Гривадий Горпожакс - Джин Грин - Неприкасаемый Страница 5

Рассказ как будто мало чем примечательный, но Джин слушал его затаив дыхание, дописывая батальную картину щедрой кистью своего воображения.

— Может быть, сыграем в бридж или бакгаммон? — спросил Лот, стряхивая пепел с сигареты. Джин допил коньяк, потушил сигарету и встал.

— Пожалуй, попробую еще позвонить домой, — сказал он, бросив взгляд на часы. — Наверное, отец смотрит «Лейтшоу».

Лот кивнул и, взяв с журнального столика свежий номер журнала «Плэйбой», сквозь табачный дым проводил взглядом высокую, статную фигуру Джина Грина широкоплечий, узкобедрый, шесть футов и два дюйма — ростом с Линкольна… Из Джина, пожалуй, получился бы неплохой солдат. Если бы он, конечно, попал в верные руки.

Через несколько минут Джин вернулся. Еще издали по его изменившейся походке можно было понять, что он чем-то чрезвычайно расстроен.

— Лот! — озабоченно выпалил Джин, подходя к столику. — Натали говорит, что случилось нечто ужасное, что отец очень плох.

— Я подвезу тебя, — отозвался Лот, быстро вставая и кладя в сторону журнал с большегрудыми красотками.

— Не надо. Ведь ты через полчаса летишь в Вашингтон. Уверен, что Наташа напрасно бьет тревогу. Я позвоню тебе. Ты где остановишься?

— В «Уилларде».

— Увидимся. Пока! И спасибо за прекрасный ужин.

Почти выбежав на улицу, Джин глубоко вдохнул свежий воздух. Южный ветер развеял пелену смога над городом.

Не менее получаса добирался Джин Грин на своем светло-голубом «де-сото» выпуска 1960 года из центра Манхэттена, из фешенебельного района семидесятых улиц в Гринич-Виллэдж: мешал особенно густой в этот час поток машин по Пятой авеню. До Сентрал-парка и круга Колумба он проскочил сравнительно быстро. Трудней всего было проехать, заняв место в нескончаемой веренице машин, через забитый транспортом Бродвей — сверкающий миллионами огней «великий белый путь» — и через тесную Таймс-сквер — «перекресток вселенной». На Седьмой авеню, мчась мимо универмага Мейси и отеля «Говернор Клинтон» от закопченно-мрачного Пенсильванского вокзала, он дважды нарушил правила уличного движения…

За ним, устрашающе воя сиреной, помчалась полицейская машина, но в районе 34-й улицы преследователей затерли огромные фургоны швейников, а Джин круто свернул налево по Вест 14-й улице, пересек авеню Америк, выскочил на Пятую авеню.

Подъезжая к дому отца, он увидел две полицейские машины с красными маяками, две-три автомашины со знаками департамента полиции, «Скорую помощь» из больницы святого Винцента и фургон из морга.

Джин не мог знать, что этот фургон увозил тело его отца в лабораторию главного медицинского эксперта Нью-Йорка на Первой авеню[2].

Тем временем Лот широким шагом вышел из клуба «Рэйнджерс» и направился к своей машине, запаркованной у тротуара напротив ночного клуба. Он кивнул знакомому швейцару клуба, похожему на аргентинского генерала в своей раззолоченной ливрее, и пошел было к своему «даймлер-бенцу», как вдруг заметил стоявшую неподалеку полицейскую «праул-кар» — патрульную машину. Из приспущенного бокового окна доносился по коротковолновому радио, вмонтированному в приборный щиток, голос диспетчера:

— Коллинг олл карз! Коллинг олл карз!.. Вызываем все машины! Вызываем все машины!

— Что-нибудь случилось, офицер? — деловито спросил Лот с едва заметным немецким акцентом.

Круглолицый, рыжий, веснушчатый сержант-ирландец, брызжа от возмущения слюной, рявкнул в открытое боковое окно:

— Прочь от машины, Мак! Ты что, нализался? Не знаешь, что…

Лот молча сунул удостоверение сержанту под нос.

— Извините, сэр! Айм сорри! Я увеличу громкость!.. К вашим услугам, сэр!

— Вызываем все машины! Вызываем все машины!.. Павел Гринев убит неизвестными лицами, убит двумя выстрелами из пистолета в своем доме, 17, Ист 13-я улица. Его жена ранена также выстрелом из пистолета и находится без сознания. Убийца или убийцы покинули место преступления между одиннадцатью тридцатью и одиннадцатью сорока пятью. На 10-й улице около кафе «Бизар» приблизительно в полночь был замечен известный наемный убийца гангстер Лефти Лешаков. Приказано задержать его. Предупреждаем: он вооружен! Повторяю…

— Благодарю вас, офицер! — нахмурясь проронил Лот

Мягко урча мотором, аквамариновый «даймлер-бенц» заскользил мимо клуба «Рэйнджерс» к Сентрал-парку.

