Хью Лори - Торговец пушками Страница 45

В конце концов я нашел такси и на беглом английском объяснил водителю, что мне нужно к Вацлавской площади. Теперь-то я знаю, что такая просьба фонетически идентична фразе на чешском: «Я обычный придурок-турист, так что, пожалуйста, обдерите меня как липку». Машина оказалась «татрой», а водитель – полным придурком: он гнал как сумасшедший, что-то весело мурлыча себе под нос, словно человек, только что сорвавший хороший куш на футбольном тотализаторе.

Это был один из самых замечательных городских видов, какие когда-либо попадались мне на глаза. Оказывается, Вацлавская площадь – вовсе никакая не площадь, а широченный бульвар, спускающийся под уклон от впечатляющего своими размерами здания Национального музея. Даже если бы я вообще ничего не знал об этом месте, то все равно бы ощутил его значимость. Сама история, древняя и современная, прошлась по этой полумиле серо-желтого булыжника крупными мазками, оставив свой неповторимый запах. L A’ ir Du Temps de Praha. Пражские весны, лета, осени и зимы. Они приходили и уходили и, вероятно, придут и уйдут еще не раз.

Когда таксист объявил, сколько с меня, мне пришлось потратить несколько минут, объясняя, что вообще-то я не собирался покупать его автомобиль – я всего лишь хотел расплатиться за те пятнадцать минут, что провел в нем. На что получил ответ, что это лимузинный сервис. По крайней мере, он несколько раз повторил слово «лимузин» и очень много пожимал плечами. В конце концов таксист согласился умерить свои запросы до всего лишь астрономических. Я закинул сумку на плечо и зашагал в город.

Американцы велели мне самому найти себе жилье, а единственный беспроигрышный способ выглядеть как человек, потративший кучу времени на поиски жилья, – это потратить кучу времени на поиски жилья. Поэтому я перешел на умеренный походный марш и примерно за два часа обошел Прагу-1 – центральный район Старого города. Двадцать шесть церквей, четырнадцать галерей и музеев, опера – где еще мальчишкой Моцарт ставил свой первый спектакль «Дон Джованни», – восемь театров и «Макдоналдс». Перед последним растянулась очередь ярдов на пятьдесят.

Я зашел в несколько пивных – приобщиться к новой для меня среде. Среду подавали в высоких, прямых стаканах с надписью «Будвайзер». Я пил пиво и наблюдал за тем, как ходит, говорит, одевается и развлекается современный чех. Большинство официантов принимали меня за немца-туриста – довольно простительная ошибка, учитывая то, что город ими буквально кишел. Они передвигались группами человек по двенадцать, с огромными рюкзаками и толстенными ляжками, растягиваясь длинной вереницей, когда переходили улицу. Хотя, конечно, для большинства немцев Прага – это несколько часов езды на быстром танке, так стоит ли удивляться, что они относятся к этому городу как к задворкам своего садика?

В кафе у реки я заказал тарелку вареной свинины с кнедликами, а затем, послушавшись совета супружеской пары из Уэльса за соседним столиком, отправился на прогулку через Карлов мост. Мистер и миссис Уэльс уверяли, что это поистине бесподобное сооружение, однако разглядеть его мне так и не удалось – спасибо тысячам уличных музыкантов, что задрапировали собой каждый ярд парапета и поголовно распевали что-нибудь из Боба Дилана.

Жилье я нашел в «Злата Праге» – невзрачного вида пансиончике на горе неподалеку от замка. Хозяйка предложила на выбор комнату большую, но грязную, либо маленькую, но чистую, и я остановился на большой и грязной, подумав, что убраться смогу и сам. Но очень быстро осознал свою опрометчивость. Ведь я и свою-то квартиру толком ни разу в жизни не убирал.

Распаковав вещи, я улегся на кровать и закурил. Я думал о Саре, о ее отце и о Барнсе. И еще я думал о своих родителях, о Ронни, вертолетах, мотоциклах, немцах и гамбургерах из «Макдоналдса».

О чем я только не думал.

Когда я проснулся, часы показывали восемь. Шум за окошком свидетельствовал о том, что город, потягиваясь, нехотя берется за работу. Единственный незнакомый звук шел от трамваев, с шипением и грохотом прокладывающих себе путь через булыжные мостовые и городские мосты. Я прикидывал, остаться ли мне в гавайской рубахе или все же переодеться.

В девять часов я уже шагал по центральной площади, не зная, как отделаться от назойливого усача-коротышки, зазывавшего меня на экскурсию в конной пролетке. Похоже, я был просто обязан поверить в подлинность его антикварной колымаги, но даже при беглом осмотре она напомнила мне британский «мини-моук», из которого вынули двигатель, а в дырки для фар всунули лошадиные оглобли. Раз десять я сказал «спасибо, не надо» и один раз – «пошел на хрен».

