Платон Обухов - Несостоявшийся шантаж Страница 50

Коридор, по которому шел Олег, выводил к лифтам. Там стоял вооруженный автоматом охранник. Затаив дыхание, Смирнов шел вдоль стены. Ни один шорох, ни один вздох не должны были выдать его приближения.

До охранника оставалось пять метров, когда Олег рванулся к нему и, прежде чем тот успел снять с плеча автомат, схватил его за горло.

Пальцы Смирнова все сильнее и сильнее стискивали горло охранника. Тот захрипел и был вынужден выпустить из рук автомат, который с лязгом грохнулся на пол.

Олег чуть разжал пальцы и выдохнул:

— Где Робсон?

Охранник в испуге хлопал глазами, будучи не в состоянии произнести ни слова. Смирнов сильнее сжал ему горло. Капли слюны, скатившись по подбородку боевика, упали на руку Смирнова.

— Говори! — рявкнул Олег.

— Робсон… он… в восточной башне, — прохрипел наконец охранник.

— Веди меня туда!

— Не могу, — прошептал боевик. — Меня убьют.

Олег выхватил пистолет, щелкнул предохранителем. Уперев дуло в висок охранника, прошипел:

— Если ты не отведешь меня к Робсону, то я убью тебя! Выбирай!

Он вдавил пистолет посильнее. Лицо боевика исказилось от страха за свою жизнь. Веки задергались.

— Ну! — крикнул Смирнов.

— Хорошо, — проглотил слюну охранник. — Пошли…

Он вызвал лифт. Когда створки двери растворились, Олег втолкнул его в кабину и увидел, что боевик нажал кнопку десятого этажа. Лифт поехал.

Лукреция примерилась и положила на губы последний слой помады. Осмотрев лицо в зеркало, довольно улыбнулась. Хоть сейчас — на бал.

Положив помаду в сумочку из крокодиловой кожи, она перевела взгляд на миниатюрный экран лежавшего рядом с зеркалом карманного телевизора. На экране было хорошо видно напряженное лицо Олега и перепуганное — охранника.

Лукреция побарабанила пальцами по столу и, когда лифт находился между седьмым и восьмым этажом, нажала одну из кнопок пульта управления.

Лифт дернулся и завис между этажами. Яркий свет, заливавший оборудованную тремя зеркалами кабину, погас. Зажглись аварийные лампочки — вполнакала.

Лукреция набрала на электронном таймере время — пять минут. В последний раз оглядела себя в зеркало. Подхватила ставшую увесистой от набитых туда документов сумочку и вышла из комнаты.

Майкл Робсон сидел перед несколькими расставленными в ряд цветными мониторами и мрачно грыз ногти. Пока судно со слитками золота стояло у моста Вашингтона. Через полчаса, очевидно, оно пустится в плавание.

Тишину комнаты прорезало мелодичное треньканье звонка. Робсон бросил взгляд на один из мониторов. Перед дверью стояла Лукреция.

«Одета так, как будто собирается куда-то уезжать… а сумочка явно набита или деньгами, или чековыми книжками, — с подозрением подумал Робсон. — Что это значит?»

— Что ты хочешь? — высокомерно прозвучал в динамике его голос.

— Поговорить с тобой, — усмехнулась женщина.

Эта усмешка не понравилась доминиканцу даже больше, чем странное одеяние любовницы.

— Почему ты так… одета? — спросил Робсон. — Куда-то собралась?

— Я пришла попрощаться с тобой, Майкл Робсон. — На лице Лукреции, как всегда свежем и привлекательном, то появлялась, то исчезала легкая усмешка.

Робсон неожиданно почувствовал, как задрожали его пальцы. Ему вдруг показалось, что по безупречно гладкому фасаду его империи зазмеилась безобразная трещина.

Злобно ухмыльнувшись, доминиканец вытащил из правого ящика стола пистолет, передернул затвор, положил справа от себя и накрыл газетой.

После этого он нажал кнопку, блокировавшую дверь, и прохрипел в микрофон:

— Входи!

Уверенным шагом Лукреция вошла в комнату и опустилась на изящный французский стул красного дерева. Это был стул из гарнитура Марии-Антуанетты, которым она пользовалась в то время, когда была еще женой дофина и жила в том крыле Версальского дворца, которое ей отвела всесильная фаворитка свекра мадам Дюбарри.

— Я пришла попрощаться с тобой, Майкл, — повторила она. — Но прежде мне хочется сказать тебе несколько слов.

Робсон откинулся на спинку стула и попытался придать своему лицу непринужденное выражение. Однако в каждом его жесте сквозили напряжение и неуверенность.

— Правда может быть жестокой, Майкл, — задумчиво проговорила женщина, — но она в любом случае лучше лжи. Знай, последние два года я за твоей спиной прибирала к своим рукам все нити управления твоей империей. Я вербовала себе сторонников из лучших людей. Создавала тайные денежные фонды, из которых одаряла людей, ставших верными мне. Копила деньги и драгоценности, которые могли бы пригодиться мне на случай побега.

