Ян Флеминг - Бриллианты вечны. Из России с любовью. Доктор Ноу Страница 6

— Сержант Данквертс здесь.

— Пригласите его, — сказал Вэлланс. — А Лобиньер пусть ждет моего вызова.

Секретарь придержал дверь рукой, и в кабинет вошел невзрачный лысоватый человек в очках. Его бледное лицо, казалось, излучало доброту и усердие. На вид его можно было принять за старшего конторского клерка, тем более, что он был не в форме, а в гражданской одежде.

— Добрый день, сержант, — обратился к нему Вэлланс. — Это — коммандер Бонд из министерства обороны. — Сержант вежливо улыбнулся. — Поезжайте вместе с ним в «Бриллиантовый дом», в Хэттон-гардене. Он будет «сержантом Джеймсом», одним из ваших подчиненных. Вам стало известно, что украденные на Эскоте алмазы преступники пытаются переправить в Аргентину через Америку, и вы пришли поговорить об этом с господином Сэем, главой фирмы. Вы поинтересуетесь, не имеет ли господин Сэй какой-либо информации об этом из-за океана. Может быть кто-то что-то слышал в его нью-йоркской конторе. Причем, все этой вы выясняете очень вежливо, ведете милую беседу. Но глаз с него не спускать. Жмите на него, как можете, но так, чтобы не давать повода для жалоб. Потом вы извинитесь, попрощаетесь и забудете при этот визит. Все понятно? Вопросы есть?

— Нет, сэр, — бесстрастно ответил сержант Данквертс.

Вэлланс вновь нажал клавишу интеркома, и через секунду в кабинет вошел болезненного вида подобострастный человек в шикарном костюме с маленьким чемоданчиком в руке. Войдя, он замер у двери.

— Добрый день, сержант. Входите и рассмотрите как следует этого моего приятеля.

Сержант подошел к Бонду и вежливо попросил его повернуться к свету. Внимательными темными глазами он изучал лицо Бонда целую минуту. Затем сделал шаг назад.

— Что касается шрама, то могу гарантировать не более шести часов, сэр, — сказал он. — Сейчас очень жарко. С остальным все в порядке. Кем он должен стать, сэр?

— Сержантом Джеймсом, сотрудником сержанта Данквертса. — Вэлланс посмотрел на часы. — Всего лишь три часа. Добро?

— Конечно, сэр. Можно приступать?

Вэлланс кивнул, и пересадив Бонда в кресло у окна, поставил свой чемоданчик рядом на пол, встал на одно колено и открыл его. Десять минут он колдовал над лицом и волосами Бонда.

Бонд попытался на обращать на него внимания и стал прислушиваться к разговору между Вэллансом и «Бриллиантовым домом».

— До пол-четвертого его не будет? В таком случае скажите, пожалуйста, господину Сэю, что двое моих людей придут встретиться с ним ровно в три тридцать. Да, боюсь, что дело не терпит отлагательств. Но, конечно, это чистая формальность. Обычное расследование. Думаю, что они не займут у господина Сэя больше десяти минут. Большое спасибо. Да. Помощник комиссара Вэлланс. Правильно. Из Скотланд-Ярда. Да. Спасибо. До свидания.

Вэлланс положил трубку и повернулся к Бонду.

— Его секретарша сказала, что Сэя не будет до полчетвертого. Думаю, вам надо там быть в три пятнадцать. Заранее все осмотреть никогда не помешает. И очень полезно лишить допрашиваемого душевного равновесия. Ну, как у вас там дела?

Сержант Лобиньер протянул Бонду карманное зеркальце.

Чуть-чуть седины на висках. Шрама нет и в помине. Морщинки в уголках рта и у глаз говорят об усердии. Слегка подчеркнуты скулы. Вроде бы изменения и незначительны, но из зеркальца смотрел на него человек, в котором никто не признал бы Джеймса Бонда.

4. Что здесь происходит?

В патрульной машине сержант Данквертс был погружен в собственные мысли, поэтому весь путь вдоль Стрэнда, вдоль по Чансерилейн и Холборну прошел в молчании. На Гэмаджис они повернули налево в Хаттен-Гарден, и машина затормозила у красивого белоснежного портала Лондонского алмазного клуба.

Вслед за своим спутником Бонд пересек тротуар и остановился перед массивной дверью, украшенной надраенной до блеска медной пластиной с надписью «Бриллиантовый дом» и ниже — «Руфус Б. Сэй. Вице-президент, европейский филиал». Сержант Данквертс позвонил. Дверь открыла красивая девушка-еврейка, которая и провела их через застекленную коврами прихожую в отделанную деревянными панелями приемную.

— Господин Сэй будет с минуты на минуту, — произнесла она безразличным тоном и вышла, закрыв за собой дверь.

