Эдуардо Мендоса - Кошачья свара. Мадрид, 1936 Страница 49

- Ничего неправдоподобного, но и ничего общего с реальностью. Всё это - плод вашего воображения. Могло произойти именно это или диаметрально противоположное, картину мог написать другой художник, может быть, Мартинес дель Масо.

Энтони покачал головой: он уже рассматривал подобную возможность и отверг ее. Хуан Баутиста Мартинес дель Масо родился в Куэнке в 1605 году, был лучшим учеником и помощником Веласкеса и женился на его дочери Франсиске в 1633 году. Со смертью Веласкеса он был назначен придворным художником. Произведения Мартинеса дель Масо часто приписывали Веласкесу. Сам Энтони написал статью, анализируя различия между двумя художниками.

Старый хранитель пожал плечами.

- Больше я не намерен с вами соглашаться. Да и спорить тоже. Насколько я вижу, бесполезно пытаться вас переубедить. Давайте оставим этот вопрос открытым. Я приехал ради вас, но мне есть чем заняться в Мадриде, кроме как выслушивать вашу чепуху. Я останусь на несколько дней, просмотрю кое-какую документацию, посещу друзей и коллег, возможно, отправлюсь в Толедо или в Эскориал и попытаюсь посетить корриду, обожаю бандерильеро. Если вам что-то от меня понадобится, оставьте записку у портье. Уверен, что вы так и поступите.

Глава 27

Когда Энтони Уайтлендс вышел из отеля, в глаза ему бросились зеленые почки на ветвях деревьев. Бессмысленное раздражение поднялось в нем при виде этого хрупкого проявления весны: любая причина годилась для выражения тревоги, в которую его поверг разговор с Эдвином Гарриго, не столько из-за полученных оскорблений, сколько из-за очевидных прорех, произведенных аргументами старого хранителя в его убеждениях. Тем не менее, он находился в той точке, в которой уже не мог позволить себе слабости и, тем более, обдумывать возможность отступления. Если бы из-за страха совершить грандиозную ошибку он бросил это дело, что бы его ждало? Возвращение к неудовлетворенности в условиях ограниченных возможностей академической жизни, с ее тоскливыми задачами и грязными склоками. Как для продвижения вперед, так и для отступления требовалась одинаковая отвага.

Не говоря уже о страхе, что пронырливый Гарриго примет на себя риск, которого советовал ему избегать, и в итоге одержит победу. Потому как, тут незачем было себя обманывать, в нормальных обстоятельствах это Эдвин Гарриго, а не Энтони Уайтледс, стал бы специалистом, подходящим для экспертизы и оценки подлинности и стоимости картины такой важности. Только неспокойная политическая обстановка в Испании и, кроме того, старая вражда между напыщенным и недружелюбным Гарриго и изворотливым Педро Тичером, сделали возможным, что выбор пал на эксперта второго ряда. Как только Гарриго об этом узнал, то без единого сомнения отправился в Мадрид с намерением использовать свой авторитет и хитрость, чтобы отвоевать утраченное главенство. Но у него ничего не выйдет, мысленно поклялся Энтони.

С этой твердой целью и с объемистой сумкой, набитой едой из того же бакалейного магазина, где он побывал вчера, Энтони вступил в холл гостиницы и попросил ключ от номера.

- Я отдал его сеньорите, - сказал портье. - Она ждет вас наверху.

Энтони не обратил внимания на столь почтительный тон портье и слово "сеньорита", которым он назвал Тоньину, которая, очевидно, успела справиться с материнскими обязанностями и решила не оставлять Энтони слишком уж надолго. Однако, когда он постучал в дверь, держа в руках сверток, который то и дело выпадал у него из рук, перед ним предстала не кто иная, как Пакита дель Валье, маркиза де Корнелла.

- Добрый день, сеньор Уайтлендс, - сказала она, от души потешаясь над его удивлением. - Простите мою дерзость. Я хотела с вами поговорить, и мне показалось, что было бы не вполне уместно дожидаться вас в холле, на глазах у стольких людей. Портье был столь любезен, что одолжил мне ключ. Если я вызвала ваше недовольство - так и скажите, и я тут же уйду.

- Ни в коем случае, - чуть заикаясь, пробормотал англичанин. - Еще чего не хватало. Хотя я действительно не ожидал вас увидеть, - продолжал он, пристраивая на стол пакет с едой и вешая в шкаф свое пальто и фетровую шляпу. - Портье сказал, что кто-то пришел, но я не думал, что это вы...

Девушка встала напротив окна. Яркий свет весеннего дня прочертил ее профиль и сверкал на волнистых волосах.

- А кого же вы ожидали увидеть? - спросила она.

