Ян Флеминг - Бриллианты вечны. Из России с любовью. Доктор Ноу Страница 53

— Я внимательно выслушал генерала Воздвиженского. Мне нечего прибавить.

Полковник государственной безопасности Никитин, поразмыслив, пришел к выводу, что будет весьма кстати подчеркнуть, что у ГРУ вообще нет никаких свежих идей и предложений, а затем согласиться с мнением всех присутствующих на совещании — в особенности, если оно совпадает с мнением генерала Г. К тому же полковник Никитин знал, что Секретная служба поддержит его рекомендацию.

— Предлагаю выбрать объектом террористического акта английскую спецслужбу, — заявил он решительным голосом. — Видит бог, мое управление не испытывает с этой стороны особых трудностей, но с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Но генералу Г. не понравилась решительность, прозвучавшая в тоне полковника Никитина, а также то, что полковник опередил его: генерал тоже хотел высказать предложение провести операцию против английской секретной службы. Он постучал зажигалкой по столу, как бы напоминая о своей роли председателя.

— Итак, ни у кого нет возражений, товарищи? Террористический акт против английской разведки?

Сидящие за столом кивнули.

— Единодушно. Теперь нам предстоит выбрать конкретную кандидатуру в этой организации. Генерал Воздвиженский сказал что-то относительно мифа, на котором основывается так называемая сила английской секретной службы. Как, по-вашему, можно разрушить этот миф и одновременно подорвать деятельность самой организации? Кто олицетворяет это миф? Глава секретной службы? Кто возглавляет английскую секретную службу?

Адъютант полковника Никитина что-то прошептал ему на ухо. Полковник предложил собравшимся ответ на этот вопрос.

— Это адмирал, известный по инициалу М. У нас есть на него досье, но довольно скудное. Он почти не пьет и слишком стар для женщин. Широкой общественности о нем ничего не известно. Устранить его будет нелегко: он почти не выезжает за границу, а застрелить его на улице в Лондоне хотя и можно, но чего мы добьемся этим?

— Вы рассуждаете весьма логично, товарищ полковник, — согласился генерал Г. — Но разве так уж трудно найти цель, которая отвечала бы всем нашим требованиям? Разве среди агентов английской секретной службы нет легендарного героя, которым восхищаются остальные и чья смерть вызовет смятение? Мифы тоже не создаются на пустом месте, они — следствие героических поступков. Неужели там нет такого разведчика?

Воцарилась тишина. Присутствующие задумались, пытаясь вспомнить имя подходящего человека.

Тишину снова нарушил полковник Никитин.

— В общем-то, есть. Это разведчик по имени Бонд.

6. Смертный приговор

— Е… мать! — выпалил свое любимое ругательство генерал Г. Его ладонь опустилась на поверхность стола с шумом пистолетного выстрела. — Товарищ полковник, разумеется, у них есть разведчик по имени Бонд. Джеймс Бонд. И ни один из нас, включая меня, не вспомнил сразу это имя. Действительно, у нас что-то случилось с памятью. Немудрено, что наша разведывательная служба подвергается критике.

Генерал Воздвиженский решил, что он сам и его управление нуждаются в защите.

— В мире множество врагов Советского Союза, товарищ генерал, — запротестовал он. — Когда мне требуются их имена, я обращаюсь в отдел документации. Разумеется, я помню имя английского шпиона Бонда. Он неоднократно срывал наши операции. Но сейчас я думаю о других именах — именах тех, кто стоит у нас на пути сейчас, сегодня, на этой неделе. Я люблю футбол, но не собираюсь запоминать имя каждого иностранца, забивающего гол в ворота «Динамо».

— Вам угодно шутить, товарищ генерал, — холодно ответил генерал Г., всем своим видом подчеркивая неуместность такой шутки. — Мы занимаемся здесь серьезными делами. Я признаю свою ошибку, состоящую в том, что не вспомнил тут же про этого печально известного нам шпиона. Полковник Никитин, я уверен, сообщит нам подробности, связанные с деятельностью Бонда, но я припоминаю, что этот шпион по крайней мере дважды помешал успешному проведению операций СМЕРШа — правда, еще до того, как я был назначен руководителем этой организации. К сожалению, мой предшественник не принял меры к его устранению.

— У нас тоже были неприятности с этим Бондом. Готовился запуск ракеты с атомной боеголовкой из Южной Англии в Лондон. Бонд помешал осуществлению этой крайне важной операции, которая могла бы принести отличные результаты. Последствия оказались настолько серьезными, что их удалось уладить с большим трудом.

