Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы… Страница 48

Тот кивнул.

— Потом появились два санитара со специальной жестяной ванной и завернули тело Тома в пленку. Им я сказал, чтобы тело немедленно перенесли в отделение патологии. Они прошли через шлюз, где тело подверглось стерилизации, и покинули инфекционное отделение через подвальное помещение.

— Ты сам видел? — спросила Гордон.

— Только до шлюза. Дальнейшее нет.

— Фамилии санитаров знаешь?

— Нет. — Каплан выбил пепел из трубки. — Но при встрече я их непременно узнаю.

— Это Карл Альберс и Чарли Кронен, — сказал Сондерсен. — Мои люди их и допросили.

— Ну и?.. — спросил Каплан.

— Их показания полностью совпадают с вашим рассказом, доктор, — Сондерсен безучастно посмотрел на него. — Они утверждают, что пронесли ванну через подвальное помещение прямо в отделение патологии.

— Вот видите.

— Погодите-ка… Оба они показали, что передали ванну с телом покойного патологоанатому доктору Клуге. И получили от него соответствующую справку, которую отнесли в главный секретариат. Там она и находится. Мои люди убедились в этом. На справке подпись Клуге. Что он и подтвердил.

— А я о чем толкую. — Каплан принялся снова набивать трубку.

— Не торопитесь с выводами, — сказал Сондерсен. — Человек, который лежал в ванне, когда ее выносили из инфекционного отделения — не из шлюза, этого мы не знаем, — был доктором Томасом Штайнбахом. А человек, которого вынул из ванны доктор Клуге со своим ассистентом в подвале патологического отделения, им не был. Вместо Томаса Штайнбаха в ней лежал Эрнст Тубольд, умерший в кардиологическом отделении.

— Значит, тело Тома подменили в четко ограниченный промежуток времени: после того, как его доставили в шлюз, и перед тем, как оно оказалось у доктора Клуге, — сказала Гордон.

— Пожалуй, да, — сказал Сондерсен.

— Разве существует другая возможность? — спросила Норма, успевшая тем временем сесть на свое место.

Она посмотрела в сторону Сондерсена, но тот отвел взгляд. Посмотрела на Барски. Тот тоже отвел взгляд. Что такое опять происходит? — подумала она. И ощутила полную опустошенность. И испугалась, когда догадалась о причине этого чувства. Ей вдруг пришло на ум, что и Барски может оказаться тем, кто… Ну, положим, предал не он, подумала она, но вдруг он в чем-то все-таки замешан?

Прежде я даже мысли такой не допускала. Потому что не могла себе этого представить. Да, но разве твоя жизнь тебя ничему не научила? Мало ли чего тебе и во сне не снилось, зато случалось наяву. Нет, пусть хотя бы на нем не будет и тени вины, с тоской подумала она. Ну, пожалуйста!.. Кого все-таки я прошу? Ведь у меня, кроме Пьера и моего сына, никого нет. А их просить — напрасный труд, подумала она. О-о, взмолилась она, сделайте так, чтобы на Барски не было вины! Простите меня! Как мне быть, если Барски в чем-то замешан? Как мне тогда быть?

— Другие возможности? — попытался тем временем ответить на ее вопрос Сондерсен. — Отчего же? Найдутся и другие, не сомневайтесь. Совсем другие. Какие? Не знаю. Потому что неизвестно, кто предатель.

— Я протестую… — на самой высокой ноте начал Сасаки.

Но Сондерсен не дал ему договорить:

— Тихо! Потому что, повторяю, неизвестно, кто предатель. Потому что мы не знаем, каковы его планы и цели. Именно в постановке этого вопроса весь смысл нашей встречи. Не я поджег фитиль под пороховой бочкой в вашем дружеском кругу. Это сделал один из вас. И вы не должны допустить, чтобы он натворил новых бед. Каким образом, спросите вы? Признаюсь: без вашей помощи мне придется туго. Я нуждаюсь в вашем сотрудничестве и поддержке. Хотя вы, доктор Хольстен, и скажете, что я не вправе на это рассчитывать. А тем более — требовать. — Он ненадолго умолк. В конференц-зале стояла немая тишина. — Другая возможность? — произнес Сондерсен наконец. — Конечно, есть. Кто-то ведь выкрал тело Эрнста Тубольда из морга кардиологического отделения? Кто-то должен был похитить и увезти тело Томаса Штайнбаха? Кто-то должен был позаботиться о том, чтобы в соответствующий момент под рукой оказался третий труп — тот самый, который под именем Эрнста Тубольда был доставлен к Гессу, а оттуда в крематорий. Труп человека, о котором нам в данный момент ничего не известно.

— Он не из Вирховского центра, — сказала Александра Гордон. — У нас ни один труп не пропал. Во всех отделениях проведена строжайшая проверка.

