Лев Самойлов - Прочитанные следы Страница 7

Разведка стала любимым делом Кленова. Удача сопутствовала ему, и все же он чувствовал, что ему надо еще много учиться, тренироваться, накапливать солдатскую мудрость. Сталкиваясь с полковником Родиным, Кленов внимательно приглядывался к действиям этого спокойного, уравновешенного человека, прислушивался к его советам и старался не ударить лицом в грязь. А полковник иной раз в дружеской беседе говорил:

— Вам, дорогой товарищ, только одного не хватает, чтобы стать идеальным разведчиком: немножко фантазии. Да-да — фантазии.

Шутил полковник или говорил серьезно? Сначала Кленову казалось, что шутил. Какая тут фантазия, когда каждый день приходится иметь дело с совершенно реальными фактами. Эти факты, правда, бывают настолько неожиданными, что никакая фантазия не может их заранее представить. Но потом он понял, что в этой полушутливой фразе много справедливого. И капитан, как и полковник, оценивая и взвешивая факты действительности, старался домысливать их, чуть-чуть фантазировать, не отрываясь, конечно, от реальности.

Товарищи называли командира разведроты профессором. Это прозвище, с легкой руки переводчицы Нины Строевой, прочно закрепилось за капитаном. Вначале он смущался и даже проявлял недовольство прозвищем, а потом махнул рукой и, привыкнув, стал отзываться. «Профессор так профессор, какая разница; не сейчас, так через год-два буду им…»

А пока будущему профессору приходилось заниматься делами отнюдь не научными. Своих подчиненных он учил не с кафедры университета, не в тихих аудиториях, а в бою. Учил и сам учился.

С разведчиками капитана Кленова связывало сложное и многогранное чувство боевой дружбы. Эта дружба возникла из общей ненависти к врагу, из уверенности каждого в каждом, из постоянного ощущения локтя товарища. Она окрепла в смелых поисках «языков», в дерзких налетах на вражеские штабы, в многочасовых засадах, в опасных путешествиях по тылам противника.

Хотя соединение, в котором служил Кленов, отдыхало, разведчики не сидели без дела: для них всегда находились поручения, боевые задания. Вот и сейчас, по-видимому, придется поработать в полную силу.

— Вы отлично понимаете, что медлить нельзя, — говорил полковник. — Штабу фронта стало известно, что против нас начал действовать полковник Ганс Крузе. Крузе — хитрая и опасная лиса. Его появление на нашем участке означает, что фашистское командование готовится осуществить какие-то новые хитроумные замыслы. Следовательно, нам надо быть готовыми к любым вражеским провокациям, неожиданным и коварным… Некоторые меры уже приняты, — продолжал Петр Васильевич. — Немедленно организуются несколько групп для контроля подъездных путей, шоссейных, грунтовых и, конечно, в первую очередь, железнодорожных. Начальник штаба уже дал указание выделить нам необходимых людей. А вам, капитан… — Петр Васильевич наклонился над картой, лежавшей на письменном столе. — Вам придется помочь нам прочесать лес вот в этих квадратах.

Полковник взял красный карандаш и нарисовал стрелу, направленную к центру карты.

— Враг будет стараться уйти дальше в тыл, это для меня бесспорно, — пояснил свою мысль Родин. — А мы закроем перед ним все пути…

От донесшегося издалека взрыва тяжелой бомбы изба вздрогнула, стекла зазвенели. Кленов мельком оглянулся на окна и затем тоже склонился над картой.

Глава 4.

Человек у реки

Капитан попросил у полковника Родина пятнадцать минут на сборы отряда и отправился к себе в роту.

Медленно светало. Занималось утро — хмурое, туманное. Моросил мелкий дождь. Сильный ветер то и дело разрывал низко плывшие облака. В просвете между ними на короткое время появлялось голубое небо и опять скрывалось за новой облачной пеленой. Было свежо и сыро. Кленов зябко ежился и мысленно ругал себя за то, что не оделся теплее.

Рота, которой он командовал, располагалась в небольшом придорожном лесу, неподалеку от штаба соединения. Разведчики жили в землянках и в полуразрушенных деревенских избах, перенесенных сюда несколько месяцев назад гитлеровскими солдатами для своих офицеров. Из сорванных с петель дверей и случайно подвернувшихся досок разведчики сколотили топчаны, покрыли их ветвями и сеном. В общем, устроились удобно, с фронтовым комфортом. Капитан был доволен, что у людей есть возможность отдохнуть, отоспаться, набраться новых сил.

