Чингиз Абдуллаев - Символы распада Страница 5

Четвертым в этом кабинете был подполковник Левитин, самый молодой из присутствующих. Ему было тридцать шесть лет, и он, пожалуй, единственный из собравшихся мог не очень беспокоиться за свою дальнейшую судьбу. Телеграмма, лежавшая на столе, как минимум означала снятие с работы обоих сидевших в кабинете генералов, если не будут приняты чрезвычайные меры. И оба генерала это отлично сознавали, собираясь переложить ответственность и на своих подчиненных.

И наконец, последним офицером, находившимся на этом срочно созванном совещании, был представитель военной контрразведки, прибывший с Ерошенко полковник Ильин, мрачный, неразговорчивый сорокадвухлетний офицер с желтоватым осунувшимся лицом, как будто его мучила язва или он переболел желтухой.

— Телеграмма получена сегодня утром, — жестким голосом произнес генерал Земсков. — Полковник Машков подтвердил предположение военной прокуратуры о возможном убийстве двух молодых ученых из нашего Центра в Чогунаше. Вчера в хранилище была проведена проверка ядерных зарядов. Она показала, что два контейнера пустые.

Степанов дернулся то ли от страха, то ли от возмущения. Земсков посмотрел на своего коллегу-генерала из военной контрразведки. Тот угрюмо сказал:

— Когда мне сообщили об этом, я даже не поверил. За столько лет не случалось ничего подобного. И вот теперь такая катавасия.

— Два пустых контейнера, — безжалостно подтвердил Земсков. — Наш директор собирается сегодня вечером доложить обо всем Президенту. Уже до пяти часов вечера у нас должны быть конкретные рекомендации по этому делу.

— Они вместе поедут. С министром обороны, — сообщил Ерошенко, — наш министр уже информирован. Он тоже не поверил, когда ему сообщили. Он даже не знал в деталях о существовании подобных центров.

— Как это не знал? — спросил Земсков. — Он ведь раньше был командующим ракетными войсками.

— В том-то все и дело. Режим секретности у нас сами знаете какой был. Даже командующие всех родов войск не имели права знать о существовании ЯЗОРДов. Только министр обороны страны и один из его заместителей, курирующий эти вопросы. И больше никто, если не считать нашей службы.

— Нужно будет составить список всех, кто знал или мог знать о существовании Центра, — напомнил Земсков. — Свой мы уже готовим. Для начала необходимо создать программу стабилизации. Предотвратить всякие слухи, всякие возможные спекуляции. Ввести в Центре особый карантин, до выяснения всех деталей происшедшего. Может, там вообще никаких зарядов никогда не было… — Он посмотрел на Степанова.

Тот опять смутился, покраснел и нервно сказал:

— Были, товарищ генерал, я сам проверял несколько месяцев назад.

— Значит, были и сплыли, — разозлился Земсков. — Куда они могли, по-вашему, деться? Растаять? Испариться? Насколько я понимаю, один человек не мог так просто унести их в кармане.

— Не мог, — убитым голосом подтвердил Степанов. — Нужно как минимум два человека…

— У нас уже есть два человека, — оборвал его Земсков, — и оба в виде трупов.

Ему было неприятно, как ведет себя Степанов в присутствии военных. Мог бы держаться с большим мужеством, неприязненно подумал Земсков, глядя на дергающегося пенсионера. Если бы сам директор ФСБ не посоветовал вызвать этого размазню, сам бы он никогда не стал этого делать. Степанов только портил общий настрой своей неуверенностью.

— Оба ученых работали в лаборатории, занимающейся проблемами ЯЗОРДа. И оба неожиданно погибли в автомобильной катастрофе. Обычно такими происшествиями ведает спецпрокуратура, но там первичное расследование провели наши люди. Мы бы ничего не узнали, если бы не настойчивость прокурора Миткина, потребовавшего повторной экспертизы. Он был уверен, что машина, сорвавшаяся в овраг при такой малой скорости и столь резком торможении, должна была получить внешний удар. В результате экспертиза показала, что передняя шина автомобиля пробита пулей. Ее мы постарались идентифицировать, но винтовку пока не нашли. Судя по всему, двое погибших вошли в сговор с преступником и смогли каким-то невероятным путем вынести ЯЗОРДы с территории Центра.

Все подавленно молчали. Земсков только полгода назад был назначен заместителем директора и поэтому нервничал больше других. Он понимал" что при разборках прощения не будет никому. Отвечать придется всем вместе. Понимал это и его гость. Если сотрудники ФСБ отвечали за секретность и охрану, то после развала КГБ в девяносто первом году сам Центр находился в ведении Министерства обороны.

