Эвелин Энтони - Наемник Страница 6

— Не жди, что я брошусь целовать тебе ноги, — огрызнулся Келлер. — Ты свое тоже получишь. Ты должен узнать, какие деньги мне дают и кто будет целью. Шагай и скажи тем, сидящим в машине, что я хочу знать все сейчас и дам ответ таким же манером. Один гудок — «нет», два — «да».

Фуад вылез из машины. Шофер «мерседеса» завел мотор. Келлер наблюдал за происходящим в зеркало. Он видел, как Фуад подошел к шоферу и тот что-то сказал через перегородку. Когда Фуад вернулся назад, у него от возбуждения глаза вылезали из орбит.

— Пятьдесят тысяч долларов! — Он едва выговорил эти слова. — Американских долларов! И паспорт на любое имя. Но пока тебе больше ничего не скажут. Хочешь соглашайся, хочешь нет. Пятьдесят тысяч американских долларов — о Аллах! — Он вытер лоснившееся от пота лицо ярким шелковым платком.

— Скажи им, мне надо два паспорта.

Келлер закурил. Он тоже весь вспотел, но старался сохранять спокойствие перед ливанцем. В горле у него пересохло, и руки дрожали. Пятьдесят тысяч!

— Два паспорта, — повторил он. — Один на меня, другой на Соуху. И десять тысяч перевести на ее счет. Иди передай им! Давай шагай, ты, сукин сын! Ты что, хочешь, чтобы пошел я?

Фуад ушел. Келлер расстегнул воротник, по шее тек пот. Это же целое состояние! Он стольких прикончил, что потерял им счет, и всего за несколько су в день. А тут за одного — пятьдесят тысяч долларов! Наверняка какой-нибудь король, принц, политик или гангстер враждующей группировки, из тех, у которых миллиардные доходы от торговли опиумом или кокаином. А он-то считал, что человеческой жизни грош цена. Келлер откинулся на спинку сиденья и расхохотался над своей горькой шуткой. Он и не представлял себе, что жизнь может так дорого стоить.

— Все в порядке! — Фуад сел в машину и захлопнул дверцу. — Паспорт на твое имя, остальные деньги — после окончания работы. Десять тысяч сейчас и паспорт для твоей девчонки.

— Идет! — сказал Келлер. — По рукам! Давай два гудка!

Глава 2

— Ой, что это?

Келлер накупил Соухе на сотню долларов одежды и обуви. Показал ей паспорт, который доставил посыльный. По паспорту у нее было ливанское гражданство.

— Теперь, — объяснил ей Келлер, — ты можешь поехать куда угодно. У тебя есть гражданство. Вот смотри, теперь ты ливанка, а не беженка.

— Я не хочу никуда ехать, — заявила Соуха. — Я счастлива здесь. И не хочу быть ливанкой, я палестинка. Мне не нужны эти вещи. Что ты обещал этим людям, если они дали тебе все это?

Келлер подошел к ней и, взяв за плечи, встряхнул ее. Не сильно, словно упрямого ребенка.

— Не твое дело. Я знаю, что делаю, а ты должна мне доверять. Я говорил тебе, мы начнем новую жизнь. А то живем, как бродячие собаки, шныряющие по помойкам в поисках пищи. Мы станем богатыми, очень богатыми, глупышка! А теперь успокойся, иди и уложи мои вещи в чемодан.

Темная головка Соухи поникла, она прятала лицо. Келлер понял, что она плачет.

— Я боюсь, — проговорила она. — Не знаю чего, но сердце у меня полно тревоги за тебя. Я сделаю, как ты велишь. И буду ждать тебя здесь, пока ты не вернешься. Пусти меня, Бруно, я тебе все приготовлю.

Келлер положил в ливанский банк десять тысяч долларов и распорядился, чтобы Соухе каждую неделю выплачивали деньги. Он не сказал ей, сколько у нее теперь денег, потому что для нее самой безопаснее не знать этого. Если он не вернется, банк будет продолжать выплаты, и она будет обеспечена на всю жизнь. А если бы он даже сказал ей, она не придала бы этому значения. Такого бескорыстного существа он еще в своей жизни не встречал. Он единственный, кто ей был дорог. Ее любовь вызывала в нем чувство неловкости. Она никогда не спрашивала, любит ли он ее. Наверное, своей обостренной женской интуицией чувствовала, что не любит. Он испытал чувство облегчения, что позаботился о ней на случай, если с ним что-нибудь приключится. О деньгах ей беспокоиться не придется. У нее есть даже настоящий паспорт — манна небесная для перемещенных лиц. Если уж он не полюбил ее, то по крайней мере сделал, что мог.

— Я хочу, чтоб ты была тут счастлива без меня, — сказал Келлер. — Я вернусь скоро. Время быстро пролетит.

— Для меня оно будет долгим, как жизнь, — ответила Соуха, закрывая чемодан, — новый, как и вся одежда.