В приемной было роскошно и, благодаря горящему, несмотря на сезон, камину, жарко как в тропиках. В центре комнаты на темно-красном ковре стоял круглый стол и шесть стульев розового дерева стиля «шератон», которые, по оценке Бонда, стоили по меньшей мере тысячу фунтов. На столе были разложены свежие журналы и несколько копий кимберлейских «Алмазных новостей». При виде них у Данквертса загорелись глаза, и он, подсев к столу, начал листать июньский номер. На каждой стене в позолоченных рамах красовались изображения цветов. В картинах было нечто настолько объемное, что Бонд подошел к одной из них и принялся ее изучать. Оказалось, что это были вовсе не картины, а покрытые стеклом ниши, в которых стояли совершенно одинаковые ватерфордские вазы со свежими цветами.

В комнате было очень тихо, если не считать гипнотизирующего тиканья больших напольных часов и едва слышного шума голосов из-за находящейся напротив выхода двери. Раздался щелчок, дверь приоткрылась и послышался голос с сильным иностранным акцентом, настоятельно увещевавший кого-то:

— Ну, мистер Грюнспан, пазему фи так волновайтесь. Фсе ми хотим заработать, да? Паверьте мне, етот прекрасен камен обашелся мне ф десять тысяча фунтоф. Десять тысяча! Фи не фьерите мне? Клянусь фам. Слофо чести. — Ответом было настороженное молчание, и тогда последовала заключительная ставка. — Болше тофо! Спорю на пять фунтоф!

Раздался смех.

— Ну и штучка же вы, Вилли, — сказал голос явного американца. — Но этот номер не пройдет. И рад бы вам помочь, но камню этому красная цена девять тысяч. Ну еще сотню сверху только для вас. Лучшей цены вам на Улице не найти.

Дверь открылась и в проеме показались будто сошедший с театральной сцены американский бизнесмен в пенсне и поджатыми губами и маленький беспокойного вида еврей с большой красной розой на лацкане пиджака. Видимо то, что в приемной находились люди, оказалось для них полнейшей неожиданностью, и, бормоча под нос «Простите, извините» ни к кому конкретно не обращаясь, американец чуть ли не бегом выпроводил своего компаньона и захлопнул дверь.

Данквертс подмигнул Бонду.

— Вот вам весь алмазный бизнес как на тарелочке, — сказал он. — Это был Вилли Бихринс, один из самых известных независимых маклеров Улицы. Думаю, что другой — это один из торговцев Сэя. — Он вновь уткнулся в свой журнал, а Бонд, подавив желание закурить, вновь принялся разглядывать «картины».

Внезапно мягкая, тикающая, роскошная тишина взорвалась. В один и тот же момент в камине рассыпалось прогоревшее полено, напольные часы пробили половину четвертого, дверь распахнулась, и в приемную вошел крупный темноволосый человек. Сделав два шага, он остановился и стал внимательно разглядывать находящихся в приемной.

— Меня зовут Сэй, — грубо сказал он. — Что здесь происходит? Что вам здесь надо?

Дверь сзади него было открыта. Сержант Данквертс поднялся, вежливо, но решительно обошел человека и закрыл ее. Затем он вернулся на середину комнаты.

— Я — сержант Данквертс из спецслужбы Скотланд-Ярда, — сказал он тихо и примирительно. — А это, — показал он на Бонда, — сержант Джеймс. Я веду расследование по делу о краже алмазов. Помощник комиссара подумал, — его голос стал прямо-таки бархатным, — что вы могли бы нам помочь.

— Да? — спросил Сэй. Он с презрением переводил взгляд с одного из этих нищих ищеек на другого, поражаясь тому, что они осмелились нарушить его покой. — Продолжайте.

Пока сержант Данквертс, тон которого показался бы любому уголовнику угрожающе-ласковым, рассказывал поминутно заглядывая в маленькую черную записную книжечку, свою историю, пересыпая ее оборотами вроде «в шестнадцатых…» и «тут нам стало известно…», Бонд без стеснения изучал господин Сэя, что впрочем, не производило на последнего никакого впечатления, как и вкрадчивый тон сержанта Данквертса.

Господин Сэй был крупным, массивным мужчиной, твердым как кусок кварца. У него было квадратное лицо, угловатость которого подчеркивали его короткие, торчащие ежиком, жесткие черные волосы и отсутствие баков. Брови у него были черными и прямыми, взгляд черных глаз — пронизывающий и решительный. От был чисто выбрит, рот казался узкой длинной и прямой щелью. Квадратный подбородок и массивная челюсть довершали портрет. Он был одет в просторный черный однобортный костюм и белую рубашку с тонким как шнурок ботинка черным галстуком, прикрепленным у воротника золотой булавкой в виде копья. Его длинные руки, расслабленно висевшие вдоль туловища, заканчивались огромными кистями, также покрытыми черными волосами. Ноги, обутые в дорогие черные туфли, были размера 47-го.