Жерар Вилье - Сафари в Ла-Пасе Страница 5

– В том-то и дело. По-видимому, госдепартамент заставил их пойти на это. Уж очень расшумелись некоторые послы.

Одним словом, люди ЦРУ в Ла-Пасе будут благословлять Малко.

– Но почему выбрали именно меня?

Джеймс Николсон с уважением глянул в золотисто-карие глаза Малко.

– Вам доверяют. Вы не потеряете отпечатки по дороге. Кроме того, как только вы передадите их боливийцам, надо будет, опять же неофициально, поставить об этом в известность французов, голландцев и израильтян. Чтобы боливийцы не сожгли бумаги...

Вся эта грязь угнетала Малко. Но он вспомнил, что прежде чем покинуть свой замок, ему пришлось закупить двадцать пластмассовых тазов, чтобы расставить их на чердаке: крыша протекает, а для срочного ремонта нужны деньги...

– А вы не боитесь, что Клаус Хейнкель расскажет все, что знает про ЦРУ? – спросил он. – Сейчас, в связи со всей этой историей, поднятой Джеком Андерсеном, момент не очень подходящий...

Джеймс Николсон хитро улыбнулся:

– Еще неизвестно, выдадут ли боливийцы Клауса Хейнкеля французам или израильтянам. Нынешнее правительство многим обязано немецкой колонии в Ла-Пасе. Им вовсе не хочется, чтобы Хейнкель был загнан в тупик. Все эти омерзительные отставники давно не участвуют в политике и хотят лишь мирно прожить остаток своих Дней... Они будут просить боливийцев помочь им... Ставлю серебряный доллар против боливийского песо, что в ближайшие дни Клаус Хейнкель очень неудачно поскользнется где-нибудь на улицах Ла-Паса... И на земле одним дерьмом будет меньше.

Слова американца заглушил громкоговоритель:

– "Скандинавией Эрлайнз" сообщает, что начинается посадка на самолет, вылетающий рейсом 955 по маршруту Лиссабон – Рио-де-Жанейро – Буэнос-Айрес – Сантьяго. Выход номер восемь. У пассажиров должен быть посадочный талон красного цвета.

– Это вам, – сказал Джеймс Николсон. – В Ла-Пасе будьте осторожны. У Клауса Хейнкеля еще много друзей. Досье передайте министру иностранных дел лично в руки...

Малко уже разглядывал через стекло лайнер Д-С 8 фирмы «Скандинавиэн Эрлайнз». Ему нравилось летать на самолетах дальних рейсов. Сервис, внимание, полнейший отдых. Открыв свой атташе-кейс, он вложил в него досье на Клауса Хейнкеля, военного преступника, агента гестапо и ЦРУ. На всякий случай у него был при себе миниатюрный пистолет. Не очень-то он доверял увеселительным поездкам, предлагаемым Центральным разведывательным управлением.

Чако, эта худосочная саванна, плоская, как ладонь, бесконечно тянулась под крылом Д-С 9, самолета компании «Ллойд Боливиана». В отличие от комфортабельного «Скандинавиэн Эрлайнз», здесь все было по-спартански. Малко с грустью вспоминал белокурую длинноногую стюардессу, занимавшуюся им от Лиссабона до Рио. От скуки он разглядывал папку, забытую кем-то из пассажиров: полное описание японских портов, изданное на французском языке информационным бюро по Дальнему Востоку. Он прочел адрес: Париж, улица Комартэн, 2-бис. Как далеко позади осталась Европа, подумал он.

Постепенно саванну сменили густые зеленые джунгли, широко раскинувшиеся на бескрайних просторах Бразилии, Парагвая и Боливии. Голос пилота сообщил:

– Слева от самолета – город Камири.

Малко посмотрел в иллюминатор и разглядел несколько крохотных строений. Именно здесь два года тому назад был убит боливийцами Че Гевара. Здесь закончилась легендарная жизнь, дав начало легенде.

До Ла-Паса оставалось полтора часа лету.

Самолет спускался среди отвесных вершин, окутанных облаками. Высота гор – шесть-семь тысяч метров. Правда, аэропорт Эль-Альто находится на высоте четырех тысяч двухсот метров над уровнем моря... Окрестности Ла-Паса были сказочно красивы. Под крылом самолета проплывали долины, пустынные ущелья с крутыми склонами. Тропический пейзаж резко сменился голыми вершинами Анд и пустынным плато Альтиплано. Между облаками просматривались сверкавшие на солнце крыши домов Ла-Паса, прилепившихся к склонам ущелья, в верхней точке которого располагался аэропорт.

Самая высокогорная столица в мире. Вокруг лишь отвесные вершины и однообразное плато Альтиплано. Самолет развернулся, и Малко увидел серебристую поверхность озера Титикака, находящегося в шестидесяти километрах к северу от города. Самолет пошел на посадку.

