Иван Лебедев - Конец «черных рыцарей» Страница 5

— Ну вот теперь я чувствую себя лучше. Можно хоть всю ночь с тобой беседовать.

Карпо с тоской в глазах поднял голову.

— О чем же беседовать, господин инспектор? — взмолился он.

— Можешь мне рассказать, какими судьбами ты очутился так далеко от товарной станции, да еще в этом квартале. Ты также можешь объяснить мне, почему пошел за тем долговязым в парк и за что он лягнул тебя в живот. У твоего рыжего приятеля, наверное, сотрясение мозга, если, конечно, они у него есть в голове. Потом мы можем потолковать об этой черной коробке. Да вот и об этой милой брошке тоже можно поговорить.

— Это не моя брошка! — крикнул Карпо.

— Вот хорошо, что ты признался. Я не ожидал найти у тебя в кармане эту безделушку, и когда увидел ее, подумал, что она не твоя и что ты ее украл.

— Видит бог, не крал я брошки.

— Да ты, друг Карпо, не волнуйся. О брошке мы можем и потом поговорить. Правда, ювелир, у которого ты стащил ее, несомненно, скажет, что это его вещичка... Но об этом потом. А теперь скажи мне, что ты делал в парке?

Карпо издал еще два стона и, не глядя на Фриссона, ответил:

— Гулял.

— Один?

— Нет, господин инспектор. Я гулял вместе с Жоржем, моим приятелем.

— И часто ты гуляешь в парке с твоим приятелем Жоржем?

— Да вы сами знаете, господин инспектор, что я только пять дней назад вышел на волю.

— И сразу же захотел погулять с приятелем в центральном парке, так далеко от твоего уютного дома?

Карпо с досадой отвернулся.

Фриссон поглядел на него и улыбнулся.

— Вот ты и обиделся! Это нехорошо. Мы мирно беседуем, а ты в бутылку полез... Может быть, у тебя с Жоржем были какие-то причины, потянувшие вас в парк? Но объясни мне, почему Жорж вдруг сделал сальто-мортале через плечо незнакомого джентльмена и шлепнулся оземь с такой силой, что потерял сознание, а ты подпрыгнул в воздух и ударился животом о ногу того же джентльмена?

Голос Фриссона повышался.

Карпо молчал. Он думал, что этот флик, наверное, что-то знает.

— Молчишь? — продолжал Фриссон. — Почему ты шел левой стороной бульвара, а Жорж правой? И почему, как только долговязый джентльмен свернул в парк, ты перебежал бульвар за ним? И по какой причине вы пошли следом за этим господином, когда тот ушел из кафе «Клюни»?

Фриссон привстал, с силой стукнул кулаком по столу.

— Говори же, отродье кривой матери и блудного осла, что ты там делал? А не хочешь, упеку тебя обратно на пять лет, передам дело о золотой брошке, что была у тебя в кармане, следователю Сегоньяку и спета твоя песенка!

— Не надо, господин инспектор. Не надо Сегоньяка! Он мне тогда три зуба выбил и ребро сломал.

— Как ты смеешь клеветать на честного сотрудника республики? На допросе ты бесился, бросался на пол, бился о стул, выбил себе три зуба и сломал ребро, а потом имеешь нахальство заявлять, что тебя избил Сегоньяк, человек, который плачет, когда отрубает голову цыпленку для воскресного стола! Чего доброго скажешь, что я тебя лягнул ногой сегодня. Довольно притворяться!

Фриссон взял Карпо за волосы и поднял его голову.

— Говори, нечего стонать, как девица, потерявшая... каблук от туфли.

— Господин инспектор, ничего особенного не было.

— Ах так, ничего особенного?!

— Да, да, господин инспектор. Вот именно. Ничего особенного.

— Ты шутишь. Пойми ты, подобие испанского мула, здесь шучу я! Тебе не положено. Выкладывай по порядку.

В этот момент вошел сержант и, подойдя к инспектору, стал шептать ему на ухо.

Фриссон слушал внимательно, время от времени кивал головой.

Сержант вышел.

Инспектор сел на свое место. Карпо был встревожен приходом сержанта. Он подумал, что его приятель, наверное, все рассказал. В голове он прикидывал, сколько ему дадут за неудавшееся покушение на грабеж.

«Пожалуй, не больше года, — подумал он. — А за брошку, если дело передадут Сегоньяку, наверное, пять».

И он решил все выложить.

Постонав раз, другой для порядка, он поднял голову и начал:

— Насчет брошки и господина следователя Сегоньяка лучше не надо. Я вам все расскажу, как было.

Фриссон вынул из ящика стола конверт и вложил в него все, кроме брошки и черной коробки. Брошку он отодвинул в сторону.

— Давай, — сказал он.

Карпо вздохнул.

— Это дело нам подсунул один господин.

Фриссон поднял брови.