Лукреция полюбовалась на свои безупречно наманикюренные и покрашенные нежно-розовым лаком ногти и продолжала:

— Но мне не хотелось собирать свое богатство по крохам. Поэтому, когда у тебя зародилась мысль о ядерном шантаже Соединенных Штатов, я развила ее. Намекнула, что лучше всего разместить ядерные устройства в Гренландии, — чтобы выкуп платили не только США, но и другие страны. Те, которые пострадали бы в результате поднятия уровня Мирового океана. Стала любовницей твоего лучшего друга Симона Тейлора, и он помог тебе осуществить начальную фазу операции «Нуук».

— Как?.. — задохнулся Робсон. — Ты спала с этим подонком?

— Я спала с подонком — с тобой! — прошипела Лукреция. Она подалась вперед на стуле: — Думаешь, я любила тебя хотя бы минуту?! Я постоянно испытывала к тебе самую жгучую ненависть!

— Но почему?! — Даже в эту минуту Робсон не мог скрыть удивления. — Ведь я поднял тебя из грязи, из нищеты, сделал королевой… ты ни в чем не знала отказа!

— Именно поэтому я тебя и ненавидела! — отрезала Лукреция. — Я была на всю жизнь унижена твоими благодеяниями. А унижение переросло в ненависть.

Она замолчала. Робсон нервно постукивал по столу пальцами. Лукреция усмехнулась:

— Чего теперь говорить! Ты отстранен от проведения операции «Нуук». Завершать операцию буду я!

Робсон сбросил на пол газету, прикрывавшую револьвер, и навел ствол на Лукрецию:

— Сейчас ты умрешь, грязная потаскушка!

Он опасался, что у женщины в сумочке может оказаться маленький дамский пистолетик, и поспешил нажать на спусковой крючок.

Однако выстрела почему-то не последовало. Робсон, который начинал как гангстер-бессеребренник, грабивший прохожих за пачку сигарет, мгновенно передернул затвор. Негодный патрон вылетел из пистолета, на его место встал новый, и доминиканец вновь нажал на спусковой крючок.

— Можешь стрелять в меня сколько угодно, — раздался спокойный голос Лукреции. — Только имей в виду: все патроны в твоем пистолете — без капсюля. Просто пули в пустых гильзах.

Не веря ей, Робсон дергал затвор до тех пор, пока из магазина не выскочили все девять патронов.

Лукреция говорила правду. Этими патронами было невозможно убить даже комара!

— Я же сказала тебе, что все твои люди переметнулись на мою сторону, — заметила Лукреция. Она вновь замолчала. Затем, не скрывая торжества в голосе, проговорила: — Знаешь, почему я убедила их в конце концов? Я сказала им, что ты — известный в мире преступник. Тебя хорошо знают ФБР, ЦРУ и Интерпол. Даже если тебе посчастливится взять выкуп, тебя отыщут с ним на дне моря. Золото отнимут, а тебя и всех тех, кто пойдет за тобой, — посадят. Хорошо, если в тюрьму, а не на электрический стул. А я — темная лошадка! Никому и в голову не придет считать меня повелительницей сотен мафиози, которые поднимут для меня золото со дна Гудзона! Поэтому-то твои люди, трезво взвесив мои шансы, предпочли меня…

Звериный вопль вырвался из груди Робсона. Не помня себя от ярости, доминиканец подскочил к стене. Там, на барсовой шкуре, висел тяжелый кинжал. Италия — эпоха кондотьеров. Больше всего на свете — даже больше американского золота — Робсон хотел всадить широкое лезвие по самую крестообразную рукоять в грудь вероломной Лукреции.

Но женщина даже не шелохнулась, когда Робсон схватился за рукоятку кинжала, готовясь выдернуть его из ножен. Она сохраняла ледяное спокойствие.

Казалось, кинжал был заговоренный. Робсон дергал, дергал за его рукоять, но он упорно не хотел вылезать из ножен. Странное дело! Застряло не только лезвие, но и сами ножны не отдирались от стены!

— Не трудись понапрасну! — с презрением бросила Лукреция. — Нож из ножен не вытащит даже Геракл. Да ты и не отдерешь кинжал от стены. Я все предусмотрела…

И, не обращая уже больше никакого внимания на Робсона, она бросила взгляд на часы.

Олег уже хотел ломать крышу лифта и выбираться из шахты по тросу, который опускал и поднимал кабину, когда в кабине внезапно зажегся в полную силу свет и она, как ни в чем не бывало, поехала вверх.

Охранник перевел дух. Все это время, пока они висели между седьмым и восьмым этажами замка, дуло пистолета Олега было плотно прижато к его спине. Каждое мгновение охранник опасался, что пальцы Смирнова, дрогнув, оборвут его жизнь до срока.