Эдуардо Мендоса - Кошачья свара. Мадрид, 1936 Страница 45

- Так это Ихинио Самора велел тебе прийти? - спросил Энтони. - И что же он сказал?

- Сказал, что ты возьмешь меня с собой в Англию.

С этими словами она показала на что-то под стулом. Энтони с замешательством увидел узелок, завернутый в цветастый платок.

- Послушай, Тоньина, - ответил он, стараясь взять себя в руки и выражаться как можно яснее. - Я не знаю, что там тебе сказал Ихинио Самора, но что было, то было, тут уж ничего не поделаешь. Это правда, что мы с ним вчера вместе обедали - по его просьбе. Он был чрезвычайно взволнован и наговорил много всяких глупостей, однако я решил ему не перечить, боясь, что ему станет совсем плохо. Потом случилось нечто такое, что заставило меня позабыть об этом разговоре. Как бы то ни было, считаю необходимым расставить все точки над "и". Итак, если Ихинио Самора сделал ошибочные выводы на основании каких-то моих слов или действий, то это его проблема, а не моя. Ты меня понимаешь?

Тоньина согласно кивнула. Успокоенный, Энтони направился к лестнице, ведущей в номера. Подойдя к первой ступеньке, он обернулся, чтобы убедиться, что Тоньина покинула отель, но обнаружил, что она следует за ним по пятам с узелком в руках. То ли она не слушала его объяснения, то ли не поняла их; или же поняла, но не намеревалась это показывать. Энтони осознавал, что нужно действовать твердо и прямо: единственным решением было схватить девчонку за загривок, вытащить ее на улицу и дать пинка под тощий зад. Это был единственный язык, пригодный для общения с простыми людьми низкого происхождения. Возможно, портье не одобрит применение силы в вестибюле гостиницы, но без сомнений возьмет ситуацию в свои руки и будем с ним солидарен. Воодушевленный этой мыслью, Энтони положил руку на плечо Тоньины и пристально на нее посмотрел.

- Ты ведь ничего не ела со вчерашнего дня, правда? - спросил он. И после ее молчаливого согласия добавил: - Тут у меня в сумке кое-какая провизия. Поднимайся ко мне в номер, и перекусим. А там видно будет.

С этими словами он подошел к портье, который с любопытством наблюдал за этой занимательной сценой.

- Я поднимаюсь к себе в номер и не желаю, чтобы меня кто-либо беспокоил, - сказал Энтони.

Портье поднял брови и сделал вид, что собирается принять меры для сохранения реноме заведения. Заметив это, Тоньина поднялась на три ступеньки, чтобы встать вровень с англичанином, и прошептала ему на ухо:

- Дай ему на чай.

Энтони поспешно вытащил дуро, подошел к стойке и положил туда монету. Портье без единого слова сунул ее в карман и начал рассматривать лепнину на потолке, пока Энтони и Тоньина поднимались по лестнице.

Поднявшись в номер, Энтони передал Тоньине пакет с провизией, посоветовав не съедать все сразу, а что-нибудь оставить на ужин; затем рухнул на кровать прямо в одежде и мгновенно заснул. Проснувшись, он увидел, что в комнате царит полумрак. Уже совсем стемнело, и лишь за окном мутно светили фонари. Тоньина спала рядом, свернувшись калачиком. Он заметил, что, перед тем, как лечь, она сняла с него одежду и ботинки и накрыла простыней и одеялом. Энтони повернулся на другой бок и вновь забылся спокойным сном.

Однако вскоре тишину прорезал внезапный стук в дверь. Он спросил, кто там, и услышал в ответ мужской голос:

- Друг, откройте дверь.

- Кто может гарантировать честность ваших намерений? - спросил Энтони.

- Я сам, - ответил голос. - Я Гильермо, Гильермо дель Валье, сын герцога де ла Игуалады. Мы встречались в доме моих родителей, и потом я тебя видел в компании Хосе-Антонио в "Веселом ките".

Голоса разбудили Тоньину. Привыкшая, очевидно, к подобным ситуациям, она моментально сориентировалась: вскочила с постели, затолкала под кровать свои скудные пожитки, наскоро собрала разбросанную по полу одежду и спряталась в шкафу. Энтони тем временем оделся и пошел открывать дверь.

Гильермо дель Валье бесцеремонно ворвался в комнату. Как всегда, он был одет с элегантной небрежностью. Открыто и дружелюбно улыбнувшись Энтони, он пожал ему руку.

- Прошу прощения за беспорядок в номере, - сказал англичанин. - Я не ждал твоего визита. А сказать по правде, я попросил портье никого ко мне не пускать, что бы ни случилось.

- Ну да, конечно, - рассмеялся юнец. - Этот тип на входе не хотел меня пускать. Но я показал ему пистолет, и это его убедило. Ты не думай, я не какой-нибудь головорез, - поспешно добавил он, видя, как побледнел его собеседник. - В любое другое время я не стал бы тебя беспокоить. Но мне срочно нужно поговорить с тобой.