Я искал кафе с большими зонтами «Кока-Кола» над столиками. Именно так мне сказали. «Как доберешься, Том, сразу увидишь кафешку с зонтами “Кока-Кола” над столиками». Не сказали мне другого – то ли забыли, то ли просто не сообразили, – что кока-кольный парнишка отличается просто фантастической добросовестностью, и эти самые зонты понатыкал по меньшей мере в двадцати заведениях. Тогда как его конкурент из «Кэмел» отметился лишь дважды, так что хладный труп этого нерадивого бездельника наверняка гниет где-нибудь в сточной канаве, тогда как проныра кока-кольщик обзавелся почетной медной дощечкой и личным местом на парковке перед штаб-квартирой родной компании в Юте.

Кафе я обнаружил через двадцать минут. «Николас». Два фунта за чашечку кофе.

Они говорили, чтобы я сразу же прошел внутрь, но утро было такое замечательное, и абсолютно не хотелось корчить дрессированную обезьяну, так что я устроился за столиком на улице – с видом на площадь и снующих мимо немцев. Я заказал кофе – и тут же отметил, как из кафе выскочила парочка типов и оккупировала столик по соседству. Оба были молодые, тренированные и в солнцезащитных очках. Ни один даже не покосился в мою сторону. Вероятно, парни проторчали внутри не меньше часа, занимая выгодную для встречи позицию, а я взял и все испортил.

Отлично.

Я пододвинул стул поудобнее и на минутку прикрыл глаза, давая солнцу возможность протиснуться сквозь вороньи лапки ресниц.

И тут услышал знакомый голос:

– Командир. Какое редкое и необычное удовольствие.

Я обернулся. Человек в коричневом плаще щурился на меня сверху вниз:

– У вас не занято?

Соломон уселся, не дожидаясь ответа.

Я смотрел на него в безмолвном изумлении. Через какое-то время мне все-таки удалось немного прийти в себя и я сказал:

– Привет, Давид.

Пока он сигналил официанту, я выбил сигарету из пачки. Время от времени я быстро взглядывал на очкариков, но стоило мне повернуть голову, как они тут же принимались таращиться куда-то вдаль.

– Кава, просим, – сказал Соломон с очень неплохим, на мой взгляд, акцентом. И повернулся ко мне: – Хороший кофе, ужасная еда. Так я и писал в своих открытках.

– Это не ты.

– Не я? А кто же?

Я не мог оторвать от него взгляда. Все это было более чем неожиданно.

– Ладно, спрошу иначе. Это ты?

– В смысле, я ли это сижу сейчас перед вами? Или я – тот, с кем вы должны встретиться?

– Давид.

– И то и другое, сэр. – Соломон отклонился назад, давая официанту возможность сгрузить кофе с подноса. Сделав маленький глоток, он одобрительно причмокнул губами. – Мне оказана честь быть вашим инструктором, командир, все то время, пока вы будете находиться на данной территории. Надеюсь, наши отношения окажутся полезными для обеих сторон.

Я легонько кивнул в направлении очкариков:

– А эти с тобой?

– Отличная мысль, командир. Не скажу, что они от нее в восторге, но тут уж ничего не поделаешь.

– Американцы?

Он утвердительно кивнул:

– Стопроцентные. Вся эта операция очень и очень совместная. Гораздо более совместная, чем все наши операции за последнее время. В общем, это даже хорошо.

Я ненадолго задумался.

– Но почему они мне ничего не сказали? Я имею в виду, ведь они в курсе, что мы знакомы, так почему не сказать мне?

Он пожал плечами:

– Разве мы не всего лишь зубчики в гигантской шестеренке, а, сэр?

О да.

Разумеется, мне хотелось расспросить Соломона.

Мне хотелось вернуться к самому началу – восстановить все, что нам известно о Барнсе, О’Ниле, Умре, «Сухостое» и «Аспирантуре», – чтобы мы вдвоем смогли установить тригонометрию всей этой неразберихи и, возможно, даже разметить курс на выход из нее.

Однако были кое-какие причины, по которым я не мог этого сделать. Основательные, серьезные причины, они нагло тянули руки вверх, требуя, чтобы их выслушали. После того как я все расскажу, Соломону останется одно из двух: либо поступить правильно, либо поступить неправильно. Правильный поступок, вероятнее всего, приведет к тому, что нас с Сарой убьют, и уж точно никак не предотвратит катастрофу. Да, он может задержать операцию, из-за него ее даже могут перенести на другое время и другое поле, но остановить ее правильный поступок не в силах. Ну а о поступке неправильном лучше не думать вовсе. Потому что неправильный поступок означал бы, что Соломон играет за другую команду, а при таком раскладе, как известно, дружба дружбой, а табачок врозь.