Разведчики, пожалуй, больше, чем кто-нибудь другой, радовались окружавшей их тишине и спокойствию. Тишина! Там, впереди, по ту сторону фронта, их тоже зачастую окружала тишина. Она была неизменным спутником во всех их смелых и дерзких операциях. Чуть слышно скользя по лесу, забираясь в тылы врага, крадучись за «языком», подходя вплотную к штабам фашистов, разведчики свято хранили тишину. Но там тишина была зловещей, угрожающей. Она в любой момент могла взорваться тревожным вражеским криком, автоматным треском, пулеметной очередью, взрывом ручных гранат. А здесь тишина не грозила никакими опасностями, не требовала говорить шепотом, не заставляла прижиматься всем телом к земле. Можно было походить вдоль изб, посидеть без рубахи на солнце, закурить, откашляться, посмеяться вволю и даже спеть, если было желание и если сердце просило песни.

В маленькой, покосившейся от взрывной волны избе спали трое: командир взвода младший лейтенант Семушкин — молчаливый человек высокого роста, в мирной жизни — профессионал-фотограф, старшина Орехов — невысокий, коренастый колхозник из-под Воронежа, степенный и рассудительный, солдатский «папаша», кавалер двух орденов Славы, и Герой Советского Союза ефрейтор Артыбаев — худощавый, неприметный на вид казах, один из наиболее прославленных разведчиков фронта.

Артыбаев был неутомимым ходоком, причем ходил мягко, почти бесшумно. «Тигренок!» — звали Артыбаева в роте. У него были очень зоркие глаза с зеленовато-желтым отливом и отличный слух. Когда он спал, глаза его почти не закрывались, и можно было подумать, что Артыбаев, сощурившись, наблюдает за всем, что происходит вокруг.

Все трое были неразлучны, их всегда видели вместе. Об этой тройке не зря говорили, что из «языков», захваченных ими, можно было бы укомплектовать «языкатую роту пленных».

Сейчас разведчики лежали на узких деревянных скамьях и сладко похрапывали.

Семушкин, Орехов и Артыбаев были частыми гостями у капитана. Его изба стояла рядом. Чаще других сюда захаживал младший лейтенант Семушкин — парторг роты. У него всегда находилось о чем потолковать с командиром, о чем посоветоваться. А в свободную минуту Семушкин, не расстававшийся с фотоаппаратом и на фронте, фотографировал Кленова и друзей, обещая к концу войны сделать «альбом воспоминаний».

Сегодня разведчики не дождались возвращения капитана.

Старшина роты, с короткой и веселой фамилией Крикун, сообщил им, что командир у полковника Родина, и посоветовал ложиться спать.

— Вы же знаете, ребята, — сказал Крикун, — после срочного вызова к начальству, да еще в такое время, начинаются разные дела. Так что на всякий случай отоспитесь как следует.

Когда Кленов вошел в свою избу, на столе шумел и постреливал угольками самовар. Крикун хотел было с обычной шуткой-прибауткой попотчевать Кленова чаем, но по сосредоточенному, нахмуренному выражению его лица понял, что командиру сейчас не до чая.

— Старшина! — отрывисто приказал капитан. — Поднять первый взвод. А до этого разбудите и вызовите ко мне Семушкина, Орехова и Артыбаева. Быстро!

— Есть разбудить! — повторил Крикун и выскочил из избы.

Капитан задумчиво постоял у стола, припоминая все, что только что узнал у полковника Родина. Беспокоила одна мысль: а если прочесывание леса не даст результатов? Что тогда делать дальше?

Дверь открылась, и на пороге показались разведчики.

— Товарищ капитан, по вашему приказанию… — начал рапортовать Семушкин, но Кленов прервал его:

— Все готовы? Оружие в порядке?

— Так точно.

— Пойдете со мной. Задание объясню потом. Лишнего ничего не брать.

— Понятно. Не в первый раз, — отозвался Орехов.

Из-за спины разведчиков выглянул старшина

Крикун и неуверенно спросил:

— Товарищ капитан, может, перед выходом чайку попьете?

Крикуну было явно жаль «пропащего самовара».

— Напьемся в другой раз, — ответил Кленов.

В это время загудел полевой телефон. Кленов взял трубку и услыхал знакомый голос лейтенанта Строевой. Она коротко и официально — так, что Кленов даже улыбнулся, — сообщила просьбу полковника поскорее возвращаться в отдел и подождать. Полковник ушел по срочному вызову к командующему соединением и должен с минуты на минуту вернуться.

— Иду! Вот и не пропал чай! — бросил Кленов Крикуну. — Пейте, товарищи, я скоро вернусь.

Разведчики остались ждать, а Кленов отправился обратно в отдел контрразведки. Когда он вошел в избу, там уже находились несколько офицеров. По лицу капитана скользнула тень. Он был недоволен тем, что ему и сейчас не удастся переброситься несколькими словами с Ниной. А он так спешил!