Скульптурно неподвижная таможенница рассеянно глянула в паспорт Малко и кивком головы указала на выход. Со своей короткой юбкой и неумеренным макияжем она скорее подходила к антуражу Фоли-Бержер, чем таможни. У выхода лиловый, как его мундир, полицейский бросился к Малко:

– Доллары? По тринадцати песо...

Он тряс зажатыми в кулак засаленными бумажными песо. Банк в аэропорту был, конечно же, закрыт. Полицейский-меняла преследовал Малко, пока тот не сел в такси, и даже там уселся рядом с ним! Было прохладно, но Малко чувствовал себя так, как будто грудь его была зажата в стальной корсет. Еще в аэропорту он видел упавшую в обморок женщину, ей прикладывали кислородную маску. Разреженный воздух! Послы в Ла-Пасе мерли, как мухи. Человеку с больным сердцем достаточно было сесть в такси в нижней части города и быстро подняться в верхнюю его точку, Эль-Альто, и он был готов: внизу было три тысячи метров, а вверху – четыре тысячи двести...

Освободившись от лилового полицейского, такси вылетело на самую рискованную дорогу в мире. Узкое асфальтированное шоссе, серпантином спускавшееся вниз, было заполнено дьявольским количеством грузовиков и автобусов. По обе стороны дороги неторопливо прохаживались или сидели на корточках бесчисленные индианки, ожидая неизвестно чего. Все они были похожи: коротышки с преждевременно постаревшими лицами, в шляпах-котелках на макушке, укутанные в разноцветные покрывала, с бесконечным количеством юбок, делавших их похожими на волчки; иногда с ребенком, привязанным к спине. Некоторые из них стояли терпеливо за лотком с убогим набором фруктов, жуя что-то и подремывая в ожидании покупателей. Заработав несколько песо, они отправлялись за десять, двадцать, а то и сто километров, на плоскогорье. Склоны гор представляли собой шевелящееся скопление трущоб. На одном из поворотов Малко заметил огромный плакат с портретом усача в военной форме под гигантским лозунгом, написанным красными буквами: «Победить или умереть с Банзером».

Вечно эти идиотские клятвы. Банзер уйдет, как и его предшественники, сто восемьдесят три президента, а индейцы и не заметят его исчезновения. В этом богом забытом уголке земли революции совершаются так же периодически, как смена времен года. Между двумя революциями каждый лидер старался чем-нибудь новым стряхнуть с туземцев их обычную апатию.

На зеркале заднего обзора такси висел флажок Боливии с надписью по диагонали: «Боливия требует вернуть ей море».

Дело в том, что несчастные боливийцы вот уже целый век требуют вернуть им выход к морю, захваченный когда-то чилийцами. А те и в ус не дуют. И вот ежегодно здесь устраивается «неделя моря», во время которой расцветают лозунги и воинственные заявления. А затем все затихает до следующего года. В ходе такой вот недели одно из предыдущих правительств на волне патриотических чувств приступило к строительству огромного отеля «Литораль» («Прибрежный») на улице Прадо, этих Елисейских полях Ла-Паса, но... из-за нехватки средств стройка была законсервирована. Как и вся Боливия.

Четыре миллиона ее жителей, рассеянных на территории, в два с половиной раза превышающей Францию, постепенно погрязают в средневековье, ежегодно отмечая очередную революцию. Такси, везущее Малко, проехало перед гигантским зданием «Комибол» (Горнорудная комиссия Боливии) и, выехав на проспект Камачо, остановилось.

– Вот и отель «Ла-Пас», – сказал водитель.

Джек Кэмбелл, Официально – директор Ю. Эс. Ай. Эс., а фактически – резидент ЦРУ в Ла-Пасе, иронически посматривал на Малко, пытавшегося преодолеть одышку. Контора находилась на улице Комерсио, в старой части города, в трех кварталах от гостиницы «Ла-Пас». Узкие улочки здесь подымались под углом не менее 30 градусов... В этой столице не было ни одной горизонтальной улицы. Каждый шаг стоил идущему больших усилий. Малко казалось, что он поднялся на Аннапурну. А низкорослые индианки, да еще с привязанными за спиной детишками, лихо обгоняли его, когда ему было в пору карабкаться на четвереньках.

Он разглядывал сидевшего напротив американца и думал, что нечасто можно встретить мужчину, столь безобразно одетого: бутылочного цвета брюки, синяя куртка и желтая рубашка. Но самым ужасным был его голос: гнусавый, сварливый, скрипучий, с отвратительным нью-йоркским акцентом. Весь его облик был преисполнен вульгарности, от курносого носа и до выпученных глаз за стеклами очков. Помещения конторы затерялись на третьем этаже полуразвалившегося здания без каких-либо вывесок. Ведь ЦРУ еще не оправилось после ущерба, нанесенного предыдущими правителями.