Генерал Славин из ГРУ понял, что должен вмешаться. Запуск ракеты готовился армейской разведкой, и в неудаче обвинили ГРУ. Никитину это было отлично известно. МГБ стремилось как всегда во всем обвинить соперника.

— Товарищ полковник, — начал генерал Славин ледяным голосом, — запрос был, но по нему не было принято каких-нибудь действий. Иначе Бонд не смог бы нам помешать.

Полковник Никитин задрожал от ярости и с трудом сдержался.

— Прошу извинить меня, товарищ генерал, — ответил он, — но предложение ГРУ не было поддержано наверху. Отношения с Англией были тогда слишком напряженными, и, по-видимому, вы забыли об этом. В случае одобрения нашего запроса исполнение было бы поручено СМЕРШу.

— Мы не получали никаких указаний, — отрезал генерал Г., — иначе этот шпион был бы немедленно устранен. Но сейчас не время заниматься историей. Может быть, МГБ проинформирует нас более подробно о недавней деятельности Бонда?

Полковник Никитин опять посовещался с адъютантом и повернулся к столу.

— У нас очень мало свежей информации, товарищ генерал, — произнес он извиняющимся тоном. — Мы знаем только, что его последнее задание было связано с контрабандой алмазов, их доставкой из Африки в Америку. Но это дело не имело к нам никакого отношения. Может быть, есть какие-либо новые сведения в его досье.

Генерал Г. кивнул и поднял трубку местного телефона.

— Отдел документации? Говорит генерал Грубозабойщиков. Досье Джеймса Бонда — английского шпиона. Немедленно. — Он услышал ответ: «Будет исполнено, товарищ генерал» — и положил трубку.

— Мне представляется, товарищи, — сказал он, — что этот шпион является подходящей целью. Это — опасный враг государства. Его ликвидация отвечает интересам всех управлений разведывательного аппарата. Вы согласны?

Утвердительные кивки.

— Смерть Бонда будет чувствительным ударом для английской секретной службы. Но изменит ли его исчезновение ее деятельность? Поможет уничтожить миф, о котором мы только что говорили? Является ли этот человек героем своей организации и всей страны?

Генерал Воздвиженский решил, что вопрос предназначен для него.

— Англичане не проявляют длительного интереса к героям, если только это не футболисты, жокеи или игроки в крикет. Если человек поднимется на ранее недосягаемую вершину или быстрее всех бегает, он становится героем для отдельных личностей, но не для широких масс. Королева Англии тоже героическая личность, равно как и Черчилль. Но военные герои не слишком интересуют английский народ, и Бонд ему неизвестен. Даже если был известен, все равно не считался бы героем: в Англии ни открытая война, ни секретная не вызывают энтузиазма. О таких вещах стараются не думать или забыть как можно быстрее. Что же касается секретной службы, то этот человек может быть предметом восхищения для ее сотрудников, но может и не быть. Это зависит от его внешности и личных качеств. Не исключено, что он жирный, неопрятный и отталкивающего вида человек. Такая личность не может быть героем, какой бы успешной ни была ее деятельность.

— Захваченные нами английские шпионы хорошо о нем отзываются, — заметил Никитин. — В разведке его любят. Говорят, что он всегда действует в одиночку, но хорошо относится к окружающим и внешне выглядит привлекательно.

Зазвонил внутренний телефон. Генерал Г. снял трубку, послушал и ответил: «Принесите сейчас же». Раздался стук в дверь. Вошел адъютант с толстой папкой в руках, положил ее перед генералом Г. и тут же вышел, осторожно притворив за собой дверь.

Папка была черного цвета с белой полосой, пересекающей ее по диагонали. В правом верхнем углу было напечатано белыми буквами: «Совершенно секретно». В центре было написано: «Джеймс Бонд» и пониже — «Английский шпион».

Генерал Г. развязал тесемки, открыл папку и достал большой конверт с фотографиями. Он наклонил его и высыпал фотографии на стол. Затем стал брать их одну за другой и внимательно рассматривать — иногда с помощью увеличительного стекла, которое он достал из ящика стола. Каждая фотография попадала потом к Никитину, который, посмотрев, передавал ее дальше.

На первой фотографии было написано: «1946 год». Темноволосый молодой человек сидит в уличном кафе. На столе — стакан и сифон с газированной водой. Правая рука покоится на краю стола, пальцы небрежно сжимают сигарету. Конечно, не предполагает, что его фотографируют.