Олег Горяйнов - Дежурный по континенту Страница 5

Печальный тот инцидент сильно уменьшил его шансы переехать в Лэнгли и осесть, наконец, в штаб-квартире ЦРУ, на приличной должности. Нет, ему ещё бегать и бегать по Маньяне за террористами и террористками. Такая теперь у нас установка. Всякий, кто осмелился руку на Большого Брата поднять, должен быть найден, идентифицирован и оприходован. Бегает по Маньяне такая Агата, постреливает в грингос. Найти, идентифицировать и оприходовать. Тогда подумаем о Лэнгли и прочих приятных вещах.

Что Лопес сдал ему террористов, это хорошо. Это очень хорошо. Но шанс того, что Агата сама, лично полезет в ночные джунгли за деньгами, ничтожно мал. Так что, даже если всё пройдёт удачно и они накроют кого-нибудь из «Съело Негро», то это будет не Агата. Значит, бешеная девка ещё побегает по Маньяне, постреливая в грингос.

А где в нашего брата не постреливают? Даже на родине Биллова сотрапезника разлюбезного Эдуарда Петроффа, где до недавнего времени перед американцем на улице шапку ломали, как перед барином во времена деспотии, выпрашивая жвачку для приобщения к иудео-христианским культурным ценностям, даже там несколько лет назад кто-то взял да и запулил из гранатомета средь бела дня по американскому посольству… Билл тогда как раз был в Москве, посматривал сквозь жалюзи на бушующие толпы, и вдруг – бац! В каких-то десяти метрах от его любопытного носа. Даже очки слетели…

Чудны дела твои, Господи…

– Так что же я могу для тебя сделать, милый друг Эдик? – спросил американец.

– Ты можешь сделать так, чтобы этому идиоту не дали политического убежища.

– Но… я не могу, Эдик. Это – суверенное дело…

– Билли, хули ты мне-то рассказываешь эти сказки?..

– «Били-хули»? – заинтересовался Билл Крайтон. – Я этого ещё от тебя не слышал. Это что за форма?..

– Да, извини, я плохо контролирую себя… Устал… Веду себя как гусар в бардаке… Обычно я не позволяю себе засорять речь лишними словами…

– Почему? Вполне симпатичное слово. Некоторые слова, которым ты меня научил, я иногда употребляю, помогает…

– Эти слова… они омонимичны. Мои сотрудники – люди эмоциональные, могут не так истолковать, а я потом объясняй, что имел в виду совсем другое… Ну да ладно! Мы всё не о том. Билл, мне надо, чтобы этот кретин не получил здесь политического убежища! Иначе мне конец. Понимаешь?

– Понимаю.

– И чтобы об этом не написали в местных газетах.

– Тоже понимаю.

– И не говори мне, что ты не можешь повлиять на них. Тебе достаточно слово сказать – и урода отправят домой законным порядком. В старые добрые времена ему бы дали по башке, вкололи триметилфтоламин и отправили бы нах хауз цурюк дипломатической почтой. А теперь все обдристались, боятся его пальцем тронуть, права человека соблюдают, паразиты. А тебе ничего не стоит сказать слово, чтобы… Его даже не расстреляют, Билл! Не те времена. Будет в Лефортовском изоляторе портреты сокамерников рисовать. Но у меня будет шанс избежать неприятностей. Если же его здесь оставят, то мне конец. У нас таких вещей не прощают. Малейшая закавыка в отношениях с местными властями – и следует разбирательство…

– Та, я знаю. После того, как погиб твой человек, к тебе приезжали три офицера: генерал, полковник и майор.

Петров печально покачал головой. Спрашивать, откуда ЦРУ известно об этом, ему уже не хотелось. Однажды он спросил и получил ответ: что, дескать, даём объявление в газете и нанимаем трёх секретарш, потому что очень много звонит желающих поделиться секретной информацией. Как во всякой хорошей шутке, в этой шутке шутки была только доля.

– Хорошо, Эдик, – сказал Билл Крайтон. – Я сделаю все, что могу.

– То есть этому гаду не дадут политического убежища, да, Билл?..

– Я сделаю все, что могу, – раздельно повторил американец.

Петров посмотрел на растерзанную курицу у себя в тарелке. Аппетита не прибавилось, а это – верный признак, что ни хрена для него не сделает чертов америкос: желудочная интуиция, братцы, великое дело!

– Если ты сегодня не сделаешь все, что можешь, Билл, то завтра меня отправят в Москву.

– Не отправят, – сказал Крайтон, задумавшись.

Ага!

Петрову внезапно захотелось отщипнуть от куриной ножки кусочек хрустящей румяной кожицы, натертой чесноком и перцем-мулата.

– Налей-ка, Эдик, водки! – сказал Крайтон.

Эдик мигом исполнил пожелание старшего брата, к которому опять начал чувствовать привязанность, и весь обратился во внимание, даже протрезвел.

