Нисон Ходза - Злая звезда Страница 6

— Разрешите вопрос? — спросил Громов. — Существуют ли обоснованные предположения о путях проникновения нарушителя через нашу границу? Откуда его ждать: с моря, воздуха или суши?

— К сожалению, нарушитель почему-то не счёл нужным сообщить нам, какой вид транспорта он предпочитает. И поэтому мы должны ждать его отовсюду. Это, конечно, хлопотно, но что поделаешь!..

Громов покраснел. Он знал манеру полковника «воспитывать иронией».

— Это как раз тот случай, когда необходимо полное взаимодействие сил, — продолжал Зарембо, делая вид, что не замечает смущения Громова. — Нарушитель может упасть с неба, может вынырнуть из воды, а может выйти из вагона экспресса. Пока что мы знаем твёрдо только одно: его отправная точка — Западная Германия.

— Это уже немало, — заметил Миров.

— Надзор морских пограничников должен быть усилен, — сказал кавторанг Янов.

— Какие меры, товарищ Янов, вы считаете первоочередными?

— Думаю, прежде всего надо представить себе возможный район высадки нарушителя и исходя из этого — решать всё остальное.

— Безусловно. Продолжайте.

— Ясно, что нарушитель будет искать наименее охраняемый квадрат, то есть такой, где нет строительства военных и промышленных объектов, где нет прибрежных рыболовецких колхозов.

— Естественно…

— Значит, придётся на ближайшие дни пересмотреть схему расположения пограничных кораблей… С учётом этих обстоятельств…

— Надо учесть и другое, — сказал Миров. — Будем исходить из предположения, что иностранной контрразведке известно примерное расположение наших пограничных кораблей. Это не исключено…

— Тем более необходимо пересмотреть позиции кораблей.

Зарембо подошёл к карте:

— Покажите наименее охраняемые районы вблизи Семёрки.

Янов обвёл указкой несколько голубых квадратов.

— Итак, решено — охрану усиливаем здесь. А что скажет подполковник Громов?

— На этих же участках будут усилены и береговые дозоры. Полное, так сказать, взаимодействие…

— Тогда — всё. У вас, товарищ Миров, будут замечания?

— Только одно: усиливая охрану в одних местах, не ослаблять её в других.

Все улыбнулись.

— Это идеал, к которому мы всегда стремимся, — сказал Зарембо, — но, как известно, идеалы чаще всего недосягаемы…

6. Мирон Пряхин

Вот уже несколько дней, как большие и малые беды ворвались в дом старого рыбака Мирона Пряхина. Началось с того, что сын и невестка решили бросить колхоз и уехать в город.

— В городе нам будет лучше, папаша, — объяснял Василий. — Плотник в городе — фигура. Понимаете, папаша, фи-гу-ра! Потому как там мировое строительство!

— Чего нам здесь киснуть? — подхватила невестка. — В городе водопровод, гастроном, кино, в парикмахерской укладку на голове делают…

— Обезьяне хоть корону золотую напяль — всё одно макакой останется, — хмуро сказал Мирон Акимыч.

— Это как понимать?! — завопила невестка. Маленькое личико её сморщилось и стало впрямь похоже на обезьянью мордочку.

— Нехорошо, папаша, — сказал осуждающе Василий. — Мы к вам, можно сказать, всей душой, а вы к нам чем? Устроимся в городе и вас выпишем. Чего тут, на отшибе…

— Это ты будешь на отшибе! Мне твоей жалости не надо! А колхоз бросать — не имеешь права. И отца в старости бросать не положено.

— А макакой обзываться положено? — всхлипнула невестка. — Некультурный вы человек!..

— Не встревай! — цыкнул Василий. — Я из-за Дроздова ухожу! Понимаешь?! Он из меня душу вымотал! А вы, папаша, должны за меня держаться. Один я у вас…

— Один… — старик тяжело вздохнул. — Один… — Взгляд его остановился на фотографии, пришпиленной к стене над комодом. Оттуда весело глядел подросток с озорными глазами, с таким же, как у Васьки, круглым подбородком. Это был старший сын Пётр, погибший на войне осенью сорок первого года.

Васька понял, о чём думает отец.

— Держаться, папаша, надо за живого, — степенно сказал он. — От мёртвых какая помощь?

— А мне и от тебя не надо помочи! — взорвался старик. — Скатертью дорожка! Проживу без вас!..

Разговор кончился совсем худо. Молодые уехали не простившись, не оставив адреса.

А вскоре — новая беда. Явился председатель колхоза «Волна» Дроздов. Дрозд (как его прозвали в колхозе) славился своими длинными речами и пристрастием к трудным иностранным словам, которые он выговаривал со смаком, без запинки. Из-за обилия этих слов речь его не всегда была понятна, но кое-кто принимал это за образованность. Разговаривая с колхозниками, Дрозд частенько прибегал к военной терминологии, хотя в армии быть ему не пришлось, потому что всю войну он прослужил где-то начальником районной инспекции пожарного надзора.

