Иоганнес Зиммель - Ушли клоуны, пришли слезы… Страница 52

— Господин Сондерсен, — сказала Норма, — что вас так тревожит?

Он не ответил. Мимо них бесшумно скользнули вниз один за другим два лифта.

— Я как будто задала вам вопрос, господин Сондерсен.

— Я не глухой, фрау Десмонд.

— Однако ответом меня не удостаиваете.

Снова скользнула вниз пустая кабина.

— Почему вы отмалчиваетесь, господин Сондерсен?

На редкость моложавый для своих лет мужчина — с его разочарованным в своих надеждах отцом Норма познакомилась много лет назад в Нюрнберге — посмотрел ей прямо в глаза. Норма этот тяжелый взгляд выдержала. Вниз постоянно спускались пустые кабины. В коридоре по-прежнему ни души.

— Знаете, я очень люблю фильмы Вуди Алена, — проговорил наконец Сондерсен.

— Я тоже, — сказала Норма. — Но какое отношение…

— Не торопитесь! — Сондерсен вскинул по привычке руки и снова опустил их. — В одном из фильмов герой Вуди Алена говорит такие слова: «Я еврей. Но объяснить это я могу».

— Страшные слова.

— Вы спросили, что меня тревожит?

— Да, и повторила вопрос?

— Меня кое-что угнетает, — тихо проговорил Карл Сондерсен. — Я не могу этого объяснить.

19

— Красивые туфли, а? — сказала Еля.

— Очень красивые, — согласилась Норма.

— Из всех моих туфель — самые красивые!

— Они правда прелесть. Папа купил их по секрету от тебя, поставил у кровати, и сегодня утром ты их нашла?

Девочка радостно улыбнулась.

— Да! Он-то, конечно, знал, что я о них мечтаю! Когда он провожал меня в школу, мы проходили мимо обувного магазинчика — они там стояли прямо в витрине. Ну, и я несколько раз показывала ему их. И говорила еще: «Посмотри, Ян, на эти вот синие туфельки с белой пряжкой, я на них просто насмотреться не могу, до того они красивые». Но чтобы он купил их мне, никогда не просила. Правда! А ведь до смерти хотелось, чтобы он сам догадался. А сегодня утром я проснулась, и они стоят у кровати! Ян уже уехал в институт, а Мила сказала мне, что папа купил их специально для прогулки по каналам. Знаете, как давно я мечтала об этом! А тут и туфли, и прогулка! Классно! А туфли мне в самый раз. Вот посмотрите!

Маленькая черноглазая девчушка с черными волосами прохаживалась взад-вперед перед Нормой.

— И не жмут нигде, и не давят. Мила рассказала, что Ян прихватил в магазинчик другую пару, которую я ношу, чтобы они не перепутали размер. Я ведь расту. И поэтому папа положил в коробку записку: «Это твои выходные туфельки. Если не подойдут, возьмем на размер больше». Мой папа — самый милый на свете, правда?

— Да, — ответила Норма. — Самый милый.

— Только он всегда занят. Или в отъезде, — сказала девочка. — Конечно, со мной Мила. Я ее тоже очень люблю, но это совсем другое.

— Да, совсем другое, — согласилась Норма.

Светило солнце, и они сидели в «Альстерском павильоне» у Девичьего спуска, неподалеку от причала для речных прогулочных судов. Кругом было много весело улыбающихся прохожих, к причалу подходили и отходили большие и маленькие катера. Норма и Еля, одетая в светло-синее платье с белым воротничком и белыми манжетами, целых полчаса ждали здесь Барски. Он попросил Норму заехать за Елей, поскольку ему предстояло еще задержаться в лаборатории.

Дверь Норме открыла Мила.

— У Яна всегда так, — говорила гостье девочка. — Только утром, за завтраком, его и вижу. Если повезет и я не засну — вечером пару минут. Он у меня высший сорт, честно, а дома почти не бывает! У других детей из моего класса… у них у всех есть и папа и мама. А если у кого развелись, еще лучше.

— Почему это? — удивилась Норма.

— Ну, их ведь по воскресеньям и по праздникам забирают те родители, что ушли из семьи. Либо папаша за ними является, — объяснила Мила, — либо мамаша. Что, конечно, реже. Ну, и каждый старается побаловать свое дитятко. Поняли?

— Это только для посторонних глаз все так красиво, — ответила Норма. — На самом деле всегда иначе.

— Я сделаю все, что в мои силах, — сказала Мила, потирая свой утиный нос. — Вы уж поверьте мне, сударыня. На Елю я не надышусь. Только мать ей не заменю. Уж как плохо, что наша добрая хозяйка так рано оставила нас… Ничего, сердечко мое, сегодня ты целый день будешь гулять с папой… и с сударыней тоже!

— А вы чем займетесь? — полюбопытствовала Норма.