— Секундочку! — сказал Сасаки. — А каким образом, собственно, ты, Александра, оказалась в патологии? Зачем ты туда пошла?

— Меня попросил об этом Харальд.

— Это правда, — подтвердил Хольстен, бросив на Гордон сердитый взгляд. — Я должен был позаботиться о Петре, а тут явились Ян с фрау Десмонд. Поэтому я попросил Александру принести мне пробы головного мозга из патологии.

— Так быстро вскрытие не делается, — сказал Сасаки. — Или ты хотела дождаться вскрытия черепной коробки Тома, Александра? Тебе прекрасно известно, что они не с черепа начинают.

— Харальд попросил меня присутствовать при вскрытии от начала до конца, — процедила сквозь зубы Гордон. — И проследить, не обнаружатся ли изменения и в других органах.

— И когда ты увидела, что это не Том, сразу позвонила Яну?

— Слава Богу, да, — сказал Барски и повернулся к Сондерсену. — Будьте уверены, господин оберрат, мы полностью отдаем себе отчет в необходимости этого разговора. И каждый из нас готов оказать вам помощь в любом случае.

— За одним исключением, — сказал Каплан, прижимая большим пальцем табак в чубуке.

— Да, за одним исключением, — кивнул Барски. — Я представляю, господин Сондерсен, работы у вас невпроворот. Вдобавок подозревается каждый из нас. Плюс санитары, конечно. Как их зовут?

— Карл Альберс и Чарли Кронен.

— По сути дела, подозреваются все, кто в нашем Центре имеет допуск к моргам, правда?

— Естественно, — подтвердил Сондерсен.

— Дай вам Бог здоровья! — сказал Каплан. — Это никак не меньше пятидесяти человек.

— Знаю, — ответил ему Сондерсен. — Но не беспокойтесь. Мы занимаемся тем, чем положено. И не только здесь, в клинике. Пока безуспешно. Однако не будем торопить события…

— В вашем распоряжении достаточно сотрудников?

— Я попросил в Карлсруэ прислать мне еще несколько человек. Но если вы и ваши коллеги, доктор Каплан, поможете мне, мы установим истину — раньше или позже.

— Вы хотите сказать: виновный от вас не уйдет? — сказал Хольстен.

— В точности так, — подтвердил Сондерсен голосом твердым и властным.

У него лицо борца, подумала Норма. Да, он был и остается борцом.

— Я говорю не только о виноватых из вашего круга, — продолжил свою мысль Сондерсен. — Я говорю и о тех, кто стрелял в цирке. И о тех, кто им это поручил.

Как хорошо, что он есть, этот человек, подумала Норма. Уж я-то помогу ему, где и чем смогу. Он, его люди и я — мы найдем убийц, у которых руки по локоть в крови.

Сасаки повернулся к Барски.

— А мне вот что вспомнилось. Когда убили Гельхорна и его семью, ведь это ты выбрал похоронное бюро Гесса, я не ошибаюсь?

— Да, — сказал Барски. — Мы часто имели дело с Гессом. Первоклассное заведение. А в чем дело?

— Ни в чем, — ответил Сасаки. — Я к тому, что теперь, когда мы плюхнулись в зловонную лужу, нам придется опять иметь дело с Гессом. То есть в Гамбурге немало похоронных учреждений с общими катафалками, к нам же опять заезжал катафалк Гесса. Совпадение? Чистая случайность?

— Ну давай, выкладывай! — проговорил Барски.

— О чем ты?

— Что, ты считаешь — или хочешь, чтобы другие считали, — будто я продался, будто предатель — я?!

— Нет, никогда… — начал было Сасаки, но тут зазвонил телефон.

Барски подошел к письменному столу, снял трубку.

— Да. Он здесь. Минутку. — Он взглянул на Сондерсена. — Это вас. По срочному делу.

— Слушаю, — несколько секунд спустя проговорил слегка удивленный Сондерсен. — Когда? — переспросил он. — Подождите у телефона! — и взглянул на Барски. — Могу я поговорить без свидетелей?

— Можно переключить разговор на секретариат. Это вон за той дверью. Выключатель справа.

Худощавый сотрудник ФКВ быстро прошел туда, зажег свет.

— Закройте за собой дверь! — сказал Барски. — Она звуконепроницаемая. Когда на аппарате в левом углу загорится красная лампочка, снимайте трубку.

Он вдруг покраснел. Какая наивность! Советовать Сондерсену, как обращаться с телефоном.

— Благодарю, — ответил тот как ни в чем не бывало.

В конференц-зале никто не произнёс ни слова. Никто не обменялся взглядом. Над зданием прогрохотал самолет, то ли перед посадкой, то ли набирая высоту. Эли Каплан положил свою трубку в пепельницу. А Сасаки остановился у окна и вглядывался в темноту.