беспутные взгляды, конечно, тоже свое дело делали, но не только они. Химия? Некий обонятельный процесс в действии? Климат, сладкие ароматы в воздухе тропической ночи, еда и ром в животе? Кто знает? Уж, во всяком случае, сама она не знает — да и не желает знать. А рассуждала об этом, только чтобы усилить приятное ощущение.

Эдвардс помог ей подняться на борт «моргана-46». Он запустил двигатель с генератором и включил свет в каюте.

— Выбирайте что хотите, там, под лавкой, — сказал он.

Кэйхилл подняла крышку лавки и обнаружила под ней самую разную женскую одежду. Улыбнулась: помимо всего прочего, ему не впервой было соблазнять дам на пылкие ночные прогулки по морю. Выбрала из кучи парусиновые шорты и темно-синюю майку-безрукавку. Эдвардс поднялся на палубу. Кэйхилл быстренько сбросила туфли, выскользнула из платья, натянула на себя шорты и майку. Повесив платье с обратной стороны двери в туалет, она поднялась на палубу, как раз когда он отвязывал причальные концы.

Мастерски обращаясь с двигателем и штурвалом, Эдвардс вывел яхту кормой вперед от причала, затем дал передний ход и медленно провел крупное, ладное судно мимо пришвартованных катеров и лодок, пока не выбрался на открытую воду.

— Пожалуйста, беритесь вы, — сказал он, кивая на штурвал. Она попробовала было возразить, но он успокоил: — Просто правьте вон на тот буй с огоньком сверху. Я на минуточку. — Она протиснулась к штурвалу, когда он прошел вперед, глубоко вздохнула, словно освобождаясь от нервного напряжения, потом улыбнулась и спокойно уселась на подушечку сиденья.

Если раньше она чувствовала себя просто легко и свободно, то теперь ее охватило ни с чем не сравнимое пьянящее ликование.

Через несколько минут он вернулся, и они пустились в неторопливое прогулочное путешествие, медленно следуя восточным галсом через пролив сэра Фрэнсиса Дрейка, используя при этом как ориентиры огни Тортолы и силуэт «Толстой Девы» — острова Виргин-Горда.

— Вы о чем думаете? — мягко спросил он.

Ее улыбка была преисполнена совершенного довольства.

— Как раз сейчас я думала, что на самом-то деле вовсе не знаю, что значит жить.

Он кашлянул.

— Тут не всегда такая тишина да покой, Коллетт, и уж не тогда, когда у меня на борту три-четыре веселых парочки и у них все извилины настроены лишь на то, чтобы разгуляться на всю катушку, а потому они насасываются спиртным — я только успеваю подносить.

— Верю, что так и бывает, — откликнулась Коллетт. — Только вам придется признаться, что бывает так тоже не всегда. У вас явно хватает времени…

— Времени для морских прогулок при луне с красивыми молодыми женщинами? Это правда. Надеюсь, вы мне это в укор не поставите, а?

Кэйхилл обернулась и пристально посмотрела на него. На лице Эдвардса сияла широкая улыбка. Зубы его — очень белые — словно фосфоресцировали в лунном свете.

— Как я могу укорять вас? Вот она я — сижу и блаженствую под самую завязку. — Кэйхилл едва удержалась, чтобы не увенчать свое признание заявлением, что ее, положим, вряд ли кто назовет «красивой женщиной», однако решила не слишком усердствовать. В жизни своей никогда не чувствовала она себя красивее, чем сейчас.

Около часа прохлаждались они по морю, затем повернули обратно и добрались до причала к двум утра. Она уснула, сидя бок о бок с ним, положив голову ему на плечо. Очнувшись, Коллетт помогла Эрику закрепить «морган», и они отправились домой, где на сон грядущий он плеснул чистого рома «Пуссерз» в большие коньячные рюмки.

— У вас утомленный вид, — сказал он.

— Устала. День был долгим… и ночь тоже.

— Отправляйтесь-ка спать, а? Я завтра уйду рано, а вы отсыпайтесь. Дом в вашем распоряжении. Когда вернусь, увидимся, поговорим. Ключи от «мерседеса» я на кухне оставлю. Пользуйтесь, не стесняйтесь.