Келлер был не похож на себя в темном костюме, простой белой рубашке и галстуке, который Соухе показался недостаточно ярким. Непохожий и немного чужой. И ей вдруг захотелось, чтобы он снова оказался в своем поношенном старом костюме. Именно таким он вошел в ее сердце.

— Я тебе напишу, — сказал Келлер.

Он лгал, но эта тоненькая девчушка выглядела такой поникшей и несчастной, что он готов был пообещать что угодно, лишь бы утешить ее.

— Я не умею читать, ты ведь знаешь.

— Иди сюда, — позвал Келлер, — иди и послушай, что я тебе скажу.

Она подошла, и он обнял ее.

— Я пришлю тебе весточку. Обещаю тебе, что скоро вернусь. И тогда мы будем вместе, и я никуда больше не уеду. А теперь будь умницей, улыбнись.

По лицу Соухи потоком текли слезы. Она плакала от всей души, не опасаясь, как западные женщины, за свой макияж. Она спрятала лицо у него на груди, но потом подняла голову и улыбнулась. Ее губы дрожали, и она едва сдерживала слезы. Келлер не стал больше испытывать ее терпение. Нежно поцеловал в губы, так, как учил ее, потом поднял чемодан и пошел к двери.

— Жди меня, — сказал он.

— Я буду ждать, — отозвалась девушка. — Буду ждать всю свою жизнь.

Келлер закрыл дверь и спустился по лестнице на улицу. Он не оглядывался. Ведь он попрощался, а оглядываться — дурной знак.

После поездки в Джебарту Кинг уладил все очень быстро. У него были связи и деньги. С паспортом не было никаких затруднений. У его знакомого их была целая куча. Деньги были переведены из Сирии, а паспорт Келлера, с которым он отправится в Штаты, ждал его в конверте в аэропорту. И билет тоже. Но он ничего не узнает, пока не пойдет на посадку.

— Говорит мисс Камерон. Пришлите, пожалуйста, за моим багажом.

Элизабет положила трубку и подошла к туалетному столику бросить на себя последний взгляд. Все дела улажены. Эдди Кинг накануне улетел во Франкфурт, в свою европейскую штаб-квартиру. Ему предстояло наладить распространение своего журнала «Будущее» в Западной Германии. Элизабет не нравились ни журнал, ни его взгляды. Они были очень похожи на крайне реакционные взгляды, которые проповедовала пропагандистская машина Хантли. Напротив постели на столе стояли в вазе две дюжины белых роз, разорванная карточка валялась в мусорной корзине. На ней было написано: «Вы удивительная женщина. Эдди». Элизабет сама не понимала, почему ей стало неприятно, и она тут же порвала карточку. И даже цветы ей были неприятны. Так странно, что он выбрал белые цветы. Впрочем, и сам Кинг был странным человеком. В нем было много обаяния. Он был хорошим рассказчиком, интересным собеседником, мужчинам он нравился, а женщины им увлекались. Элизабет он тоже нравился, но не тогда, когда присылал цветы. В этих случаях она испытывала к старому знакомому дяди далеко не дружеские чувства. Он становился ей противен. Это было глупо и не имело под собой оснований. Кинг для нее ничего не значил. Белые розы тоже. Она просто нервничала, потому что ей предстоял долгий путь в Штаты с тем человеком, которого она видела за дверями отеля. Кинг не захотел сказать ей, что кроется за этой тайной. Но если у него есть законный паспорт, почему он не может лететь один? Ей это казалось нелепым. Но потом она вспомнила о тех уловках, к которым прибегала дядина пресса, чтобы иметь повод критиковать правительство. Вполне вероятно, что это очередной трюк, рассчитанный на то, чтобы обвинить иммиграционную службу в некомпетентности. Когда этот человек окажется в Штатах, его представят как доказательство пробелов в работе органов безопасности.

Хантли нравились проделки такого рода. Он не раз говаривал, что скандалы необходимы — заставляют политиков шевелить мозгами. Власти должны знать, что нельзя все время дурачить американский народ. По крайней мере, пока Хантли Камерон поддерживает это правительство.

Кинг проинструктировал Элизабет, что она должна сделать: оплатить счет в гостинице, сесть в такси, которое будет ждать ее в одиннадцать часов. Тот человек будет уже в машине. Рейс прямой, только с тремя посадками: Рим, Женева, Нью-Йорк.

Дверь в номер открылась. За багажом пришли два портье. Через несколько минут Элизабет покинула комнату. Перед уходом она заметила, какой сильный аромат распространяли белые цветы Кинга.

Келлер увидел ее, когда она спускалась по лестнице. Он заметил, что она красива. Красива даже по строгим меркам такого избалованного туристами города, как Бейрут. Она остановилась в ожидании. Золотистые волосы блестели в лучах зимнего солнца, одной рукой она придерживала у шеи воротник бежевого норкового манто. Один из портье открыл дверцу. Келлер отпрянул назад. Он не знал, с кем ему придется встретиться. Меньше всего он ожидал увидеть женщину. Усаживаясь, она старалась не смотреть на него. Дверца захлопнулась, шофер повернул к ним голову: