Хайнц Хене - Пароль: "Директор" Страница 47

Но что делать с чемоданом? Хайлманн отнес его актрисе Реве Холси, с которой был в приятельских отношениях. Она жила в доме номер восемь по Холдерлинштрассе, там же, где жил с родителями Хайльман. Актриса согласилась хранить у себя столь опасную вещь не больше месяца, затем чемодан должен был перейти к Арнольду Бауэру, журналисту и школьному приятелю Шульце-Бойзена. Но уже через несколько дней нервы фрау Холси не выдержали, и она в сильном волнении отправляет директора театра Ингенола повидать драматурга Гюнтера Вайзенборна.

Вайзенборн случайно открыл чемодан и, по его словам, «похолодел от ужаса». Он немедленно связался с Хайльманом и передал сигнал тревоги остальным товарищам. Тревожная весть переходила из дома в дом, предупреждая следующих по цепочке; соратники Шульце-Бойзена избавлялись от компрометирующих материалов. Мать с женой Ганса Коппи увезли из дома передатчик; Ханнелоре Тиль погрузила рацию в детскую коляску и утопила её в Шпрее. Йоханн Грауденц также принял меры, чтобы избавиться от своего передатчика: он уложил его в большой чемодан, перевязал проволокой и собирался оставить у дантиста Ганса Гимпеля.

Однако Гимпель, как один из соратников Щульце-Бойзена, в любую минуту мог попасть в гестапо. К тому же он знал место получше — дом пианиста Гельмута Ролоффа, который был связан с группой Сопротивления Риттмайстера. Тот согласился спрятать чемодан, но когда он увидел этот неподъемный баул, то «сразу же подумал, что для безопасности эту штуку нужно поместить в соответствующие декорации». Ролофф забрал его домой и спрятал за кипой музыкальной литературы. Когда Гимпель уходил, он заметил:

— Если эту штуку найдут, наши головы полетят с плеч.

На что Гимпель ответил:

— Именно потому его и не должны найти.

Хотя каждый отчетливо осознавал возможность ареста, многие надеялись, что их чаша сия минует.

Анна Краус упорно пророчила, что «ни с кем ничего не случится». Беззаботная оптимистка графиня Брокдорф успокаивала жену одного из агентов:

— Даже в случае массовых арестов дело дальше Коппи не пойдет.

5 сентября 1942 года гестапо схватило свою первую жертву — Хайльмана. Гестаповцы арестовали его в доме на Холдерлинштрассе в присутствии брата Ганса, (родители были в отъезде), и увезли в тюрьму РСХА на Принц-Альбрехтштрассе. Фрау Холси в слезах поспешила к товарищам Хайльмана, повторяя сквозь слезы:

— Моего Хорста забрали…

Хайльман так никогда и не узнал, что столь поспешный арест был вызван его драматической попыткой спасти друга. Прочитав расшифрованную радиограмму из Москвы с тремя адресами, он сразу же попытался связаться по телефону с Шульце-Бойзеном, что привело РСХА в ужас.

В ночь с 29 на 30 августа лейтенант доктор Вильгельм Ваук, главный дешифровщик службы безопасности связи засиделся на работе допоздна и слышал, как в соседней комнате без умолку трезвонил телефон. Там должен был находиться Хайльман, но тот уже ушел домой. В конце концов Ваук поднял трубку — и услышал голос Харро Шульце-Бойзена. Это был тот самый звонок, которого тщетно дожидался Хайльман. Услышал голос человека, который держал в напряжении гестапо и службу безопасности, Ваук не поверил своим ушам и не смог придумать ничего лучшего, как спросить:

— Слушай, а твоя фамилия пишется через «Й»?

Шульце-Бойзен ответил утвердительно и поспешил закруглить разговор.

В панике и растерянности Ваук положил трубку мимо аппарата. Как могло случиться, что капрал Хайльман связан с офицером, известного узкому кругу посвященных как руководитель коммунистической шпионской организации? Но, не колеблясь ни секунды, он тут же сообщил в РСХА.

Руководство РСХА разделило тревогу Ваука. Ведь если сотрудник службы безопасности связи Хайлманн работает в одной команде с Шульце-Бойзеном, то врагу известно, как далеко зашло расследование, и он сможет ускользнуть. Поэтому удар следует нанести прежде, чем Шульце-Бойзен сможет спрятать агентов и оборудование в безопасное место.

Центральный аппарат гестапо без особой охоты выделил людей для ареста: попытка Хайльмана спасти Харро перечеркнуло всю тактику, спланированную в РСХА ещё с тех пор, когда гестапо стало полностью отвечать за дело берлинской «Красной капеллы». Группенфюрер СС Генрих Мюллер первоначально собирался терпеливо следить за этой шпионской сетью, установить всех её членов и лишь затем ликвидировать одним ударом.

