Алистер Маклин - Когда бьет восемь склянок Страница 6

— А ты не думаешь, — спросил Ханслетт, — что дядюшка Артур...

— Дьявол с ним, с дядюшкой Артуром! Кто сейчас думает о дядюшке Артуре! Как, по-твоему, что я сейчас чувствую?

Я впал в ярость, я прямо излучал ее. Впервые какое-то трепетное выражение промелькнуло на лице Ханслетта. Я не ожидал от него ни малейшего проявления чувств. — Я не о том, — сказал он. Я о «Нантсвилле». Теперь мы уверены, что это «Нантсвилл», мы знаем его новое название и флаг. Кстати, какое?

— "Альта Фиорд", Норвегия. Но это не имеет никакого значения.

— Это имеет значение. Мы радируем дядюшке Артуру...

— И наши гости обнаружат нас в машинном отделении с наушниками на голове. Ты спятил?

— Черт возьми, ты так уверен, что они явятся?

— Да, я так уверен. И ты тоже. Ты сам сказал.

— Я только признал, что они явятся именно сюда. Если явятся.

— Если явятся, если явятся! Боже милостивый, да они уверены, что я был на корабле несколько часов. Что я мог узнать их имена и составить полное описание каждого из них. Так получилось, что я никого не смог рассмотреть, но они об этом не знают! Они-то уверены, что их приметы будут переданы в Интерпол. Наверняка среди них есть такие, на которых уже имеется досье. Они слишком умны для новичков. Кое-кто наверняка известен полиции.

— Тогда они в любом случае опоздали. Ты уже мог сообщить. — А зачем им единственный свидетель, который может их опознать?

— Я думаю, лучше нам достать оружие.

— Нет.

— Ты не обидишься, если я тебе кое-что посоветую?

— Валяй.

— Бейкер и Дельмонт. Подумай о них.

— Я только о них и думаю. Ты не обязан оставаться здесь. Он поставил свой стакан. Так спокойно и аккуратно, словно просто собрался пойти спать. На его мрачном лице уже второй раз за десять минут появилось выражение, которое я не назвал бы воодушевляющим. Затем он поднял свой стакан и ухмыльнулся.

— Ты соображаешь, что говоришь? — сказал он ласковым голосом. — Тебе, видимо, повредили шею, поэтому у тебя нарушено кровоснабжение мозга. Ты же не справишься и с плюшевым медвежонком! Кто, кроме меня, присмотрит за тобой, если эти ребята и в самом деле начнут свои игры?

— Извини, — сказал я. Вообще-то я так и думал. Я работал с Ханслеттом раз десять за последние десять лет и хорошо знал его, поэтому было глупо с моей стороны говорить такие вещи. Пожалуй, единственное, на что Ханслетт не способен, это бросить вас в минуту опасности. — Ты что-то говорил о дядюшке?

— Да. Мы знаем, где находится «Нантсвилл». Дядюшка может послать военный корабль следить за ним по радару, если...

— Я знаю только, где он находился. Они подняли якорь, как только я удрал. Так что сейчас он может быть в ста милях отсюда — в любом направлении.

— Но нам известно, как он теперь выглядит.

— Я же сказал, что это не имеет никакого значения. Завтра он будет выглядеть иначе. «Хокомару» из Иокогамы, с зелеными бортами, японским флагом и другими мачтами.

— А воздушная разведка? Мы можем...

— К тому времени, когда будет организована воздушная разведка, понадобится охватить район площадью в двадцать тысяч квадратных миль. Плюс низкая облачность — значит, они будут летать низко под облаками. Это уменьшит радиус видимости на девяносто процентов. Да еще этот дождь... Ни одного шанса из ста, даже из тысячи. А если они обнаружат их локатором, что тогда? Дружеская радиограмма от пилота? Больше он ничего не сможет сделать...

— А флот? С самолета можно вызвать корабли.

— Какие корабли? Из Средиземного моря? Или с Дальнего Востока? У флота очень мало свободных кораблей и нет ни одного в этом районе. Пока хоть какое-нибудь военное судно появится в поле зрения, пройдет еще одна ночь, и «Нантсвилл» опять будет черт знает где. Но даже если военный корабль настигнет его, что тогда? Потопить его артиллерийским огнем — может быть, с двадцатью пятью членами прежнего экипажа в трюме?

— А абордажная команда?

— Тогда тех же двадцать пять человек выстроят на палубе, приставят им к затылкам пистолеты, и капитан Имри и его головорезы вежливо спросят наших ребят, что они, по их мнению, сделают в следующее мгновение.

— Я пошел надевать пижаму, — сказал Ханслетт устало. У двери он помедлил, оглянулся. — Если «Нантсвилл» ушел, то и его экипаж — новый экипаж — ушел тоже, и у нас не будет сегодня гостей. Ты так не думаешь?

— Нет.

— По правде говоря, я и сам в это не верю...