Дрозд не любил Мирона Акимыча. Его раздражала бесцеремонность, с которой ершистый старик критиковал его туманные речи.

Он пришёл под вечер. Не здороваясь, не сняв кепки, коротко заявил, что осенью колхоз заберёт у Пряхина приусадебный участок.

Мирон Акимыч не сразу понял, о чём он говорит.

— Участок нарезан Василию, — пояснил председатель. — А он проявил себя дезертиром трудового фронта. Посему мы принимаем дисциплинарные меры. В целях воспитания. Чтобы всё было в соответствии!

— Выходит — мне живьём в землю ложиться?

— Действуй по обстоятельствам! Предупреждаю: участок пустим под озимые. Раз сказал — два не буду!

— А вот посмотрим! — взъелся старик. — Напишу в газету, живо тебя под рёбра возьмут! Обязан чуткость народу оказывать!

— Газеты не боюсь — сам писывал. Даю последний ультиматум: в октябре участок заберём.

— Не пугай — пуганы! Лодка есть, перемёт цел, наше поле — море: даёт рыбу, даёт хлеб…

— Погоди, погоди! Твою же лодку шторм весной разбил.

— А у меня Васькина осталась.

— Васькина? Признаёшь?

— Чего мне таиться, не краденая…

— В такой ситуации упомянутая выше лодка подлежит безоговорочной на-ци-о-на-ли-за-ции.

— Чего-чего? Опять туману напускаешь?

— Простых слов не понимаешь. Объясняю: лодку заберём!

— Это как же так? На каком основании?

— В соответствии! Васька твой — отпетый хлюст. Увёз в город колхозный рубанок! Уголовно наказуемое деяние! А ты и адрес его маскируешь. Значит — соучастник. Так что прямо говорю — лодка переходит на колхозный баланс. Вернёт Васька рубанок — получишь лодку! Раз сказал — два не буду!

И, хлопнув калиткой, председатель зашагал в контору.

Мирон Акимыч тяжело опустился на скамью. «Не может того быть, — успокаивал он себя. — Что же мне, с протянутой рукой идти или к Ваське с поклоном тащиться?» При одной мысли об этом узловатые пальцы старика сжимались в тугие кулаки. «Не дождётся Васька! Помру — не поеду!»

В тот же день к старику явился колхозный механик Павел — совсем юный паренёк — и сообщил, что лодка по приказу председателя отведена к колхозному при чалу.

— Председатель приказал вёсла принесть, — сказал парень, стараясь не смотреть старику в глаза. — Чтобы сед ни же…

— Вёсла?! — закричал Мирон Акимыч и сорвался с голоса. — Сжёг я вёсла, сжёг! Так и скажи!..

В ту ночь старик не сомкнул глаз. Раскалённые молнии полосовали чёрное небо, шатался от громовых раскатов старый пряхинский дом, и прямые, как струны, упругие струи дождя неумолчно стучали по ржавому железу крыши. Только к рассвету с моря дохнул ветер, разорвал нависшее над землёй сырое пухлое небо, и большие утренние звёзды, как золотые пчёлы, ныряли в рваных свинцовых тучах.

Старик не спал. Злоба с Васьки перекинулась на Дрозда, с Дрозда — не колхозные порядки, с колхоза — на весь божий мир. «Лишить рыбака лодки! Где это видано? О чём думают власти?! Кто это позволил такое? И про Ваську не верю! Не было воров в роду Пряхиных!..»

Горькие мысли Мирона Акимыча прервало жалостное блеяние козы. Старик забыл покормить с вечера Машку.

Хмурый, невыспавшийся, с тяжёлой головой, он вышел во двор. У порога стояла Машка. Уставившись на старика жёлтыми стеклянными глазами, коза укоризненно заблеяла.

— Сейчас, сейчас, — сказал виновато старик. — Дай ополоснусь…

Коза пристально следила за хозяином. Повозившись у рукомойника, старик снял с забора длинную верёвку.

— Пойдём харчиться на гору, — сказал он. — Эх, кабы лодка! Без лодки — рыба в реке, да не в руке!

Он вывел козу за калитку и слегка шлёпнул тяжёлой ладонью по лохматой шее. Машка весело зацокала копытцами по знакомой дорожке. Она семенила впереди, изредка оглядываясь, как бы делая вид, что сама ведёт старика на верёвке и смотрит, чтобы тот не отстал.

— Здесь я, здесь! — говорил Мирон Акимыч, горько усмехаясь. — Куда мне теперь без тебя?..

Машка знала, что её ждёт сочная, сладкая трава. Голод гнал её вперёд, она нетерпеливо дёргала туго натянутую верёвку.