Они выпили. Американец зажевал водку укропом и снова задумался. Петров вежливо помалкивал, еле слышно посасывая ароматную куриную кожицу.

– Знаешь, Эдик, – сказал Билл. – Мне иной раз жалко, что ушла из жизни… как это?.. blood-feud?..

– Кровная месть? – удивился Петров.

– Та, кровная месть. У нас это тоже было в порядке вещей…

– Я читал «Гекльбери Финна»!.. – воскликнул Петров. – В подлиннике… – добавил он тихо.

– Та, та… Как-то это производит… производит сильное впечатление от людей… С такими людьми хочется скорее дружить, чем быть врагами, им хочется всемерно помогать, Эдик!..

– Так-так-так! – воскликнул заинтересованный Эдуард Авксентьевич, сделав стойку своими знаменитыми бровями.

– А принцип blood-feud – он крайне прост, Эдик. Кровь на кровь. У тебя убили брата, или друга, или сотрудника – ты взял machine-gun, пошёл и сделал то же самое с тем, кто его убил. Вот! Неважно, мужчина твой обидчик или женщина! Наливай водки, брат. Выпьем за настоящих мужчин!

Петров не спеша наполнил рюмки. Вон, стало быть, куда потащило америкоса!..

– Ну, за мужчин – так за мужчин, – осторожно сказал Петров. – Хотя я предпочёл бы за женщин…

– Это не женщина, – сказал Крайтон. – Это исчадие ада. Довольно смазливое исчадие, как всякое исчадие…

– Ты имеешь в виду Агату?

– Её.

– Хорошо бы с ней повидаться, – вздохнул Петров. – Только вот я не знаю как…

– «Феррари», – сказал Билл и грубо, совсем не по-американски, рыгнул, после чего заговорил без малейшего акцента. – Красная «феррари». Ценой сто восемьдесят тысяч долларов.

– Что за «феррари»? – спросил Петров.

– На которой приехали в горы эта девка и Октябрь Гальвес Морене. Мои люди были на месте через три часа после стрельбы. Там валялась эта «феррари», два трупа и никаких следов девки.

– Ну да, ну да, – озабоченно пробормотал Петров. – Машина же должна быть где-то зарегистрирована…

– Эта машина не была нигде зарегистрирована.

– Разве так бывает?

– В стране Маньяне ещё и не такое бывает. То есть она была зарегистрирована ещё утром в тот день. А вечером – уже не была зарегистрирована.

– Хорошие дела творятся… И что же дальше с этой машиной?

– Я попросил своих ребят проверить, где её покупали.

– И где же? – спросил Петров, внутренне готовый к тому, что старый друг Билл ответит ему, что «нигде».

Но Билл сказал:

– В магазине.

Петров не стал спрашивать, в каком именно магазине покупали эту грёбаную «феррари», потому что ему сделалось обидно: какого чёрта ты, как юный дебил, накручиваешь подвеску на кардан? Мне или тебе нужна голова этой революционерки?..

Билл Крайтон взял зубочистку из вазочки посреди стола и слегка поковырялся в зубах.

– Номер кредитной карточки и название банка, со счетов которого был произведен платёж – всё, чем я располагаю.

– Ну, это немало, – бодро сказал Петров. – Какой банк?

– Это ваш банк, Эдик. Русский.

– Да?..

Петров растерялся, но не надолго. Ну, наш банк. Эка невидаль. Держат же российские бандиты деньги в заграничных банках. Почему бы заграничным бандитам не держать деньги в российских банках? Кто мне ответит, почему?

– Ну что же. Раз это российский банк, то я найду хозяина этих денег, – сказал он и сдвинул брови. – Я сделаю это, Билл.

Это было, по крайней мере, реальной задачей. То самое, как сказал Билл, «плюссирование одной-двух проблем к проблемам, you're allready having»… Ничего нерешаемого. Простое дело. Оторвать задницу, сказать слово, слазить в карман, послать человечка. Будничные повседневные обстоятельства жизни человека, профессия которого – работать с людьми. Не столь уж редкая профессия. И не столь уж простая. Но не столь уж и сложная.

Билл Крайтон смотрел на него с затаённой в глубине здорового американского организма усмешкой, будто просекая в русском коллеге нечто стержневое.

– Наливай посошок, Эдик! – сказал он. – Твоему человеку не дадут здесь политического убежища.

Эдуард Авксентьевич налил. Они чокнулись, выпили. Петров впился зубами в куриную ногу. Американец довольно улыбнулся, взял из вазочки новую зубочистку и сказал:

– Ещё в течение месяца, Эдик.

– Что в течение месяца, Билл? – спросил Петров, поперхнувшись куриной ногой.

– Твоему человеку не дадут политического убежища. Принеси мне её голову или хотя бы адрес, и ему не дадут его никогда. Ты сможешь отправить его домой.