— О-о, дел столько — не присядешь! — Седовласой польке было лет примерно шестьдесят. — Когда наша красавица заиграется, обязательно что-нибудь порвет или сломает. Так что и подшить приходится, и заштопать тоже, и посуду помыть, и подмести, и пропылесосить — да мало ли? А когда всю работу переделаю, с книжкой посижу или телевизор включу. Я и одна не скучаю…

— Откуда вы родом? — спросила Норма.

— Я-то? Из-под Брно. И всегда при людях с детьми жила. Вот и к хозяину нашему с его бедной женой так попала. Уж как она мучилась, милая моя, одному Богу милосердному известно. — И, одевая Елю, продолжала шепотом, прикрывая ладонью рот: — Под конец я даже молиться стала: «Боже правый, прибери ее к себе, за что ей все эти муки?» Ну, Он и прибрал. А хозяин наш с тех пор сам не свой, места себе не найдет. Он, понятное дело, скрывает, никому ни слова не скажет. Только горя сердечного не скроешь… Все, готово! Отдыхайте, веселитесь на здоровье, воздухом свежим дышите! — она снова повысила голос. — Храни тебя Господь, сердечко мое. И вас, сударыня, тоже!

Она спустилась с ними на лифте, проводила до машины и помахала вслед, когда они отъехали…

Еля сидела напротив Нормы и потягивала через соломинку кока-колу прямо из бутылки. Норма пила чай. Было уже без двадцати одиннадцать, а Барски все не появлялся. Вокруг прогуливались улыбающиеся люди, играла музыка, а выстроившиеся вдоль реки высокие деревья и кусты отбрасывали на блестящую поверхность Альстер длинные тени.

— С тех пор как я знаю, что мы с папой и с вами летим в Берлин, все классно. А когда вернемся, пойдем вместе в оперу — суперклассно! — сказала девочка и широко улыбнулась. — Я так разволновалась, когда в школе сообщили, что меня посылают в Берлин. А потом Ян сказал: мы полетим все вместе — вот здорово! Ведь многие дети летят туда вместе с родителями, почему я — нет? Хотя у меня всего один родитель. Но теперь и вы — с нами. Как будто у меня двое родителей, как у остальных.

— А маму свою ты хорошо помнишь? — спросила Норма.

— Нет, почти совсем не помню. Я ведь тогда маленькая была. Мила говорит, она сейчас на небе. Я такого себе даже представить не могу. Как она туда поднялась? И почему она должна была умереть? Когда я спрашиваю Милу, та говорит, что Боженька раньше всех призывает к себе тех, кого успел полюбить. Это просто подлость с Его стороны. Если человека полюбишь — сразу смерти ему желать, да? А вы как думаете?

— Я тоже так считаю, — сказала Норма. — А что ты вообще-то написала в письме Рейгану и Горбачеву?

— Что я будто бы черепаха, которая сидит на горячем песке и думает, что она в море. И что мне придется умереть, как моей маме. И что перед смертью я прошу их обоих: хватит вооружаться!

— Ты написала, что ты черепаха?

— Морская черепаха, — уточнила Еля и отпила кока-колы.

— С чего ты взяла?..

— «Куколка, я о тебе мечтаю…» — донеслось из динамика, установленного над причалом.

— Я как-то посмотрела один фильм, — начала Еля. — По телевизору. Про одну морскую черепаху, короче. Я во время этого фильма почти все время ревела. И рассказала о нем Яну. И про черепаху — тоже. Она там не сразу появляется, ближе к концу. Только из-за нее я больше всего плакала. И я сказала Яну, что решила написать Рейгану и Горбачеву, а он ответил: правильно, надо написать.

Сидевший за соседним столиком пожилой мужчина встал и, проходя мимо них, сказал, поклонившись:

— Красивая у тебя мама, девочка.

— Спасибо, — ответила Еля. А потом, когда он вышел из павильона, лукаво взглянула на Норму: — Он подумал, что вы моя мама!

— Так что там случилось с черепахой? — спросила Норма.

— Будь вы и в самом деле моей мамой… — Еля подняла на нее сияющие глаза, и ресницы ее задрожали. — Я ведь уже говорила — черепаха появилась под конец. Хотите знать, что было сначала?

— Да, — сказала Норма. — Расскажи, Еля!

— Ну вот, — начала девочка, — сначала долго показывали море. Ужасно много моря. А на воде белые бабочки. Все мертвые. Миллионы мертвых бабочек, объяснил диктор. Оно было все белое, это море. Диктор сказал, что это море перед Атоллбикини.

— Ты хотела сказать… перед атоллом Бикини?

— А что такое атолл?

— Маленький островок, — объяснила Норма. — Округлой формы.

— Я так и подумала, — сказала Еля. — Диктор объяснял, что сколько-то лет на этом атолле Бикини испытывали атомные бомбы. Про это вы знаете, правда же?

— Конечно, — ответила Норма. — Как не знать!