Они появились в четыре двадцать утра. Они подошли спокойно, соблюдая все правила, в строго официальном стиле. Они были на борту почти сорок минут, и до тех пор, пока они не отчалили, я все еще не был уверен, они это или нет. Ханслетт пришел в мою маленькую каюту, находящуюся в носовой части по правому борту, включил свет и растолкал меня.

— Вставай, — сказал он громко. — Ну давай же! Вставай!

Я не спал. Я не сомкнул глаз с той минуты, как лег. Я застонал, затем открыл якобы затуманенные сном глаза. Но за спиной Ханслетта никого не было.

— Что это? Тебе чего? — Молчание. — Что за черт! Ведь еще только пятый час.

— Ты еще спрашиваешь у меня, что произошло! — сказал Ханслетт раздраженно. — Полиция. Они уже на борту. Говорят, что дело срочное.

— Полиция? Ты сказал — полиция?

— Ну да. Вставай немедленно, они ждут.

— Полиция? На борту нашего судна? Что за...

— О боже! Сколько ты еще выпил, после того, как я пошел спать? Полиция. Их двое, и с ними два таможенника. Они говорят, очень срочное дело.

— Шли бы они лучше к дьяволу со своей срочностью! Прямо посреди этой дьявольской ночи! Они что, считают нас переодетыми грабителями почтовых поездов? Ты что, не мог им объяснить, кто мы такие? Ну ладно, ладно, ладно! Я уже иду.

Ханслетт ушел, а секунд через тридцать я последовал за ним в салон. Их было четверо — двое полицейских и два таможенника. Это сборище не показалось мне таким уж мерзким. Старший, высокий и плотный, с загорелым лицом сержант поднялся. Он окинул меня холодным взглядом, посмотрел на пустую бутылку из-под виски и два грязных стакана на столике, потом снова на меня. Ему явно не нравились богатые яхтсмены, Богатые яхтсмены, которые пьют ночь напролет и встают на рассвете с мутными глазами, со взъерошенными волосами, бледные и с головной болью. Не любил он богатых изнеженных яхтсменов, одетых в шелковые китайские халаты с драконами, с шотландскими шарфами, небрежно обмотанными вокруг шеи. Мне и самому не нравятся такие типы, особенно эти шотландские шарфы, что в таком ходу у яхтсменской братии. Но должен же я был хоть чем-то скрыть синяки на шее.

— Вы владелец этой яхты, сэр? — спросил сержант. Довольно вежливый голос, принадлежащий несомненно уроженцу западной Шотландии. Большую часть времени от потратил, чтобы выговорить слово «сэр».

— Если вы мне объясните, какое это имеет отношение к вашим чертовым делам, — сказал я неприветливо, — то я, может быть, отвечу, а может быть, и нет. Частное судно — это то же самое, что частный дом, сержант. Вам следовало бы спросить разрешения, прежде чем вваливаться сюда. Или вы не знаете законов?

— Он знает законы, — вставил один из таможенников. Невысокий смуглый тип, гладко выбритый в четыре часа утра, с внушающим доверие голосом. Но выговор не шотландский. — Будьте благоразумны. Сержант ни в чем не виноват. Это мы подняли его с постели три часа назад. Мы ему очень обязаны.

Его я игнорировал. Я разговаривал только с сержантом.

— Сейчас ночь, а мы находимся в удаленной шотландской бухте. Что бы вы чувствовали, если бы четверо неизвестных оказались у вас на борту в столь поздний час? — Я пытался использовать этот шанс, хотя он был слабоват. Если они были те, за кого я их принимал, и если я был тем, за кого они меня принимали, то я не мог такого сказать. Но посторонний сказал бы. — У вас есть удостоверение личности?

— Удостоверение моей личности? — Сержант холодно уставился на меня. — Я не должен предъявлять вам никаких удостоверений. Я сержант Мак-Дональд. Я служу в полицейском участке Торбея вот уже восемь лет. Можете спросить любого в Торбее. Меня все знают. Если он в самом деле был тем, за кого себя выдавал, то это, видимо, был первый случай в его жизни, когда у него спросили удостоверение личности. Он кивнул на второго полицейского: — Констебль Мак-Дональд.

— Ваш сын? — Сходство было несомненным. — Лучший способ держать его в руках, не так ли, сержант? — Я не знал, верить им или нет, но чувствовал, что слишком долго разыгрываю из себя разгневанного судовладельца. Следующий вопрос я задал уже не столь свирепо: — Ну, а таможня? По вашей части я тоже все законы знаю. У вас должно быть разрешение на досмотр, ребята. Я уверен, полиция подтвердит, что я прав. Вы должны где-то там у себя получить разрешение, не так ли?

— Да, сэр. — Это ответил второй таможенник. Средний рост, светлые волосы, начинает полнеть, говорит с белфастским акцентом. Одет как и первый: синий плащ, форменная фуражка, коричневые перчатки и тщательно отутюженные брюки. — Но это сильно усложняет дело. Мы предпочитаем добровольное согласие. Поэтому просто просим разрешения у владельца.