— Мы с Жоржем сидели в баре «Рыжий конь» третьего дня вечером, пили пиво, беседовали о том о сем, сами знаете, господин инспектор.

— Небось говорили, где бы что-нибудь украсть.

— Ну что вы! Мы говорили о девушках, о скачках, то да се. Пили пиво. И вот заходит какой-то господин в шляпе, в плаще. Оглянулся и прямо подсел к нам. Заказал у официанта три бокала вина и предложил нам выпить. Жорж стал ворчать. Характер у него такой, но я ему сказал, что добрый господин желает нам только хорошего, потому что на улице дождь и непогода. Мы выпили, и господин начал говорить, что у него есть для нас дело. Рассказывал он гладко, культурно, нисколько не смущаясь ворчания Жоржа. Говорил, что ему нужны документы и бумажник одного господина, у которого должно быть, кроме этого, порядочно долларов в карманах. Долларами он не интересуется, говорит, это дело ваше. А вот документы, письма и прочее — ему. И предложил нам еще десять тысяч франков за труды.

Стал я его спрашивать, что за господин, много ли у него долларов, что он собой представляет, где его найти и прочее и прочее. Жорж проворчал, что десять тысяч не бог весть какие деньги. На это господин резонно ответил, что за бумажник и документы и десять тысяч хорошая цена, потому что у того господина, наверное, будет по крайней мере сотня долларов в кармане. Насчет десяти тысяч и я поворчал, но наш гость на уступки не пошел. Тут я подумал, что деньги на улице не валяются, что я только что вышел из тюрьмы и надо жить. Стал спрашивать подробности.

Господин сказал нам, что сразу даст половину денег, а остальные, когда дело будет сделано. А найти человека с документами и долларами можно будет на следующий день около девяти вечера в кафе «Клюни» на бульваре Сан-Мишель. Тут он вынул из кармана вот эту коробку и сказал, что если я нажму кнопку сбоку, вон ту, и буду держать ее, коробку то есть, возле уха, то услышу писк, когда человек приблизится ко мне. Жоржу он дал слуховой аппарат для глухих и объяснил, что он тоже услышит писк, когда наш господин подойдет. Велел он нам взять эти штучки в руки, а сам отошел шагов на десять, и когда стал возвращаться, мы оба услышали писк, который становился сильнее по мере того, как господин приближался к нам.

«Вот так, — сказал он, — вы узнаете его. Он пожилой, худой и высокий, и для таких парней, как вы, не представит большого труда с ним справиться». При этом он просил не увечить долговязого потому что он был ему нужен здоровым. Вот и все, господин инспектор.

— Положим, ты кое-что забыл, — ответил Фриссон.

— Да, верно. Забыл. Он объяснил нам, что тот господин, с документами и долларами, зайдет в кафе, поищет кого-то, не найдет, а потом пойдет в сторону парка, где мы должны его накрыть. Если же он пойдет не туда, то нам следует его взять в другом подходящем месте. И еще забыл сказать, что документы мы должны были принести в ресторан «Бужено» на улице Страсбург, около Восточного вокзала, завтра ровно в двенадцать часов дня. Тогда он отдаст нам остатки денег.

— А ты собирался отдать ему документы?

— А как же, господин инспектор! Договор есть договор.

— Что-то мне не верится, — возразил Фриссон. — Расскажи, как твой заказчик выглядел.

— Я его не так-то хорошо рассмотрел, вы ведь знаете, что в «Рыжем коне» экономят электричество и там темновато.

— Это так, но не потому, что жалко денег на свет, а потому, что клиентам свет не нравится. Но разглядеть ты его все же разглядел. Давай опиши его.

Карпо вздохнул.

— Он высокий, лет сорока-сорока пяти, широкоплечий. Стоит прямо, как будто линейку проглотил. Носастый, подбородок торчит, зубы большие, как у лошади. Курил вонючие немецкие сигареты. Одет в серый костюм, серую шляпу, серый плащ.

— Если увидишь его еще раз, узнаешь? — спросил инспектор.

— Конечно.

Фриссон начал писать протокол. Он достал бумаги из ящика и вынул вечное перо. Он снова собрал вещи Карпо в конверт, а брошку положил в жилетный карман.

Карпо заметно повеселел.

«Значит, поверил!» — подумал он.

Фриссон допрашивал его еще часа два, добиваясь подробностей. Наконец, протокол был составлен, и Фриссон отправил Карпо в камеру, а когда сержант вернулся, сказал ему, что будет утром в девять часов и что следовало бы покормить воров завтраком, но не выпускать до его прихода.

Разговаривая, Фриссон вынул брошку и перебрасывал ее из одной руки в другую.

— Хорошая штучка, — заметил сержант.

— Да, купил подарок дочке по случаю дня рождения, а из-за этих мерзавцев не смог поздравить ее. Будет мне дома нагоняй!

Флеминг