— Михаил Кириллович с инфарктом лежит в больнице, — непонятно почему сообщил Ерошенко. — Наша группа уже работает в Центре.

— Вечером мы с вами вылетаем, — напомнил Земсков, — но пока должны выработать общие рекомендации. Подполковник Левитин будет вести расследование пропажи ЯЗОРДов вместе с полковником Машковым, который уже находится в Центре. Прежде чем мы приступим к оперативному совещанию, я хотел бы отпустить полковника Степанова. У вас нет к нему вопросов?

— Есть, — — повернулся всем телом к бывшему сотруднику ФСБ генерал Ерошенко. — Как вы считаете, каким образом можно было вывезти ЯЗОРДы с территории Центра.

— Не знаю, — растерянно признался Степанов, — там многоступенчатая охрана, несколько линий, все многократно проверяется и контролируется. Нет, не могу себе представить, что ЯЗОРДы похитили. Просто не могу.

— Но как-то их все-таки украли, — настаивал Ерошенко. — Может, их тайно вывезли.

— Нет, — Степанов даже попытался слабо улыбнуться, — не могли. При выезде с территории Центра любой груз проверяется на радиоактивность. А ЯЗОРДЫ фонили бы так, что их обнаружили бы при первой же проверке. А там три линии. Нет, — снова решительно сказал он, — их не могли вывезти из Центра.

— Может, по воздуху? Вертолеты там садятся?

— В самом Центре это категорически запрещено. Даже когда один раз прилетал секретарь ЦК КПСС, кандидат в члены Политбюро, все равно не сделали исключения. Вертолеты садятся на специальной площадке, и все гости при входе и выходе обыскиваются. Никаких исключений, даже для самого директора Центра, — твердо сказал Степанов. Здесь он был в своей стихии. Центром он занимался много лет.

— Тогда где же ЯЗОРДы? Куда они исчезли? — потеряв всякое терпение, спросил уже Земсков.

— Они не могли исчезнуть, товарищ генерал, — сильно покраснев, сказал Степанов. — Полагаю, что их сумели перепрятать в другое место, но вывезти с территории Центра не могли. Это исключено. Я сам занимался вопросами обеспечения секретности на данном предприятии и режимом охраны. Земсков посмотрел на Ерошенко. Тот кивнул.

— Все понятно, — сказал хозяин кабинета, — у меня последний вопрос. Что вы думаете о руководстве Центра? Директор, его заместитель, начальник охраны…

— Директор — блестящий ученый, — сразу отозвался Степанов, — академик. Герой Социалистического Труда, лауреат…

— Это мы все знаем, — поморщился Земсков. — Как, по-вашему, он мог тайно вывезти ЯЗОРДы с территории Центра?

— Но это невозможно даже для него.

— Хорошо. Я поставлю вопрос по-другому. Он мог войти в сговор с другими людьми?

— Зачем ему это нужно? Он ведь такая голова…

— Мог или не мог?

— Не мог! — чуть не выкрикнул Степанов. — Не мог.

— У нас в списке еще три человека, имевшие доступ к информации по охране объекта. Заместитель директора Центра Кудрявцев.

— Валерий Вячеславович? — переспросил Степанов. — Нет, конечно. Он…

— Отвечайте только на вопросы, — разозлился Земсков. «И с такими офицерами приходится работать», — с сожалением подумал он.

— Кудрявцев работал в Англии, в США, — с гордостью сообщил Степанов, — ему предлагали там работу. Большие деньги. Но он вернулся в Россию и поехал работать в Центр.

— Полковник Сырцов? Что вы о нем думаете?

— Специалист высшего класса. Очень грамотный и толковый офицер. У меня к нему не было никаких претензий.

— Он арестован, — — сухо сообщил Земсков, — и его заместитель тоже. Вплоть до выяснения всех подробностей дела. Кто еще, кроме этих четверых, мог знать во всех подробностях о существовании лаборатории, о режиме охраны, вообще о ЯЗОРДах?

— Больше никто. Хотя, пожалуй, еще начальник самой лаборатории, где проводились испытания. Рафаэль Шарифов. Его всегда очень хвалил академик. Он говорил, что…

— Спасибо, — невежливо перебил его Земсков, — вы можете идти, Степанов. И, пожалуйста, никому ни слова. Режим секретности распространяется и на вас. Никаких телефонных звонков, никаких намеков, даже косвенных. Я думаю, вы меня понимаете?

— Конечно, — кивнул Степанов, поднимаясь. — Разрешите идти?

— Идите. — Земсков подождал, пока он вышел, обвел всех взглядом и, глядя на Ерошенко, неприятно усмехнулся. — Когда нет туалетной бумаги, приходиться пользоваться наждачной, — грубо сказал он, кивнув вслед ушедшему.