Криминальрат, штурмбанфюрер СС, руководитель отдела IV A-2 гестапо Хорст Копков, которого считали одним из самых убежденных защитников режима, оказался в самом центре этого дела. Начинал он учеником аптекаря в Алленштайне, в 1931 году вступил в нацистскую партию, был в первых рядах сторонников Адольфа Гитлера в бесчисленных потасовках во время митингов, постоянно получал особые похвалы от Гиммлера и был награжден Серебряным крестом за «особый вклад в операции против агентов-парашютистов». Он постоянно внушал своим людям, что в схватке с «Красной капеллой» рейхсфюрер СС ждет от них безраздельной преданности долгу и гарантированного успеха.[23]

Копков привлек к расследованию своих лучших детективов. Возглавлял их криминалькомиссар, унтерштурмфюрер СС Йоганн Штрюбинг — типичный представитель старой школы, всегда готовый выполнить свой долг, без политических пристрастий служивший любому режиму.

Родившийся в 1907 году Штрюбинг получил подготовку в полицейских силах Веймарской республики и дослужился до звания шютцполицай, с 1937 года он работал в гестапо и стал членом СС. Годы спустя ему удалось пробраться даже в силы безопасности Федеральной республики, в которых он прослужил вплоть до 1963 года, когда его сослуживец Вернер Печ подслушал телефонный разговор и сделал открытие, приведшее к отлучению Штрюбинга от столь любимой его сердцу контрразведки. В отделе Копкова Штрюбинг занимался «операциями против вражеских агентов-парашютистов и радистов». Более того, он как нельзя лучше годился для расследования дела «Красной капеллы», поскольку долгое время занимался изучением методов работы советской разведки.

Йоганн Штрюбинг сразу включился в работу.

Каким образом лучше всего ликвидировать сеть «Красной капеллы» в Берлине? Расшифрованные радиограммы, проходившие через Фу III, к концу июля открыли путь к ядру организации, но пока ещё не было полного представления о всей сети информаторов, агентах и каналах связи.

Гестапо стали известны имена только трех ведущих агентов: Шульце-Бойзена, Харнака и Кукхофа, и только часть их сообщений, переданных в Москву. Вот и все, но прежде чем начать действовать, предстояло выяснить гораздо больше. Штрюбинг приказал прослушивать телефоны всех трех руководителей «Красной капеллы», а каждого их гостя проверять, стараясь не привлекать внимания. Очень скоро список людей, попавших под наблюдение, сильно разросся, и стали прорисовываться истинные масштабы деятельности вражеской агентурной сети.

Штрюбинг ещё только представил Копкову свой первый отчет о ходе расследования, когда действия Хайльмана свели все планы гестапо на нет. Копков со Штрюбингом опасались, что информация Хайльмана позволит противникам ускользнуть. Они так поспешно бросились действовать, будто агенты вот-вот могли испариться.

Ранним утром 30 августа в РСХА было принято решение о немедленном начале операции, а несколько часов спустя черные машины гестапо с ревом неслись по берлинским улицам. Один за другим были арестованы многие члены «Красной капеллы». Первым в этом списке оказался Шульце-Бойзен, за ним лично приехал Хорст Копков. В середине дня он посетил полковника Бокельберга, руководителя аппарата Министерства авиации, и все ему рассказал. Поскольку гестапо не разрешалось производить аресты на армейской территории, Бокельберг вызвал лейтенанта Шульце-Бойзена, взял его под арест и передал Копкову. Остальные аресты тоже прошли гладко и без лишних церемоний.

3 сентября Штрюбинг прямо на станции «Ангальтер» взял под стражу Либертас, когда та уже села в поезд, чтобы уехать к друзьям в Мозель. До того времени Либертас скрывалась в доме своего приятеля Александра Шпорля.

7 сентября подразделение гестапо обыскало пансион «Фишендорф» в Куршской косе в Восточной Пруссии и ещё до завтрака обнаружило своих жертв — отдыхающую чету Харнаков. Милдред Харнак закрыла лицо руками и застонала:

— Какой позор, какой позор!

Один за другим тихо и незаметно все оказались в лапах гестапо. На второй неделе сентября пришла очередь Адама Кукхоффа, Грауденца, Коппи, Зига, Карла Шумахера и Ильзе Штебе, 16 сентября за ними последовали Кюхенмайстер, Шеель, Шульце и Вассенштайнер, 17 сентября — Гимпель и Ролофф, а 26 сентября — Вайзенборн и Риттмайстер.

На даже механически выверенная точность, с которой производились аресты, не могла скрыть тот факт, что даже с точки зрения самого гестапо аресты не решали проблему. Штрюбинг все ещё блуждал в потемках и едва ли мог добиться признания вины от от узников, подозреваемых в государственной измене. Факты свидетельствуют о том, что в первые десять дней после тридцатого августа арестовали только пятерых, а это само по себе веское доказательство недостаточного знания гестапо организации «Красной капеллы».