…Инспектор полиции О'Лафлин, тяжеловес-ирландец с могучими мускулами, грузно обросшими жиром, заплывшими глазками-гвоздиками и кирпичным лицом с перебитым носом, был одет не в форму, а в обыкновенный штатский «бизнес-сют», деловой костюм, однако все, от мятой шляпы, которую он не потрудился снять, до тупых носков огромных блюхеровских ботинок, — все выдавало в нем полицейского.

— Где завещание вашего отца? — жуя потухшую сигару, обстреливал он вопросами сидевшего перед ним бледного Джина. Стоя посреди гостиной, инспектор набычился, уткнув дюжие кулаки в рубенсовские ляжки и широко расставил ноги.

В библиотеке пожилой полицейский врач, перевязав Марию Григорьевну, уложил ее на диван, сделал ей два укола — обезболивающий и антистолбнячный — и, ожидая, пока она очнется, занялся рыдавшей дочерью Гриневых.

— Успокойтесь, милочка. Сядьте-ка сюда. Идите, не мешайте полиции делать свое дело. Вот, примите-ка три таблетки транквилизатора. А теперь выпейте водички. Так-то. Вот умница!

Старый Эм-И — медицинский эксперт — сам себе удивлялся: почти каждый день на протяжении последних сорока лет сталкивался он с убийствами и увечьями в этих асфальтовых джунглях; давно бы вроде пора не принимать близко к сердцу чужое горе. Но эта красивая и несчастная девушка чем-то затронула его сердце.

Один из помощников инспектора посыпал черным порошком все предметы на столе в надежде отыскать отпечатки пальцев преступника.

Другой помощник, ползавший на коленях по синтетическому цвета аквамарина ковру, покрывавшему весь пол библиотеки, вдруг издал радостное восклицание:

— Вот она! Смотри, Эд! Третья, и, видать, последняя! На ладони в платке у него лежала закопченная стреляная гильза.

— Счет два-один в мою пользу, Лакки. С тебя пятерка. Я нашел две гильзы, а ты только одну.

— О'кэй, твоя взяла, Эд. Спорю на пятерку, что я вернее определю калибр и марку пистолета.

— Тебе не отыграться, Лакки. Ребенку ясно, что эти гильзы от патронов калибра 0,38, а стреляли скорее всего из «кольта».

Старый врач с усмешкой поглядел на Эда и Лакки. Эти ретивые молодые парни словно сошли с экрана популярнейшей телевизионной серии «Неприкасаемые» — о борьбе чикагской криминальной полиции с гангстерами.

По кабинету, щелкая фотоаппаратом с блицем, расхаживал полицейский фотограф.

Кто-то убрал звук в телевизоре, но не довел ручку до полного выключения. На экране шла беззвучная драка, и гангстер Джеймс Кэгни что-то беззвучно кричал.

А в гостиной инспектор О'Лафлин продолжал допрашивать Джина.

— Может быть, выпьете, инспектор? — вяло спросил Джин. — Скотч? Бурбон? Ржаное виски?

— Я спрашиваю тебя, парень, где завещание твоего отца?

— В сейфе, инспектор.

— В библиотеке?

— Наверное.

— Его там нет. Не было ли у твоего отца сейфа в банке?

— Насколько мне известно, нет.

— Кому завещал твой отец свое состояние?

— Он собирался оставить пожизненную ренту матери, а все остальное поделить между сестрой Натали и мной.

— Сколько же приходилось на твою долю, мой мальчик?

Джин допил стакан, ошалело покрутил головой. Он все еще чувствовал себя так, словно противник на ринге послал его в нокдаун.

— Сколько? Черт его знает! Отец много роздал в благотворительных целях, особенно эмигрантам, покупал Кандинского, Шагала, Малевича. Пожалуй, тысяч сто…

— Сто тысяч? Что ж! Это неплохо. Вчера двое черномазых ухлопали в переулке пьяного за пятерку. И старик тратил, выходит, твое наследство, транжирил его, раздавал эмигрантам. Так, так! Сто тысяч! И пожить ты, видать, любишь в свое удовольствие.

— Куда вы гнете, инспектор?

— Посмотри-ка сюда, паренек, — пробасил инспектор и показал Джину на мясистой ладони фото широкоскулого, тонкогубого человека с глазами-пуговицами. — Узнаешь?

— Нет.

— Этот тип пришил твоего старика. Его зовут Лефти Лешаков.

Джин сжал ручки кресла.

— Скажи-ка, парень, где и с кем ты был сегодня между одиннадцатью и полуночью?

Массивная фигура инспектора, его басистый рык и красное, как полицейский фонарь, лицо излучали непреклонную властность, тупую, уверенную в себе силу. Но Джин не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном.

— Знаете что, инспектор? — медленно проговорил Джин, ставя на стол стакан. — Называйте-ка меня лучше мистером. Последний нахал, которого мне пришлось проучить, проглотил почти все свои зубы. За такие слова я заставлю вас проглотить язык. Я ясно выражаюсь?

— Ты, парень, лучше не задирайся со мной и отвечай на мои вопросы. Подними на меня мизинчик — и я заставлю тебя заплатить триста долларов штрафа.