Энтони запер дверь, указал гостю на единственный стул, а сам сел на кровать, наскоро накинув на нее покрывало, чтобы хоть как-то скрыть беспорядок.

- Не волнуйся, - сказал Гильермо дель Валье. - Я займу у тебя лишь несколько минут. Мы точно одни? Здесь нет посторонних? Вроде бы никого нет. Я хочу сказать, можем ли мы говорить начистоту, без опасения быть услышанными. Это чрезвычайно серьезное дело, я тебе уже сказал.

Энтони отнюдь не считал нужным сообщать пребывание в своем шкафу несовершеннолетней проститутки, а посему попросил юнца назвать причину своего визита.

Гильермо дель Валье немного помолчал, словно в последнюю секунду засомневался в разумности своего решения. С заиканием, демонстрирующим природную застенчивость и характерную для его возраста неуверенность, он начал извиняться за сердитый тон, с которым говорил в предыдущие встречи.

Он всегда чувствовал себя напряженно в доме родителей, поскольку они пытаются обращаться с ним, словно он еще ребенок. По настоянию семьи он изучал право, хотя без призвания и рвения, по складу характера он поэт, но не романтик или пейзажист, а скорее принадлежал к школе Маринетти [21]. Поэзия и политика занимали все его мысли. Возможно, именно поэтому у него и не было невесты. В университете он вошел в Испанский университетский союз [22], сначала привлеченный идеями фалангистов, а позже - магнетизмом лидера этого движения. Сейчас в свободное время он работал в Центре, помогая в организационных вопросах и пропаганде. Эта бюрократическая деятельность, поспешил он добавить, не мешает прямому участию в публичных акциях, часто с применением насилия.

- Что до того, что привело меня сюда, - продолжил свою речь Гильермо дель Валье, - я попробую это изложить как можно яснее. У меня еще немного путаются мысли. Но если выслушаешь меня до конца, то поймешь причину моего беспокойства и почему я выбрал именно тебя, чтобы о ней рассказать.

Он снова замолчал и провел рукой по лицу, не переставая оглядывать ограниченное пространство номера.

- Короче, перейду к самой сути вопроса. Одним словом, у нас в Фаланге происходит нечто странное. Подозреваю, что среди нас завелся предатель. Нет, я вовсе не имею в виду полицейских агентов. Такое у нас уже случалось. Вполне естественно, что министерство внутренних дел интересуется, чем мы занимаемся. Было бы хуже, если бы оно нами не интересовалось, не считая серьезной силой. Нас много, и безусловную преданность каждого из нас гарантировать никак нельзя. И, как я уже сказал, это не имеет особого значения, из-за такой ерунды я бы к тебе не пришел. Нет, я имею в виду предательство иного рода.

Объяснив характер проблемы, Гильермо дель Валье успокоился, и его тон стал более дружелюбным, почти доверительным. Несмотря на молодость и неопытность, он заслужил высокий пост, так что смог разобраться во всех тонкостях партии, которой служил, к тому же он видел Хосе-Антонио одновременно и в роли энергичного, уверенного в себе, своих идеях и стратегии лидера, но в то же время и в тесном семейном кругу, в компании Пакиты, Хосе-Антонио как обычного человека - его колебания, противоречия, усталость и разочарования, которые он никогда не показывал даже ближайшим друзьям. Это убедило Гильермо в ужасном одиночестве Вождя.

Слушая его, Энтони обнаружил в этом богатом и избалованном юноше с детскими и беззаботными чертами лица ту же проницательность и безжалостный ум, которыми обладали его сестры. Осознание этого факта насторожило англичанина: в последние дни он неоднократно чувствовал себя игрушкой в руках этих двух девушек и не собирался повторять горький опыт с этим юнцом.

- Я понимаю, что ты хочешь сказать, - ответил Энтони, - но какое отношение ко всему этому имеет предательство?

Молодой фалангист поднялся со стула, прошелся по комнате и остановился возле окна.

- Неужели ты не понимаешь? - воскликнул он. - Кто-то пытается устранить Хосе-Антонио, чтобы самому встать во главе революции. Или, наоборот, задушить ее в колыбели.

- Это всего лишь предположение, Гильермо. А есть ли у тебя подтверждающие это факты?

- В этом всё и дело, - с волнением ответил Гильермо дель Валье, - если бы у меня было хоть какое-то доказательство, хоть один факт, я бы пошел напрямую к Вождю и рассказал об этом ему, не ходя вокруг да около. Но если я приду с пустыми руками, с одними лишь предположениями, как он это воспримет? Разозлится и устроит мне взбучку. Но я уверен, что интуиция меня не подводит. Происходит нечто важное, что будет иметь ужасные последствия для движения и для Испании.