- Да, в общем, никого. Вот только... Дело в том, что с некоторых пор ко мне зачастили с визитами самые разные люди. Знаете ли, полицейские, сотрудники посольства... Вот я и подумал, что кто-то из них снова начал меня донимать, если можно так выразиться.

Обежав глазами унылый пейзаж своей клетушки, Энтони вспомнил роскошный салон "Палас-отеля" и с болезненной четкостью представил простор, элегантность и комфорт его номеров, в очередной раз осознав стесненность условий, с которыми ему приходится сталкиваться в решающие моменты жизни.

- Но что же вы стоите, - он попытался приложить усилия, чтобы придать встрече определенное достоинство. - садитесь. У меня есть только один стул. Как видите, этот номер не соответствует условиям...

- Вполне достаточно для моей цели, - перебила она, по-прежнему стоя возле окна.

- Ах, что вы...

- Неужели вы даже не поинтересуетесь целью моего визита?

- О да, конечно, - забормотал он. - Простите, право... Такой сюрприз... Вот, еду купил... Так что теперь могу работать, ни на что не отвлекаясь...

Маркиза остановила его нетерпеливым жестом.

- Энтони, нет нужды объяснять мне твои привычки, - сказала она вполголоса, смело переходя на "ты". - И не уклоняйся от разговора. Я пришла, потому что на днях попросила тебя об одолжении и предложила кое-что взамен. Я здесь, чтобы выполнить свою часть обещания.

- Ах... Но ведь я ничего не сделал.

- От перемены мест слагаемых сумма не меняется, - заявила Пакита с непоследовательностью человека, который не хочет, чтобы логика помешала ему решительно следовать по избранному пути. - Я исполню свое обещание, и тебе придется выполнить свое. Тебе настолько не нравится этот договор?

- О, нет, - смущенно пробормотал англичанин, - дело в том... честно говоря, я никогда не принимал его всерьез.

- Почему? Ты не принимаешь всерьез женщин или не принимаешь всерьез меня?

- Ни то, ни другое..., но когда речь идет о человеке вроде тебя, аристократке...

- Хватит этих глупостей! - воскликнула маркиза де Корнелла. - Аристократия - это символ традиций и консерватизма, но аристократы ведут себя, как им взбредет в голову. У буржуазии есть деньги, у аристократов - привилегии.

Энтони подумал, что это простое и прямо заявление, полностью подходящее и донье Антонии де ла Серда, должен был услышать тупой Гарриго. Но ни об этом, ни о чем-либо происходящем здесь он никогда не мог бы сказать ни единого слова.

- А как же...? - начал он.

- Он? - произнесла Пакита с ироничной улыбкой, которая осталась незамеченной англичанином, поскольку девушка стояла против света. - Он никогда не узнает, если ты ему не скажешь. Я верю в то, что ты настоящий кабальеро, а кроме того, важная часть нашего договора - это то, что твое пребывание в Испании не продлится ни минутой дольше, чем необходимо. Давай не будем терять времени. Я снова сказала, что иду на мессу, и кому-нибудь могут показаться подозрительными мои внезапные приступы религиозности.

Холодный юмор Пакиты был не самым лучшим способом пробудить пыл в англичанине, с другой стороны, от него не укрылась ни абсурдность ситуации, ни пагубные последствия для обоих, бросившихся в эти интрижку не по своей воле. Но эти соображения не могли противостоять физическому присутствию Пакиты в крохотной комнате, чья атмосфера, казалось, наэлекризовалась. Должно быть, то же самое чувствовал Веласкес к жене дона Гаспара Гомеса де Аро, рискнув своим положением в обществе, карьерой художника и самой жизнью, подумал Энтони, отбросив здравый смысл и ринувшись в объятья обожаемой женщины.

Полчаса спустя она подобрала с пола сумочку, вытащила портсигар и зажигалку и закурила.

- Я никогда не видел, как ты куришь, - сказал Энтони.

- Я курю только по особым случаям. Тебе неприятно?

Ее голос слегка запинался, и Энтони послышалась в этом легкая нежность. Когда он захотел ее обнять, она мягко пресекла эту попытку.

- Докурю и пойду, - пробормотала она, устремив взгляд на пятна потолка. - Я уже говорила, что не могу долго отсутствовать. Не говоря уже о полиции: если за тобой следят, то они видели, как я вхожу, увидят, как выхожу, и сложат два и два. Конечно, теперь это уже не имеет особого значения.

Энтони понял значение последней фразы и печального тона, с которой она была произнесена: из-за его отношений с Хосе-Антонио Примо де Риверой, без сомнения, все предосторожности, чтобы избежать слежки, были бесполезны. А также, что в это мгновение все мысли молодой маркизы занимал другой мужчина, и это причинило ему боль, хотя не удивило.